Наверное, что-то похожее человек ощущает перед тем, как нырнуть в воду с обрыва огромной высоты: дикую смесь восторга, страха и предвкушения чего-то безумного и одновременно прекрасного. Но если Оболенский только готовился к прыжку, то я уже вовсю летел вниз, кувыркаясь в воздухе.
И стоило хоть немного замедлить полет – на тот случай, если внизу вместо спасительного озера все-таки окажутся острые скалы.
– Никто не требует от вас незамедлительного решения. – Я заговорил тише, специально чуть растягивая слова. – В сущности, Франции даже не обязательно вступать в войну… сразу же. В Лотарингии и Эльзасе достаточно крепких молодых мужчин, чтобы не только занять Страсбург, но и отбросить немцев за Рейн и не дать им вернуться обратно. А у аристократов достаточно средств – и каждый здесь готов вывернуть карманы, чтобы обеспечить армию ее светлости герцогини всем необходимым… Но этим отважным людям все равно не обойтись без помощи, ваше величество. – Я чуть подался вперед, заглядывая Жозефу прямо в глаза. – Им нужно оружие – не старые ружья, а пистолеты, самозарядные винтовки и патроны к ним. Солдаты Рейха – слишком крупная дичь для охоты дробью. И уж точно нам никак не обойтись без тяжелой техники. Если не панцеры с… автоматическими митральезами, – Я на ходу кое-как сообразил, чем на французском можно заменить “пулемет”, – то хотя бы бронированные автомобили, военные грузовики, пушки. Всего одна батарея с хорошим запасом снарядов в умелых руках может изменить многое. Но больше всего мы с герцогиней нуждаемся в офицерах… конечно же. Горстки бывших солдат явно недостаточно, чтобы превратить в настоящую армию вчерашних булочников, рабочих и крестьян. Несколько сотен профессионалов быстро исправят дело. И для этого им совершенно не обязательно носить форму или знамена французской армии. – Я понизил голос чуть ли не до шепота. – Отдельный корпус из добровольцев, неофициально…
– Достаточно, князь! – буркнул Жозеф. – Я прекрасно вижу, к чему вы клоните. Но война – это не развлечение для скучающего аристократа, и в ней нельзя участвовать играючи или наполовину.
– Пожалуй. – Я не стал спорить. – Но если так – каким будет ваш ответ?
– Пока только могу обещать вам, что ответ будет. Нравится мне это, или нет – вы с герцогиней загнали Париж в положение, в котором мы никак не сможем остаться в стороне. Пожалуй, мне даже придется в какой-то момент взять под защиту независимые Лотарингию и Эльзас… независимые, князь, – Жозеф повторил слово для пущей убедительности. – Но сейчас, пока эти земли являются частью германского Рейха и находятся под управлением наместника, в любом случае слишком рано рассуждать об этом. Возможно, мы еще вернемся к этой беседе, когда освободительная армия займет Страсбург, и герцогиня сделает официальное заявление. После этого мы сможем обсудить с вами условия союза Франции и Российской империи, князь. – Жозеф отодвинул стул и поднялся, ясно давая понять, что на сегодня разговор окончен. – Но уж точно не раньше.
Глава 36
– Старый… пингвин.
Я еле удержался, чтобы вместо благородной птицы не вспомнить что-нибудь куда менее подобающее особе королевской крови. Выругаться хотелось отчаянно – настолько, что я уже почти готов был плюнуть и на регламент, и на приличия, и на присутствие в комнате титулованных аристократов.
Впрочем, они-то как раз наверняка бы меня поняли. Оболенский уж точно – судя по мелькнувшему в его взгляде одобрению. Его величество Жозеф Бонапарт подложил нам изрядную свинью. Настолько крупную, что я уже всерьез начал сомневаться, что дело выгорит.
Нет, едва ли хоть кто-то из собравшихся в комнате думал, что наместник сложит оружие и встретит армию герцогини с цветами, как встречали города и коммуны к западу отсюда. Прямо за Рейном начинались земли, которые сотни лет населяли германцы – да и в самом Страсбурге их было не меньше половины. Не говоря уже о тренированных солдатах и офицерах Рейха: тысяча серых мундиров – а может, и все полторы-две, не считая местного ополчения.
А еще – пулеметы, пушки и остатки панцеров. После разгрома под Сен-Жоржем наместник больше не пытался застать нас врасплох или встретить в поле – напротив, пятился, уступая освободительной армии километр за километром. Саверн сдался без единого выстрела, а коммуны по обеим крупным дорогам за ним и вовсе будто не заметили появления грузовиков и оравы парней под французскими знаменами. Кто-то из местных искренне радовался нашему появлению, кто-то недобро косился на чужие флаги на ратушах – но все продолжали жить так, словно ничего особенного не случилось.
Наша армия буквально взяла Страсбург в клещи с севера и запада. Посыльные докладывали, что и на юге почти не осталось ни немецких укреплений, ни даже постов. Разведчики на автомобилях добирались чуть ли не до самой швейцарской границы в сотне километров – и порой за целый день не видели ни одного солдата в серой форме Рейха – даже издали. До этой части Эльзаса война будто и вовсе не добралась.
Немцы отступали – но только для того, чтобы наглухо окопаться в Страсбурге. Бросали дежурные части и укрепления, стягивали технику и всячески избегали боя. Наместник фактически сдал нам все по эту сторона Рейна, сохранив лишь один-единственный город. Сомнительное решение, если хочешь сохранить власть.
И весьма эффективное – если перед тобой стоит одна единственная задача: связать мятежников, запереть их в Эльзасе и не дать во всеуслышание заявить об освобождении без пяти минут французских земель.
– Такое чувство, будто меня обманули… – тихо проговорила герцогиня, – всех нас.
Страсбург оказался крепким орешком – настолько, что челюстям освободительной армии определенно не хватало сил его разгрызть. От Диншема, где расположился наш штаб, до окраин города оставалось каких-то два-три километра – но их еще предстояло пройти. Даже сейчас откуда-то издалека доносилась пулеметная стрекотня и глухие хлопки орудий. Отряды ополченцев прощупывали немецкие укрепления… и вряд ли особенно удачно.
Жозеф наверняка знал, что все так и будет – не мог не знать. Без хоть какой-то помощи французской армии местным оказалось нечего противопоставить броне панцеров и огневой мощи пулеметов – кроме собственной отваги. Если бы я лично возглавил атаку, повел на приступ несколько тысяч кое-как вооруженных людей разом, а Одаренные кромсали боевыми заклятиями укрепления и позиции стрелков на чердаках и балконах жилых домов, уничтожая магией все без разбора… пожалуй, мы победили бы, хоть и ценой трех четвертей войска и разрушив город чуть ли до основания.
А ее светлость герцогиня из героя-освободителя тут же превратилась бы в мясника.
Не знаю, просчитывал ли Жозеф такой исход – но текущее положение дел его определенно устраивало. С одной стороны, застрявшая на левом берегу Рейна освободительная армия становилась для Франции надежным щитом – в случае, если канцлер решил бы отправить в против нас больше солдат и техники. С другой – укрепившиеся в Страсбурге немцы никак не давали заявить об освобождении Эльзаса, позволяя его величеству оттягивать решение о помощи сколь угодно долго. Приходилось признать, что за столом переговоров хитрый и осторожный Жозеф переиграл меня чуть ли не полностью.
И мне оставалось только переиграть его здесь, под Страсбургом.
– Может быть, осада? – Герцогиня снова склонилась над картой. – Если мы сможем окружить город…
– Нет, – вздохнул я. – К сожалению, нет, ваша светлость. Даже если мы сможем взорвать мосты вверх и вниз по течению, все равно останется переправа в самом Страсбурге, по которой пойдут и боеприпасы, и провиант, и подкрепления. К тому же у меня есть серьезные сомнения, что господин канцлер будет настолько любезен, чтобы предоставить нам столько времени… Признаться, я вообще удивлен, что регулярные части из Фрайбурга еще не перешли Рейн и не ударили нам во фланг.
– Не говоря уже о том, что для окружения Страсбурга неполных четырех тысяч бойцов явно недостаточно. – Оболенский покачал головой. – Это кольцо будет больше напоминать решето, ваша светлость.
– Так найдите еще! – Герцогиня сверкнула глазами и подалась вперед, будто собираясь выпрыгнуть из кресла. – Добровольцы появляются каждый день, аристократы жертвуют тысячи и тысячи франков. Что вам еще нужно, мсье?!
– Деньги нельзя есть, – отозвался я. – И уж тем более франками нельзя вооружить бойцов. Вы правы – я действительно могу призвать под ваши знамена вдвое больше людей, но им придется идти на немецкие укрепления с граблями и вилами. Все склады на западе уже давно выгребли подчистую, а местные солдаты Рейха взрывали или сжигали при отходе. Раздобыть винтовок попросту негде, а от десятка ружей будет немногим больше толку, чем от рогаток. Но дело даже не в этом, ваша светлость. – Я откинулся на спинку кресла. – Для лобового штурма Страсбурга будет мало и десяти тысяч… конечно, если вы не хотите шагать к резиденции наместника по колено в крови.
– В лагерь приходят перебежчики. Они говорят, что у противника меньше десятка панцеров, всего несколько пушек и нет даже одного полка солдат, – задумчиво проговорил Оболенский. – Около тысячи штыков в общей сложности. Если в город еще не прибыли подкрепления с того берега Рейна. До Штутгарта всего несколько часов езды – при желании канцлер утроит гарнизон в Страсбурге меньше, чем за сутки.
– Вы на удивление осведомлены о положении дел вокруг Рейна. – Я скосился на Оболенского. – Для того, кто последние несколько лет провел в Париже. Его величество император Жохеф любезно предоставил вам данные французской разведки? Или у российского посольства свои источники?
– Всего понемногу, князь, – хмуро ответил Оболенский. – Не стоит думать, что мы все это время просиживали штаны в Версале без дела. Может, среди нас и не нашлось человека ваших талантов и полномочий – кое-что все-таки удалось. Российское посольство уже давно готовило второй фронт по приказу императора.
– Не сомневаюсь. – Я склонил голову. – И особенно обидно будет отступить сейчас, когда до цели остается совсем немного.