– Halt! – Один из солдат в сером выскочил навстречу, размахивая руками. – Черт бы вас, побрал, остановитесь! Вы там что, спятили?!
Бедняга так и не успел сообразить, почему боевая машина, со всех сторон отмеченная строгими черными крестами армии Рейха, не спешит на северные рубежи, а на полном ходу несется к центру города. Немцы не стали стрелять – только с дикими воплями и руганью разбежались во все стороны.
От удара меня чуть не вмазало лицом в рукоять пулемета. Гоночными скоростями панцер, конечно же, не отличался – зато массу имел такую, что одну из машин в кордоне просто отшвырнуло с дороги на тротуар. Второй повезло еще меньше – ей гигантская гусеница угодила на крыло, а оттуда переползла на капот. На мгновение показалось, что мы сейчас остановимся, что мотору не хватит мощности тащить бронированную тушу дальше – но Жан-Поль справился.
Мотор грозно рявкнул, чихнул, едва не захлебнувшись – и панцер выровнялся, вминая в асфальт то, что еще недавно было машиной. Не знаю, сколько это заняло времени, но выстрелов я так и не услышал – видимо, команда Оболенского орудовала штыками куда проворнее, чем можно было ожидать от атташе из посольства.
Первую преграду мы одолели почти без шума – если не считать металлического грохота и лязга гусениц, который эхом катился по улицам, обгоняя панцер. Еще не успевшие проснуться дома в четыре-пять этажей нависали над улицей с обеих сторон, и мы ехали словно через гигантский каменный чемодан: не услышать такое мог разве что мертвец.
Так что с баррикадой на мосту я не стал рисковать и переть напролом – снес издалека магией: сначала срезал Серпами караульных, а потом расшвырял заграждения. Резерв ничуть не просел – кажется, даже наоборот – заполнялся из Источника быстрее, чем я расходовал энергию Дара. Панцер прогрохотал по мосту и, наконец, оказался на острове.
В самом сердце старой части Страсбурга.
А потом темнота впереди ожила вспышками выстрелов и боевых заклятий. То ли все-таки доложил кто-то с вокзала, то ли разглядели дозорные с крыш. А может, среди дежурных офицеров оказался достаточно сильный, способный разглядеть в темноте намного больше простого смертного – или попросту почуять целую толпу Одаренных, невесть откуда появившуюся со стороны железной дороги.
В конце концов, сам по себе ломящийся в центр города панцер определенно заслуживал внимания – да и времени уже прошло предостаточно. Мы и так забрались от вокзала куда дальше, чем я надеялся. Осталось выяснить, какую часть воинства герр наместник оставил для защиты собственной резиденции. Тяжелое вооружение, конечно же, все уже давно откочевало на северо-восточные окраины, но зато на острове нас могли поджидать лояльные Рейху аристократы, Одаренные офицеры и еще черт знает кто.
Впрочем, по-настоящему серьезных магов среди них, похоже, не оказалось. Я по привычке перехватил пару заклятий в воздухе, еще несколько принял на Щит – а потом просто добавил еще один контур в плетение Лат. Этого вполне хватало закрыться от шальной пули из винтовки, а Одаренные упорно лупили не в меня или ополченцев, а по бронированной морде панцера … и лупили без особой пользы. Металл звенел и плевался искрами, отражая местные аналоги Булав и Серпов – но уступать заклятиям пока явно не собирался.
– Вперед! – заорал я, разворачивая пулемет. – Огонь!
За моей спиной раздался рев, в котором на мгновение утонула даже винтовочная трескотня и вой боевой магии. Две с половиной сотни глоток рявкнули в один голос, и раскатистое русское “Ура!” звучало чуть ли не громче уже ставших привычными “За Эльзас!” и “За императора Жозефа!”. Оболенский, как я и приказал, сейчас уводил свою группу вдоль канала налево… и я почему-то очень не завидовал солдатам, которые попытаются остановить его на пути.
Пулемет в моих руках задергался, оживая, но вместо обычного стрекотания я услышал только глухие удары – будто бы кто-то неторопливо вколачивал в броню панцера гвозди огромной кувалдой. Время снова замедлилось настолько, что еще немного – и я увидел бы покидающие тупорылый толстый ствол пули. Раскаленные кусочки свинца сливались в огненные плети – и хлестали по темноте, выбивая стрелков и Одаренных. То и дело впереди вспыхивали вражеские Щиты… лишь для того, чтобы тут же погаснуть. Я старался лупить короткими очередями, но пулемет все равно затих быстрее, чем мы пробились вглубь острова на две сотни метров.
– Патроны! – Я вышвырнул на дорогу опустевший короб. – Двигаемся вперед, прямо по улице!
Перезаряжать здоровенную железку оказалось не так уж просто – особенно на ходу, когда она то и дело норовила вырваться и заехать рукоятью по зубам. Я провозился черт знает сколько – впрочем, стрелять в это время было особо не в кого. Ополченцы где-то сзади добивали отряд, а самые проворные уже мчались следом за панцером, который то и дело вздрагивал от ударов.
Жан-Поль то ли еще не успел привыкнуть к габаритам стального гиганта, то ли из чистого хулиганства сносил бронированной мордой припаркованные вдоль улицы машины. Те смятыми консервными банками разлетались в стороны, громыхали о стены и домов и дорожные знаки. А часть и вовсе застревала в витринах: первые этажи в домах почти повсеместно были заняты магазинами, кофейнями, крохотными пивными…
Местные дельцы определенно рисковали утром проснуться изрядно обедневшими.
– Юх-у-у-у! – Из люка спереди высунулась темно-рыжая макушка Жан-Поля. – Это даже круче, чем водить спортивный автомобиль! Куда нам теперь?!
– Налево! – Я кое-как пристроил конец ленты в патронник. – И спрячь голову, черт бы тебя побрал!
Увлекшись разрушением всего вокруг, Жан-Поль едва не прозевал в утреннем полумраке нужный поворот. Панцер снес газетный киоск, не снижая хода повернул и, кажется, с десяток шагов даже скользил по мостовой, вхолостую перебирая гусеницами. Но потом снова зацепился, чудом миновал угол дома, опрокинул фонарный столб и, напоследок лягнув криво припаркованный фургон, выкатился на площадь Клебера.
Ее я узнал сразу: не раз видел и на фотографиях, и уж тем более – на картах. На бумаге серый прямоугольник был размером с детскую ладошку, но в реальности оказался с сотню метров в длину, и немногим меньше – шириной. Вокруг уже стало достаточно светло, чтобы разглядеть вдалеке бегущие фигуры в сером: немцы мчались с дальнего угла наискосок, явно желая поскорее укрыться за памятником в центре.
Я срезал чуть ли не дюжину длинной очередью, а потом расстрелял военный грузовик. Машина вспыхнула, как факел, и света тут же стало немногим меньше, чем днем. Спешившие за панцером егеря-ополченцы тут же принялись добивать уцелевших из винтовок, и через несколько мгновений воевать было уже не с кем. Площадь опустела – конечно, если не считать самого Жан-Батиста Клебера.
Застывший в бронзе четырехметровый соратник Наполеона Бонапарта, горячо любимый местными французами, конечно же, остался стоять неподвижно. И вряд ли смог хоть немного повернуть голову, чтобы проводить взглядом отважных соотечественников из Эльзаса.
Но я почему-то не сомневался, что мсье генерал остался крайне доволен увиденным.
И я не собирался его разочаровывать. Расстрелял остатки патронов в ленте по отступающим солдатам, попросил следующий… и сам не узнал собственный голос. Глухой, хриплый, похожий то ли карканье вороны, то ли на рев умирающего медведя. Видимо, уже успел сорвать, когда орал команды.
Панцер прогрохотал вдоль площади Клебера, то и дело роняя фонарные столбы, и повернул направо. Мы уже изрядно оторвались от пехоты, но я почему-то и не думал приказать Жан-Полю гнать помедленнее. Конечно, куда разумнее было бы дождаться поддержки, ударить единым кулаком, а не растягиваться на несколько улиц… и все же что-то почти насильно гнало меня вперед.
Я не сопротивлялся. Сверхчеловеческое чутье уже не раз предупреждало, что время заканчивается, утекает из невидимых песочных часов – и я научился верить. В конце концов, оно еще никогда не подводило.
– Куда теперь?! – Жан-Поль снова вынырнул из люка. – Я не знаю дороги!
Хотел бы я сам ее знать. Сопротивления после площади мы почти не встретили – если не считать разбегающихся во все стороны редких ополченцев и стрелков в форме местной полиции. Но центр Страсбурга сам оказался той еще ловушкой: один неверный маневр, и мы рисковали загнать панцер под арку или в глухой двор – слишком тесный, чтобы выбраться назад на большой и тяжелой машине. Я отлично помнил поворот с площади Клебера – и после него дорога шла прямо до самого моста через реку на южной части острова. Но к собору и резиденции наместника нужно было сворачивать раньше, через пару сотен метров…
Вот здесь!
Или все-таки чуть дальше, на следующей улице?
– Стой! – заорал. – Поворот налево!
– Здесь?!
– Да… Нет! Нет, черт тебя побери! – Я врезал кулаком по броне. – На следующей улице!!!
Жан-Поль едва успел дернуть рычагом, чтобы не врезаться в угол здания. Стальной бок панцера с диким скрежетом прочертил полосу на кирпичной кладке и снес очередную витрину. Осколки стекла забарабанили по броне, и часть полетела мне в лицо. Защитное плетение надежно защищало меня от такой мелочи, но я все-таки инстинктивно зажмурился. А когда открыл глаза, мы уже снова поворачивали.
Похоже, я все-таки промахнулся: поначалу вокруг места было еще предостаточно, но уже через пару десятков метров дома вдруг сдвинулись так, что панцер едва протискивался между ними. Полторы-две сотни лет назад местные архитекторы явно не планировали, что здесь когда-нибудь поедет стальная громадина весом с черт знает сколько тонн. Да и сейчас узенькая улочка предназначалась только для пешеходов.
По ней едва бы проехала даже машина, а панцер и вовсе шел вперед с непрерывным звоном металла, треском дерева и прочими звуками, о происхождении которых я мог только догадываться. На меня со всех стороны сыпалась каменная крошка, щепки, осколки… прилетел даже цветочный горшок куда-то чуть левее крепления пулемета – скорее всего, сбросил кто-нибудь из местных дамочек, разбуженных и насмерть перепуганных грохотом под окнами.