– Тебя так подкосило увольнение из органов?
– Вообще-то нет. Я никогда не мечтал стать полицейским. Нет, мне читали в детстве про дядю Степу, но я еще в школе понял, что ни фига это не про доброту и защиту мирных граждан.
– Тогда зачем?
– Люди не всегда идут в профессию за мечтой.
– Деньги… – полувопросительно вздохнула Таня. Теперь-то она понимала, что не саморазвитием единым стоит жить. Счета байгозинскими лозунгами не оплатишь.
– Я был… Скажем так, непростым ребенком. Не в смысле талантливым, скорее трудным. Драки в школе, детская комната… Вот это вот все. Маме доставалось из-за меня, на родительские собрания она ходила как на казнь, а я старался не появляться дома, пока она не остынет. Единственный, кто меня всегда хвалил, это наш физрук. Конечно, никуда я после школы не поступил. Не потому, что был тупой, просто забил на учебу. Ну, и, здравствуй, армия.
– Тяжко было? – с сочувствием спросила Таня, наслышанная об ужасах по выплате долга Родине.
– Физически – нет. Морально… – Он отвел взгляд. – Короче, своего сына я бы туда не отдал, но мне мозги вправили как надо. Сейчас я понимаю, что мне это было нужно. И я дембельнулся с мыслью, что надо браться за ум. А куда легче всего после армии? И зарплата тебе, и пенсия, и соцпакет. Хотел хоть как-то компенсировать матери мои детские выкрутасы. Да и дело благородное. По крайней мере, я так по первости думал. Правильная такая мужская работа.
Таня слушала, не решаясь перебить. Красков говорил открыто и честно, и она была благодарна ему за откровенность. В его словах было больше искренности, чем в велеречивых излияниях Байгозина за все четыре года, теперь-то она это понимала и видела разницу.
– Потом выяснилось, что не все так просто. – Красков глотнул зеленого чая, поморщился и кинул в чашку пару кусков тростникового сахара. – Ты вот думаешь, что работа на Байгозина – это сделка с совестью… Может быть. Да, где-то ты права. Но мне есть с чем сравнивать. Он, конечно, самовлюбленный кретин, он несет всякую чушь за большие деньги. Но он никого не убивает и не покрывает убийц.
– А радио? – подала голос Таня. – Почему ты оттуда ушел?
– Я не уходил, меня ушли. Нашу волну перекупили, стали менять ведущих на профи. Дикторское образование, все такое. Да и мне «Лесоповал» порядком поднадоел. Я пытался устроиться куда-то еще, но… Сначала не брали, потом я понял, что не мое это, наверное.
– А что – твое?
– Черт его знает. Я завидую людям, у которых есть призвание. Ну, говорят же: врач от бога. Вот есть у тебя мечта или талант, и ради этого можно и сволочь-начальника потерпеть, и кабальные условия…
– У тебя вообще нет никакой мечты? – удивилась Таня.
– Ну почему, есть. – Лицо Краскова просветлело, и он на мгновение стал похож на того открытого парня с фотографии. – Я хочу дом свой. Рос с матерью в однушке в Чертаново, а на лето меня посылали к бабушке в Чувашию. А там лес, река, грибы вот такие, – Ваня развел ладони. – Воздух. Мы с дедом столярничали, у него руки знаешь какие? Вся деревня заказывала наличники. И мебель тоже делал, и кровати с резными спинками. Да полно всякого.
– Он жив? – тихо спросила Таня.
– Не-а, – Красков произнес это спокойно и слишком быстро, но она почувствовала: ему тяжело об этом говорить. – И дед, и бабушка… Да, это давно уже было. Я все представлял: куплю участок, построю дом большой. Собаку заведу, всех туда перевезу. Маму, чтобы она там своими цветами занималась, жену. Дети будут на воздухе расти. Вот, ипотеку взял, купил участок ИЖС. Газ по границе. От Москвы на электричке минут сорок всего, на работу ездить удобно. И соседи ничего так, и порыбачить есть где. Самый крайний участок у леса, сосны старые, прям за забором.
– Мама счастлива, наверное?
– Была, да, – помрачнел Ваня. – Проект дома вместе рисовали…
У Тани защемило сердце. Она не знала, что говорить в таких ситуациях. Расспрашивать, что случилось? Бестактно. Перевести тему? Бессердечно. Поэтому она молчала, предоставив Ване самому решать, рассказывать или нет.
– Да ты не смотри так, – он выжал улыбку. – Я вообще-то не собирался тут на жалость давить. Я у нее поздний ребенок, а в Москве экология такая, что ничего удивительного. Рак – чума двадцать первого века.
Таня стиснула зубы, злясь на себя и на Люську. Вот как можно было так поступить с человеком? Вперед, Полтавцева, на войне все средства хороши! Подумаешь, какой-то охранник! Всего-то выведаешь у него, каких журналистов позвал Байгозин! Довольна, генеральша недоделанная? И каково теперь тебе будет спать по ночам?
– Прости, – она обращалась одновременно и к Ване, и к Богу, хотя последний, будучи в курсе ее каверзных планов, вряд ли бы так скоро отпустил грехи. Как минимум она заслужила хорошего пенделя свыше, оставалось только надеяться, что это будет не кирпич.
– Я сам виноват, развел тут… Давно на свиданиях не был, забыл, как положено. Ты, наверное, раздумываешь, как бы поскорее сбежать?
– Нет, что ты, – соврала Таня.
На самом деле она, разумеется, думала о побеге или о том, как бы потактичнее и побыстрее свернуть свидание. Но вовсе не потому, что Красков затронул неподходящую тему, просто уколы совести стали настолько ощутимыми, что пророщенные зерна в животе забродили. Может, если уйти, пока не стало слишком поздно, пока Ваня не решил, что она – и есть та самая, кого надо привезти на участок с соснами, этот маленький проступок не считается? Что-то Тане подсказывало: из домика мечты пути назад не будет, а к отношениям она после Байгозина не была готова совсем. А к таким, над которыми реет призрак матери, – тем более.
– Я знаю, когда врут. – Красков отодвинул недоеденный салат. – И можешь не жалеть меня, серьезно. У меня все в порядке: дом достроен, остались мелочи. Так что я – счастливчик, по факту.
– Ты молодец.
– Ага, еще и вечер запорол, – он криво усмехнулся. – Я не обижусь, если ты сейчас уйдешь. Правда. К тому же нам не придется встречаться на работе.
– Я не… – собралась возразить Таня, но осеклась. Вот же: шанс отделаться малой кровью! Тогда почему она до сих пор сидит тут? Что это – знаменитое женское чувство противоречия? Как у кошки, которая долго скреблась в дверь, но как только ей открыли – махнула хвостом и ушла в другую сторону. – Ничего ты не запорол, просто…
Однако не успела она придумать, что сказать дальше, как к их столику подскочили две оживленные девушки.
– Простите, вы – Таня? – с улыбкой спросила одна из них. – Я – Света, а это – Лика. Из группы Байгозина, помните?..
Накануне Таня переписывалась с кучей народа, поэтому девушек не узнала, скорее смутно припомнила, что Светлана и Анжелика среди них были. Вот только из всех моментов, чтобы познакомиться лично, они выбрали самый неудачный.
– Слушайте, я занята немного…
– Просто мы увидели у вас в Инстаграме фотку с геотегом, – затараторила Лика. – Подумали, вдруг это офлайн встреча наших…
– Мы тут как раз рядом были. А у вас тут вон что… – Света выразительно покосилась на Краскова.
– Нет-нет, что вы, – хищно осклабился он. – Это и есть наши. Вы садитесь, чувствуйте себя как дома. Так что, какие у наших планы насчет Байгозина?
Правило 11Безвыходных ситуаций не бывает
Нет ничего хуже, чем недооценить соперника – и переоценить себя. И пока Таня размышляла, как бы не задеть нежные чувства Краскова, пока сидела и грызла себя с потрохами за низкие помыслы, эта великовозрастная сирота мило улыбалась, но при первой же возможности опрокинула Таню с ее нравственными дилеммами на обе лопатки.
Наивная уфимская девушка! Думала, это она пришла на свидание, чтобы внедриться в планы Байгозина. Поверила, что Ваня влюбился в нее, как сказочный Иван-дурачок. Нет, ведь каков стратег! Сначала – поцелуй, будто бы спонтанный. Страсть, все, как положено в бразильских сериалах. Потом – надавить на жалость, с русскими женщинами, это, наверное, беспроигрышный ход. Бабушка, дедушка, домик в соснах. Еще бы на гармони «Черного ворона» исполнил! И вот Таня размякла, как безглютеновый хлеб в соевом соусе, а он уже с пристрастием допрашивает двух ее сообщниц. Браво, Ваня! Если это, конечно, твое настоящее имя. До трюка с жалостью даже Байгозин не додумался.
– Может, выйдем? – прошипела Таня, яростно вращая глазами и посылая всевозможные невербальные сигналы непрошеным гостям. Знала бы азбуку Морзе, то непременно отбила бы столовыми приборами «Молчать! Не колоться!». Однако Света с Ликой уже попали в сети Краскова.
– А вам-то от Байгозина как досталось? У него разве и для мужчин есть курсы? – Света с любопытством оглядела лысого «нашего».
– Свет, ну чего ты, какая бестактность! – одернула подружку Лика, но тут же сама ее переплюнула по всем фронтам. – Наверное, Байгозин просто его жену соблазнил, да? Вы не Катин муж? Ужас, конечно, сочувствую! Надо было! Замужнюю девочку оприходовать, еще и забеременеть… Что, она на аборт так и не согласилась?
Красков от таких догадок явно опешил, но позиций своих не сдал.
– Я с ней не разговаривал.
– Конечно, понимаю. – Лика сочувственно накрыла его ладонь своей. – А такой видный мужчина! По сравнению с Байгозиным-то – небо и земля! Я бы вот вас точно не променяла!
– Ага, не променяла бы она! – влезла Света и чуть наклонилась, чтобы утешить «жертву» видом своих аппетитных, кровь с молоком, прелестей. Тане даже подумалось, что, будь в кафе фейс-контроль, Свету бы оставили на улице: уж слишком ее вид отвлекал от аскезы. – Я хотя бы с ним не спала!
– Ну и что! – рассердилась Лика. – У меня-то мужа нет!
– Девочки, не ссорьтесь. – Красков явно разомлел от такого внимания.
Нет, права была Танина мама: все мужчины одинаковые. И Ваня может сколько угодно рассуждать о семейных ценностях, но сам, очутившись в эпицентре дамского обожания, распускает павлиний хвост похлеще Байгозина.
– Тань… Можно на «ты», да?.. – спросила Света и, не дождавшись ответа, продолжила: – Так вот, Тань, я тут слышала, что у Него… Ну, ты поняла… У него скоро лекция в Сколково. Потом презентация. Может, мы туда все соберемся, плакаты нарисуем.