Кухня Краскова как нельзя лучше иллюстрировала понятие «логово холостяка». Простая деревянная мебель, про которую не скажешь «красиво» или «изящно». Добротно – вот самый точный эпитет. И никаких излишеств, как будто здесь редко ели и еще реже – готовили.
Таня давно перестала обращать внимание на кучу бутылочек, баночек и всякие кунштюки, которыми изобиловала их с Люськой кухня. Ни себя, ни подругу Таня не считала кулинарами и полагала, что они используют для готовки только самое необходимое. Минимум. Однако здесь, в доме Краскова, слово «минимум» заиграло новыми красками. Здоровенная бутыль с жидкостью для мытья посуды и губка. Да-да, одинокая зеленая губка. Больше на столешнице не было ровным счетом ничего. Таня даже ужаснулась: он что, одной губкой моет и посуду, и стол, и плиту? Варварство.
– А, все-таки соблазнилась? – Заслышав Танины шаги, Красков обернулся и крутанул в руке опасного вида нож. Таня не удивилась бы, узнав, что он куплен в магазине холодного оружия. – Садись, это мое фирменное блюдо.
– И как оно называется? – Таня осторожно присела на край стула.
– Никак пока. Можешь придумать, когда попробуешь. О! – оживился Ваня, когда микроволновка писком возвестила о готовности. – Вот и оно.
Он вытащил из СВЧ-печи тарелку с горкой чего-то неопределенного. Даже не тарелку – лохань. Извлек из шкафа еще одну такую же, щедро выгреб на нее половину фирменного блюда и поставил перед Таней.
– Рис? – Она, прищурясь, изучала содержимое. – Яйцо? И сыр? Это же не сочетается!
– Погоди-ка, забыл кое-что. – Ваня отвернулся, ритмично застучал ножом. Таня ничего не видела за массивной мужской спиной, просто наблюдала, как мелькают локти Краскова. – Вот! – наконец изрек он, поднес к столу доску с нарезанной зеленью и ломтями помидора. – Укроп и лук свои, – и, не спросив, хочет ли Таня вкусить плоды местной почвы, сыпанул поверх рисово-яичного месива. – Как в лучших ресторанах!
Не то чтобы Таня регулярно питалась в заведениях высокой кухни, но кое-какие представления о лучших ресторанах имела. И сколько ни силилась, не могла припомнить, чтобы там подавали нечто подобное. Попробовал бы шеф-повар в нарядном белом колпаке вынести клиентам, которые за неделю бронировали столик, эдакую дымящуюся дрисню с укропом! Да его бы разделали прямо в зале! Его же собственными ножами! Как называется блюдо? «Туалет прямо по коридору» – вот как!
Если бы Танины внутренности не слиплись от голода и если бы Ваня не смотрел на нее с такой смесью гордости и надежды на комплимент, она бы не притронулась к загадочной мешанине. Нет, она не была брезгливой, просто у каждого человека есть свои представления о сочетаемости продуктов. Кто-то считает, что нельзя мешать молоко с селедкой, кто-то верит в тошнотворность союза соленых огурцов и малинового варенья сильнее, чем в апостола Петра. А Таня полагала, что не должны лежать в одной тарелке рис, сыр и яичница. И вместе с тем знала, как это обидно, когда твои старания никто не ценит, а потому мужественно взялась за вилку и положила первую порцию в рот.
Красков замер в ожидании, и уже ради этого Таня готова была совладать с совестью и произнести заветное «вкуснотища». Если уж мужчина подошел к плите, надо его похвалить, что бы он ни сотворил, потому что жест его доброй воли важнее твоего несварения. Однако лгать не понадобилось.
Внутри ничего не взорвалось, более того, все вкусовые рецепторы возрадовались и разом воспели «Аллилуйя!» Таня не поверила своим ощущениям – ей хотелось еще! «Рис и сыр? Нет!» – говорил разум. «Омномном!» – говорил желудок. И Таня, забыв о вежливости, едва успевая дуть на раскаленную пищу, закидывала ее в себя, как уголь в топку паровоза.
– Говорил же: пища богов! – удовлетворенно отметил Ваня, уселся напротив и принялся уплетать свою стряпню за обе щеки.
– Съедобно, – выдавила Таня с набитым ртом.
Уж чересчур Красков возгордился, и Таня не стала усугублять ситуацию лишней похвалой. С него вполне достаточно было и того, с каким аппетитом она взялась за еду. Говорят же, что лучший комплимент для повара – пустая тарелка, и это Таня с легкостью обеспечила, уже через десять минут откинувшись на спинку стула и погладив себя по округлившемуся животу. И хорошо еще, что не осталось добавки, иначе бы пуговица на брюках отлетела в сторону.
– Ну? И как бы ты это назвала? – поинтересовался Ваня, сыто вздохнув и расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке.
– Плов с яйцами без моркови и мяса, зато с сыром.
– Хреновый из тебя креативщик, – скис Красков. – Длинно и никакой фантазии.
– О’кей, – Таня даже не стала спорить: после долгого дня, хлороформа и похищения на полет фантазии ее организм был неспособен. Максимум – по-пингвиньи похлопать крылышками по лоснящимся бокам, переваливаясь с ноги на ногу. – Тогда «ризотто по-деревенски».
– Ризотто… – Ваня хмыкнул. – Ничего так, стильно. Тем более я не всегда кладу туда яйца. Иногда рыбную консерву, иногда тушенку… Как пойдет. Творческий, знаешь ли, процесс.
Нет, в шеф-повара ему точно путь заказан, это Таня поняла отчетливо, хотя ее мозг, получив нужную дозу углеводов, уже выключил свет, задернул шторку и повесил табличку «не беспокоить». Тане хотелось еще спорить или, во всяком случае, вести себя с хладнокровием и достоинством пленного офицера, чтобы Красков не решил, будто может похищать ее когда вздумается. Но для этого она слишком устала, ее отчаянно клонило в сон. То ли сытный ужин, то ли свежий воздух и приятный запах древесины так на нее подействовали – Таня не знала. И как ни старалась придумать язвительное замечание, не могла. Только осоловело моргала и все силы прикладывала к тому, чтобы не отрубиться прямо за столом.
– Ладно, пойдем в постель. – Красков собрал тарелки и поднялся из-за стола.
Таня вздрогнула, сонливость как рукой сняло.
– Что?! Я не буду с тобой спать! И уж точно не за ризотто!
– А за что будешь? – Ванины губы растянулись в дьявольской усмешке.
– Не в этом смысле! Я вообще не буду! – Таня вскочила и попятилась к двери, выискивая взглядом предмет потяжелее.
– Да успокойся ты, я шучу. Я женщин не насилую.
– Ага, и не бьешь. – Таня обхватила себя руками. – Только вырубаешь и вывозишь в лес. Настоящий джентльмен!
– Ты первая начала, – пожал плечами Красков, бросил тарелки в посудомойку и подошел к Тане. – В тот момент, когда ты заперла меня в подсобке, ты превратилась из женщины в соперника.
– А зачем тогда было целоваться?
– Что поделать… Вот такой у меня сексуальный соперник. – Ванин взгляд потеплел, и на мгновение Тане показалось, что он хочет заправить прядь волос ей за ухо, погладить по щеке и поцеловать, но Красков отстранился и, как ни в чем не бывало, направился к лестнице. – Ты идешь?
– О, теперь ты спрашиваешь моего согласия… – съязвила Таня, чтобы он не принял ее замешательство на свой счет.
– Топай, а то будешь спать на диване.
Таня стиснула зубы, но за Красковым все же последовала. И почему ей так не везет с мужчинами? Никто не воспринимает ее всерьез! Один постоянно читал лекции о том, что она ведет себя как маленькая девочка, другой – бросил в машину, притащил к черту на кулички и теперь разговаривает с ней в духе «не будешь слушаться – оставлю без сладкого». Ну ничего. Вот завтра она проснется, как только рассветет, еще до того, как Красков успеет продрать глаза. Осмотрится, продумает план побега – и первым делом в прокуратуру. И потом, растоптав Байгозина на «Синтезии», непременно навестит Ваню в СИЗО. Принесет ему сухарей и рассмеется в лицо.
– Вот, чистое белье я постелил. – Он толкнул одну из дверей на втором этаже и щелкнул выключателем. Таня увидела широкую деревянную кровать и комод. Вроде – аскетично и скучно, если бы не цветастое лоскутное одеяло, которое удивительным образом делало скупую холостяцкую обстановку по-домашнему уютной. – Если захочешь помыться, – он вытащил полотенце из ящика комода, – душ и туалет за дверью. Горячая вода есть. Только бумагу в унитаз не бросай, у меня септик.
– А ты где будешь? – Таня задумчиво покосилась на полотенце: горячий душ был бы сейчас кстати, но раздеваться в доме этого маньяка, зная, что поблизости ни единой живой души, не хотелось.
– Боишься спать одна? – Ваня изогнул бровь, истолковав ее вопрос превратно. – Могу и тут лечь, никаких проблем. Если ты не храпишь, конечно.
– Господи, какое же ты чудовище! – с чувством произнесла она, закатив глаза.
– Стараюсь, – польщенно ухмыльнулся он. – Не парься, я лягу внизу, спецом диван заказал. Другие комнаты еще не успел обставить. И подглядывать за тобой не буду, если ты об этом. Ну… – Он окинул ее взглядом и подмигнул: – Скорее всего.
– Отлично! – фыркнула Таня. – Буду спать в одежде.
– Как хочешь. Только туфли отдай.
– Что?.. Зачем?! – Она сделала шаг назад. – Это что, у тебя фетиш такой?
Красков раздраженно закатил глаза.
– Нет, я сам виноват, – вздохнул он. – Еще когда на работу устраивался, подумал: чокнутая какая-то баба, ну на фиг. Но зарплата, ипотека… Черт бы ее подрал.
– Это я-то чокнутая?!
– Ну а кто? То ты на Байгозина надышаться не можешь, то вдруг решила его танком раскатать. Горе тому мужику, кого ты полюбишь по-настоящему, потому что накосячит – и все. Кирдык. – Он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от неприятных мыслей. – Знаю, ты меня все равно сейчас не услышишь, но я скажу. Я не маньяк и не извращенец. Привез я тебя сюда, чтобы ты не сорвала «Синтезию». И хочешь верь, хочешь нет – это для твоего же блага. А туфли мне твои нужны, чтобы ты ночью никуда не сбежала. Ферштейн?
Таня какое-то время смотрела на Краскова, сердито сопя, потом, не произнеся ни слова, сняла туфли и сунула их ему. Пусть подавится. Нашелся тоже, самый умный и уравновешенный. Для ее же блага! Забота восьмидесятого уровня. Если уж кому горе и кирдык, то исключительно той женщине, которую Ваня полюбит по-настоящему. Этот от любви может и в кандалы заковать, а кормить через капельницу, чтобы вилкой не поранилась.