– Вы хотите сказать?‥
– Кому-то не терпелось развязать войну между Российской Империей и Германским Рейхом. – Я посмотрел герцогине прямо глаза. – Но уж точно не мне, ваша светлость.
– Может, и так… Я не из тех, кто спешит с выводами – и уж тем более с поступками. – Герцогиня чуть нахмурилась. – Но стоит ли удивляться, что мне любопытно, откуда здесь взялся подданный российской короны? Да еще и сам князь Александр Горчаков.
– Уверяю, ваша светлость, у меня есть причины быть здесь, – усмехнулся я. – И это не праздное любопытство и даже не желание полюбоваться местными видами, хоть Лотарингия и стоит того, чтобы ее повидать…Но уж точно не сейчас, когда наши страны находятся в состоянии войны.
– Не сомневаюсь. Человек в вашем положении едва ли мог бы позволить себе путешествовать без дела… Даже в столь приятной компании. – Герцогиня скосилась на Гижицкую. – И именно поэтому я, можно сказать, вынуждена поинтересоваться: зачем вы здесь, князь?
– Мой император пожелал, чтобы мы с графиней отправились в Париж, ко двору Жозефа Бонапарта, – ответил я. – Но дирижабль, на котором мы летели… потерпел крушение. В живых остались только мы вдвоем, а все остальное, подозреваю, вам и так прекрасно известно.
Про Абвер или местную полицию я не сказал ни слова: герцогиня наверняка знала и о крушении “Петра Великого”, и о таинственных беглецах, и о рыскающих неподалеку людях канцлера. Не могла не знать. И сейчас наверняка уже вовсю просчитывала, что делать с буквально свалившейся на ее голову сомнительной добычей.
– Значит, вас ждали в Париже… – задумчиво проговорила она. – Для чего?
– Боюсь, я не вправе говорить о подобном. Ваше гостеприимство мне безмерно приятно, но все же не настолько, чтобы забыть о главном: вы – подданная германской короны. А мы с графиней… – Я улыбнулся и покачал головой. – Мы – ваши пленники.
– Я бы предпочла, чтобы вы чувствовали себя гостями в шато де ла Гранж. – В голосе герцогини прорезались недовольные нотки. – И я уж точно не думала держать вас здесь силой…
– Но будете, если мы дадим вам повод. Разве не так, ваша светлость? – Я откинулся на спинку кресла. – Мой правитель наделил меня достаточными полномочиями – в том числе и поделиться истинными причинами визита его подданных к императору Жозефу… В случае, если я посчитаю нужным. Но только в этом случае – и только тому, кого я смогу назвать другом или хотя бы благожелателем. Или радушным хозяином. – Я на мгновение смолк и демонстративно поправил узел на галстуке, хотя тот наверняка и так выглядел безупречно. – А ваша светлость, между тем, так и не удосужились назвать мне свое имя… Разве друзья так поступают?
– Прошу меня простить, князь. – Герцогиня склонила голову. – Мое имя – Изабель де Водемон из Лотарингского дома, который к югу отсюда также называют Эльзасским. Мой род правил этими землями сотни лет.
– Пока сюда не пришли солдаты кайзера, ведь так? – заметил я. – Кто-то из ваших предков был вынужден присягнуть на верность германской короне.
– Прадед. Старику пришлось… пришлось пойти на многое, чтобы сохранить род и собственную жизнь. Но, как бы то ни было, власть ему не оставили. Уже почти сотню лет и Лотарингией, и Эльзасом управляет наместник кайзера в Страсбурге… формально, во всяком случае.
Герцогиня явно не очень-то любила вспоминать эту часть семейной истории – в ее голосе прорезалась неподдельная горечь. И едва ли наместник в Страсбурге был упомянут случайно: я уже понемногу догадывался, к чему идет речь. Но, разумеется, предпочел отмолчаться – если уж ее светлость предоставила мне такую возможность, не закончив свои слова очередным каверзным вопросом.
– Но здесь пока еще не забыли, кто я такая, – снова заговорила герцогиня после почти минутного молчания. – И я должна выполнять волю моего народа… Я – а не наместник кайзера.
– Таков долг каждого правителя, – осторожно отозвался я. – Мне показалось, что ваши люди не хотят войны.
– Так и есть, князь. Всякая война зло, но война с Россией – страшнее любой другой. – Герцогиня мрачно усмехнулась. – У многих здесь предки воевали под знаменами Наполеона Бонапарта… И, в отличие от болванов в Вене, мы еще не забыли, чем может закончиться подобное.
– Без нас? – Я улыбнулся одними уголками губ и чуть подался вперед. – Так, кажется, отвечают местные парни вербовщикам из столицы?
– Без нас, – повторила герцогиня. – Поверьте, князь, у меня немало причин скорбеть о кайзере Вильгельме и желать мести – но уж точно не такой ценой.
– Немало причин? – переспросил я.
– Думаю, вам прекрасно известно, что Лотарингский дом уже многие века тесно связан с династией Габсбургов.
Я на всякий случай многозначительно хмыкнул, хотя о подобных тонкостях взаимоотношений родов в Европе, признаться, едва ли вспомнил бы хоть что-то. Впрочем, герцогине явно и самой не терпелось выложить кое-какие тайны.
– Говорят даже, что род покойного кайзера происходит от древних правителей Эльзаса, – продолжила она. – Не знаю, так это, или нет – но Вильгельм всегда был благосклонен к народу Лотарингии. И более того – он был прекрасным человеком. – Герцогиня протяжно вздохнула. – Пожалуй, одним из немногих, кто ценит мир и жизни простых людей больше власти и даже собственной короны.
Речи ее светлости не слишком-то вязалось с тем, что творилось в Петербурге последний год, но от замечаний я, разумеется, воздержался. У меня не было возможности прощупать герцогиню Даром, но я и без магии чувствовал, что она не врет… Или хотя бы сама искренне верит в собственные слова.
– Звучит так, будто вы знали покойного лично.
– И куда ближе, чем вы могли бы подумать, князь, – кивнула герцогиня. – Не знаю, стоит ли сейчас говорить об этом… но нам с ним даже случалось обсуждать независимость Лотарингии и Эльзаса.
– Вот как?
Меня снова застали врасплох – настолько, что я едва смог подавить желание тут же заткнуть себе рот круассаном… исключительно для того, чтобы тут же не ляпнуть что-нибудь совершенно неуместное на родном языке.
Было бы очень неловко – особенно если герцогиня хорошо знает русский.
– Вы мне не верите, князь?
– Нет, почему же… ваша светлость. Хоть поверить в подобное и непросто. – Я попытался вновь напустить на себя невозмутимый вид. – Такие разговоры едва ли понравились бы знати и совету в Регенсбурге… Наверняка кайзер нажил себе немало врагов.
– Куда больше, чем нам бы хотелось, – вздохнула герцогиня. – И в его собственном доме их было едва ли не больше, чем в далеком Петербурге.
– Похоже, мне больше нет нужды доказывать вам свою невиновность. – Я демонстративно уселся поудобнее, растекаясь в кресле. – И даже осмелюсь предположить, что у нас с вашей светлостью могут найтись… скажем так, некие общие интересы.
– Меня заботит только судьба моего народа. – Герцогиня снова слегка нахмурилась. – И то, что происходит сейчас…
– Идет война. И Абвер наверняка готов выжигать любые мысли о свободе ваших людей каленым железом. – Я опустил ладони на подлокотники кресла. – Ведь если бы покойный кайзер дал вольную Лотарингии и Эльзасу, не прошло бы и полгода, как вы оказались бы под крылом у Жозефа Бонапарта… конечно же, если бы тот сам пожелал…
– Попробовал бы он не пожелать! – Герцогиня сердито сверкнула глазами. – И неважно, что там думают в Вене или Регенсбурге. Лотарингия и Эльзас – это Франция! Я ношу французское имя, доставшееся мне от предков. Мы с вами, князь, говорим на французском языке, как и все на этих землях. И рано или поздно справедливость будет восстановлена!
– Опасные слова, ваша светлость, – вздохнул я. – Разумеется, я целиком и полностью понимаю вас, но едва ли стоит говорить подобное кому-то другому… даже с вашим положением.
– Мне нечего бояться, князь. Этого хочу я мой народ – а значит, хочет и сам Господь Бог. – Герцогиня несколько раз шумно выдохнула через ноздри, но потом все-таки взяла себя в руки. – Но вы правы… конечно же. Наверняка у Абвера даже в этом доме есть свои глаза и уши – и мне следует быть осторожнее.
– Пожалуй, мы продолжим нашу беседу чуть позже, – кивнул я. – Если ваша светлость не возражает.
– Разумеется, князь. – Герцогиня изобразила очаровательнейшую улыбку, будто разом забыв обо всем, что было сказано. – Мы непременно еще поболтаем… с глазу на глаз. Конечно же, если ваша милая спутница не откажется уступить вас на пару часов.
– Разумеется, ваша светлость, – отозвалась Гижицкая. – Сколько угодно. Я вполне могу и сама о себ позаботиться.
– Чудесно. – Герцогиня легонько хлопнула в ладоши. – Слышала, что вы, князь, прекрасный стрелок.
– Слухи несколько преувеличены, – осторожно отозвался я. – Не знаю, к чему…
– Вы ведь не откажетесь составить мне и моим друзьям компанию и поохотиться после обеда? В это время года собаки без труда берут след, а зайцев в лесу особенно много… Так почему бы не подстрелить парочку?
Глава 27
Лай собак раздавался чуть в стороне – и будто бы даже удалялся от того места, куда мы направились. Гижицкия чуть отстала, а я, признаться, поначалу и вовсе не заметил: слишком увлекся охотой. Егеря и свора гнали зайцев на выстрел, а мне оставалось только добраться до открытого места и нажать на спуск.
Заряженное дробью творение итальянских оружейников наверняка выплюнет достаточно свинца, чтобы даже не самый умелый стрелок не ушел без добычи.
Завидев впереди просвет между деревьями, я ускорил шаг. То ли заяц оказался слишком сообразительным и прытким, то ли подвели собаки и люди – погоня явно сворачивала дальше в лес. И я рисковал вместо верной мишени влепить оба патрона в траву или покачивающие кусты – да еще и с такого расстояния, что ушастый только посмеется вместо того, чтобы любезно предоставить свою тушку к обещанному герцогиней ужину.
Но сегодня удача явно оказалась не на моей стороне: продираясь сквозь густые заросли, я совсем перестал смотреть по сторонам и, выбравшись на край поляны, тут же полетел кубарем. Земля ушла из под ног, ствол ружья дернулся, как живой, впечатался в ключицу так, что потемнело в глазах, и через мгновение я врезался лопатками в землю. Которая, к счастью, оказалась достаточно мягкой из-за толстого слоя листьев – пахучих и влажных, явно залежавшихся еще с прошлого года.