– Они отступают! – заорал кто-то со второго этажа наполовину разбитого снарядами дома справа. – Немцы бегут!
– Не жалейте патронов! – отозвался с баррикады голос Жан-Поля. – Сегодня мы войдем в историю!
Уцелевшие стрелки громыхнули хором вдогонку серым мундирам, и я тоже ударил – почти наугад запустил еще трех Полуденниц. На большее уже не хватило сил. Не будь у меня необходимости держать марку – пожалуй, тут же уселся бы отдыхать прямо здесь, на асфальте, даже не доковыляв до ближайшей баррикады.
Мы победили… кажется.
– Ну и ночка, друг мой! Вот уж не думал, что человек вообще способен на подобное. – Жан-Поль забросил винтовку за спину легонько хлопнул меня по плечу. – Похоже, все рассказы о тебе – чистая правда… Знаешь, я начинаю бояться…
– На вашем месте, мсье, я бы скорее опасался вот этого!
Взъерошенный и заспанный Делорм появился невесть откуда – и теперь настойчиво тянул меня за рукав, будто пытаясь развернуть лицом обратно к центру города. Туда, где сквозь расступающуюся толпу ополченцев и местных по улице неторопливо протискивались несколько черных машин. Я не узнал ни одну – даже марку… зато был совершенно точно уверен, что ни в армии ее светлости, ни в соседних городах и коммунах подобных авто не имелось и в помине.
Огромные, блестящие, явно не самых дешевых марок… и наверняка преодолевшие не одну сотню километров, чтобы оказаться здесь, в Сен-Жорже. На первой машине развевался белый флаг парламентеров – видимо, поэтому их и пропустил к нам пост на западной дороге. Но уже на второй виднелись до боли знакомые цвета.
– Это русские… – пробормотал Делорм, отпуская мою многострадальную одежду. – Клянусь Богом, мсье, это же флаг Российской империи!
Глава 33
– Вы бредите, мсье. – Я прищурился, стараясь получше рассмотреть застрявшую в толпе колонну. – Впрочем, и я тоже. Или мы все разом сошли с ума, или…
Русские, здесь, чуть ли не в полуторе тысяч километров от ближайшей точки на границе? Да еще и с имперским флагом, на трех машинах разом? Я успел всерьез подумать, что бой на самом деле не прошел для меня бесследно: защитные плетения остались на месте, но мог же увесистый булыжник или осколок кирпича каким-то чудом преодолеть магическую броню и врезать мне по темени?‥
И все же никакой ошибки быть не могло: в Сен-Жорж действительно пожаловали мои соотечественники. Под знаменем империи, с белым флагом парламентеров и на трех авто – похоже, французских марок.
И я, кажется, уже успел догадаться – кто именно.
– Пропустите их, – устало скомандовал я. – Эти мсье проделали долгий путь, чтобы увидеть нас с ее светлостью герцогиней.
И один из них как раз сейчас прорывался ко мне сквозь ополченцев. Те робко пытались его задержать, но силы оказались явно неравны: рослый мужчина возвышался над местными чуть ли не на целую голову и орудовал плечами так, что бедняги буквально разлетались с его пути, как кегли.
Дмитрий Александрович, второй из старших князей Оболенских и глава российского посольства при дворе Жозефа Бонапарта, был мужчиной импозантным и степенным, но сейчас выглядел… пожалуй, даже грозно. А мятый костюм, взъерошенные седеющие волосы и трехдневная поросль на щеках лишь добавлялил ему внушительности. Неудивительно, что местные спешили поскорее убраться с дороги.
Оставляя меня с этим медведем один на один.
– Доброго утра, ваше сиятельство. – Я чуть склонил голову. – Хотел бы я, чтобы наша первая встреча случилась при других обстоятельствах, но…
– Значит, это правда? – Оболенский навис надо мной грозовой тучей. – В этой… партизанщине действительно замешан князь Горчаков? Конечно, до Парижа уже давно доходили слухи, но я не мог даже подумать…
– Партизанщине? – усмехнулся я. – Эти люди предпочитают, чтобы их называли объединенной освободительной армией Лотарингии и Эльзаса. Здешний народ сражается за свободу – и в моих силах лишь немного им помочь.
– Немного?! – Оболенский сверкнул глазами. – Думаете, я не смогу распознать работу боевого мага третьего класса?
– Всего лишь четвертого… с натяжкой, – невинно отозвался я. – И вряд ли у меня есть основания всерьез считать себя боевым магом.
– Нет, именно третьего, Александр Петрович. Если я хоть что-то смыслю в родовом Даре… Стоит ли удивляться, что все это ваших рук дело. Вполне в духе Горчаковых.
– Как пожелаете, Дмитрий Александрович. – Я не стал спорить. – Только – прошу вас – давайте немного прогуляемся… в сторону. Не слишком-то учтиво разговаривать на родном языке там, где его никто не понимает.
– Скорее я бы уж опасался тех, кто понимает, – буркнул Оболенский.
– Тем более, князь. – Я взял его сиятельство под руку и осторожно потянул к дороге – туда, где вдалеке догорали разбитые немецкие панцеры. – Не знаю, что вас так раздосадовало, но местным аристократам уж точно лучше не знать о наших…назовем это разногласиями. У них и так достаточно поводов для пересудов.
– Разумеется! – Оболенский понизил голос и зашипел, как змея. – Князь Горчаков неведомо откуда появляется в Меце, и уже через несколько дней на границе Франции и германского Рейха начинается черт знает что! Вы… что вообще случилось с российской делегацией? Где остальные – и где “Петр Великий”?!
– Дирижабль сбили примерно в полусотне километров от Кёльна. Немецкие аэропланы, – отозвался я. – Из всего экипажа и пассажиров уцелели… уцелел только я один. Солдаты прочесывали местность, но мне посчастливилось сбежать и встретить ее светлость герцогиню Эльзасскую из рода Водемон. Остальное вам, полагаю, известно.
– Более чем. – Оболенский вздохнул и покачал головой. – Но почему вы не вышли связь с посольством, князь? Мы смогли бы организовать ваш переход через границу… конечно же. Доставить в Париж.
– Где я тут же лишился бы всех возможностей, которые есть здесь и сейчас, – усмехнулся я. – Вы ведь не хуже меня знаете, какова была цель визита делегации ко двору французского императора.
– Цель… я бы сказал – невыполнимая задача, сударь! Своими действиями вы фактически уничтожили все, чего мы добивались почти два месяца. – Оболенский снова сердито оскалился. – Парижская знать требует немедленных действий, а сам император Жозеф просто в бешенстве!
– Отлично. Значит, все идет именно так, как нам нужно. – Я невозмутимо пожал плечами. – И уже совсем скоро война для Франции станет неизбежной.
– Откуда такая уверенность, князь? – огрызнулся Оболенский. – Нуждайся Жозеф в чем-то подобном, мне бы не пришлось…
– Позвольте не согласиться, ваше сиятельство. – Я покачал головой. – Разумеется, я прекрасно осведомлен об осторожности французского монарха… которую порой склонны называть нерешительностью. Но даже такой человек не станет отказываться от того, что само идет ему в руки. Особенно сейчас, когда мы побеждаем. Освободительная армия уже заняла почти все крупные города в Лотарингии и Эльзасе, а местная знать и наместники присягнули на верность герцогине. Через несколько дней мы наверняка доберемся до Саверна – и тогда дорога на Страсбург будет свободна!
– Может и так – но что потом, князь? Что будет, когда Каприви направит сюда настоящую силу? Весь этот… сброд, – Оболенский скосился на оставшихся далеко за спиной ополченцев, – расползется по домам, как только заговорят пушки. Ваших талантов вполне может хватить и на Саверн, и даже на Страсбург, но уж поверьте, Александр Петрович – уже в Штутгарте достаточно немецких солдат, чтобы заставить эту нелепую армию бежать, сверкая пятками, до самой французской границы!
– Значит, мы с вами должны заключить союз с Жозефом от имени его величества императора Павла до того, как это случится. Только и всего, – отозвался я. – На любых условиях. У меня… у нас есть подобные полномочия, Дмитрий Александрович, даю вам слово.
Оболенский шумно выдохнул через нос – и тут же притих. Не стал ни спорить, ни даже требовать доказательств, зато смотрел уже совсем не так, как несколько мгновений назад. Будто или вдруг начал воспринимать меня всерьез, или только сейчас задумался над моими словами… а то и вовсе испугался.
Отчасти я его даже понимал: российское посольство в Париже наверняка оказалось связано по рукам и ногам. Регламентом, обстоятельствами, всякими дипломатическими штучками и какими угодно подковерными играми – иначе Павел попросту не стал бы возиться с делегацией и уж тем более – со мной лично. Так или иначе, я в одиночку за какие-то две недели смог добиться большего, чем целый штат советников и атташе с самого начала войны. Неудивительно, что Оболенский имел на меня изрядный зуб… особенно с учетом крайней сомнительности моих действий, которую не стал бы отрицать даже мой собственный дед… Впрочем, нет: дед как раз и вовсе наверняка разнес бы меня в пух и прах.
И был бы прав.
– Так или иначе, наступление продолжится, Дмитрий Александрович, – снова заговорил я. – Джинн уже вылетел из бутылки, и затолкать его обратно не представляется никакой возможности… В сущности, от меня теперь зависит не так много. Сейчас – самый подходящий момент для союза Франции и российской короны. Жозеф не осмелится пойти против воли собственного народа – для него это почти наверняка станет политическим самоубийством. Но даже если по каким-то причинам это случится, – Я посмотрел Оболенскому прямо в глаза, – самый обычный мятеж на западе Рейха в любом случае будет в интересах российской короны. И за него будет отвечать ее светлость герцогиня. И я лично: перед его величеством Павлом Александровичем, перед Жозефом Бонапартом, перед канцлером Каприви… перед каждым жителем Лотарингии и Эльзаса и хоть перед самим чертом, если придется. Ваше сиятельство.
– Могу только позавидовать вашей решимости, Александр Петрович. – В голосе Оболенского вместо обиды вдруг прорезалось что-то похожее на уважение. – Но вам ли не знать – одной ее порой оказывается недостаточно. Хочется верить, что вы знаете, что делаете.
– Знаю… в общих чертах, конечно же, – кивнул я. – В первую очередь нам нужны переговоры с Жозефом, и чем скорее – тем лучше. Думаю, он не откажет мне – особенно по личной просьбе российского посла. Ведь так, Дмитрий Александрович?