ать в колодец, откуда воду пьешь, с коммунистическим презрением плюнуть в морды этим Малькальмам, Сиссонам с их гнусною писулькой! И не советую здесь подрывать свинячьей мордой корни дуба, с которого ешь желуди!
Утихомиривая дрожь возбуждения в себе, он сел, метнув игольчато короткий взгляд на лица трех вождей. Целебным, благодатным жаром обдало сердце: глаза трехглавой гидры – Бронштейна, Бланка, Опфельбаума оттаивали удовольствием и одобрением, тифлисец вмазал всем десятку. И заслужил свой пропуск с политической галерки – в партер, на первые ряды.
Но нужно было соответствовать, наращивать доверие, кровяня руки, память, совесть. Он подписал Закон об антисемизме, копя в себе тигровую месть за изнасилованную совесть – расстрельный Молох перемалывал славян и прочих гоев за слово «жид», за анекдот или отсутствие холуйства к Мойше или Абраму. Он, вместе с Свердловым, Троцким, заполнял могилы и ГУЛАГ казачеством, спуская в мясорубку к Филину, Когану, Берману, Раппопорту почти одних славян: за гнусь и бред доносов, за пуд припрятанный на черный день (хотя уже чернее было некуда) пшеницы. Попутно, едва приметным ползучим кадровым гамбитом, он обставлял себя предельно родственным по духу частоколом из полит – фигур. Готовил продвижение в ферзи для нескольких, проверенных делами «пешек».
Под наблюдением Сиона вершилась ювелирная, смертно– опасная работа: выжить, набраться сил, восстать.
– «Я удивляюсь тупоумию некоторых чистоплюев…» – вы так сказали членам ВЦИК?! – Дозрел и рухнул в преисподнюю Ежосиф. На дне ее ощериалась клыками суть революции. Осыпались с груди медали, ордена, награды, полученные за костоломную работу с «врагами народа и «предателями революции», за перебитые хребты, за выбитые зубы, ребра, за молчаливо вопиющие от мук допросные листы с признанием «чистосердечной вины».
Все это брякалось о пол, преобразуясь в кровянистый, кишащий трупными червями, прах. Снижался с облачных высот рев медных труб, зовущий в «Интернационал», к «Свободе, Равенству и Братству», преобразуясь в сортирный и зловонный треск. Кумач знамен и транспарантов синюшно расползался в клочья, те опадали гнилостной и склизкой прелью.
Ежосиф, выгнув спину, завыл. Изо рта пузырилась пена, зрачки, ушедшие под лоб, освободили полушария белков и маска бывшего наркома, кривляясь перед Верховным троном, отсверкивала гипсовыми бельмами слепца.
Он, Джугашвили – Сталин насмотрелся до блевотины таких идейных воронов – сычей разрухи. Они, освоившие акты истребления, приемы палачей, свирепо не желали иного – мирного занятия. Их втаскивали в НЭП, на фабрики, заводы, пытались обучить письму, строительству, торговле. Но левополушарные мозги, отринув в бешенстве процессы сотворения быта, сбивались с Ладо-ритма, карежились и протухали в черепных коробках, толкая к суициду двуногое и фанатичное, хлебнувшее кровей зверье.
– Иди к себе, шакал, – устало сказал Ежосифу Верховный силуэт. В иссиня-антрацитовом скоплении переигравшего всех тифлиского Гроссмейстера рубиновым огнем мигали теперь цифры: 1921–1953.
Дух бренного Ежова, расстрелянного в 41-м, отлипнул от судейской плоти Иосифа и освободил ее. Испуганно метнулся прочь к своей могиле – запущенной, поросшей бурьяном. Поджаренной нещадной и циничной вестью о вождях, Дух просочился в гроб с останками наркома.
И высохший, обляпанный пергаментными клочьями скелет, задергался, загрохотал костями.
Глухой, глубинный хряск о крышку гроба спугнул с могилы всклоченного пса: разбуженный подземным треском, он взвыл и бешеным аллюром ринулся во тьму, врезаясь с хрустом в заросли крапивы.
…Недир взахлеб дышал. Гибрид из бывшего наркома и Иосифа распался за спиной. Свихнувшийся от правды Дух чекиста исчез, очистив плоть врага. Да, тот, кто сзади, держащий плеть и сыромяную петлю на шее – враг. Но свой. Он предсказуем и единокровен.
Исчез и Сталин. Над троном – вновь привычный сгусток мрака, субстанция Верховной, планетарной власти. Жизнь продолжалась… пусть это – смрадная и грозная игра, навязанная третейским Князем, но это жизнь. В которой предстоит еще доказывать свою полезность.
– Вы мне позволите продолжить персональную защиту, Князь?
– Запрет и позволение за твоей спиной. – Темнейший князь, отринув облик Сталина, заметно сдал в оттенке – скопление тьмы над троном явно осветлялось.
– Вы мне позволите, ваше Первосвященство?
– Тебе… позволено (И этот, кажется, пока что в ступоре).
– Я продолжаю. Конец 20-х. Россия – полупадаль. В ГУЛАГ запрессовали миллионы отборных гоев, они живут в режиме выживания, безгласные скоты в загонах Социнтерна. Командная верхушка армии – конечно наша, ее родня предусмотрительно вся за кордоном. У Якира – в Бессарабии, у Путны, Уборевича – в Литве, у Фельдмана – в Бразилии и Аргентине, у Эйдмана – в Прибалтике и США, у Тухачевского – в Германии.
От Каспия и до Манчжурии в пустых крестьянских закромах шныряют мыши. От голода в 23-м мы поимели три миллиона жмуриков. Уже готовили славянам трупоедство 33-го. В тотальной коллективизации царит неуправляемый бардак, крестьян сгоняют в колхозные скотобазы, единой, многомиллионной барантой. Идут аресты и расстрелы за восстание: за 23-29-й годы закопаны шестьсот двенадцать тысяч трупов. Рыков, Чернов, Бухарин, Ягода, Крестинский, Троцкий, Тухачевский наращивают связи с Дойчланд – с Интернационалом из нашего АЛИТа, с финансово-германским капиталом Варбургов и Круппов. И мы готовим вновь междоусобную войну арийцев.
Россия – сука на последнем издыхании. От Сахалина до Дербента наш слух уже не оскверняет ни один звонарь на колокольне. В христианских храмах дымятся кучи лошадиного навоза, в них весело плодятся крысы. И наши главари Володя Бланк и Левочка Бронштейн – в самом соку. Они таки сумели взять власть за задницу обеими руками, чтоб поиметь её, как кодла молодых матросов из таверны имеют уже проплаченную блядь. Мы были полностью готовы скопировать российские дела в Италии, Германии, Китае. И я просил вас, Князь: таки позвольте приступить нам к главному– погнать хлыстом двуногие стада к конечной цели: уменьшить втрое людскую биомассу на планете, оставив для обслуги миллиард.
– Ты помнишь, что я ответил?
– Конечно, Князь. Вы мне сказали: сначала допасите Джугу и книгу Нилуса «Близ есть при дверех».
– И что сказал мне ты?
Карежило Недира в потугах умолчания. Он знал, куда, в какой нещадный смерч, его затягивала собственная фраза, которую вытягивал клещами князь.
– Я вам ответил… «Пхе! Рябой, тупой грузин. На нем наша узда, у нас плеть, шпоры и седло. Пускай везет, пока полезный».
– А книга Нилуса?
– Мы истребили весь тираж.
– Вы не сумели обезвредить Джугашвили. Он выжил и сдавил вам глотки. Он расщепил, расплющил всю вашу АЛИТ в России и заменил все зековские потроха ГУЛАГа. В 37-38 годах он расстрелял всех наших вожаков и выпустил из лагерей шестьсот сорок четыре тысячи четыреста три гоя. А вместо них впихнул туда наших полезных иудеев и шабес-гоев – девятьсот девяносто шесть тысяч триста шестьдесят семь единиц. Он срезал иудейскую элиту в армии, сменив ее военным русопятсвом мужиков.
– Мы всунули к нему Лаврентия, Поскребышева и Хруща… – прорвался в обвинения Недир, взломав их безрассудно-воющим фальцетом.
– Он перерезал пуповину с Западом и опустил железный занавес перед носами наших финансистов. Этот «тупой, рябой грузин» использовал для драки с нами единственно надежное оружие – тотальную, глухую автаркию. Он оснастил курс русского рубля фундаментом из золота, и доллар рухнул на карачки. Он надел на министерства и Госплан стальной ошейник: систему двухмасштабных цен, и стал душить наши товарно-денежные отношения. После чего рост экономики в СССР достигнул 30%.
И самое паскудное в твоей работе: из ста русских девиц, идущих под венец, была не целкой лишь одна! Они читали Пушкина, Бальзака и Толстого и знали всю историю Руси. Россия вздыбилась из ничего! Из ниоткуда! Из крови и дерьма, из пепла и углей. Все это потому, что ты сказал тогда в ответ на мое предостережение вонючее, хабировское: «Пхе! Рябой, тупой, грузин…».
– Темнейший Князь! Я делал все что мог, – трясла Недира дрожь, – но Джугу вел Светлейший! Мои и ваши силы не смогли…
– Я это уже слышал. Еще один провал от твоей спеси. Верхом на Нилусе в Германию прорвались «Протоколы сионских мудрецов» и гнусная антисемитская стряпня автомагната Форда! Их взялся тиражировать тот самый Эрих Людендорф. Шесть миллионов экземпляров этих книг влились в тевтонские мозги отравой юдофобии. И нация к войне возненавидела евреев, как био-вид. В итоге выпер и закаменел над всей Европой закон «М-концентраций»: фашизм в Италии, Испании, Германии и Португалии стал перемалывать мой кадровый потенциал. Он раздувал зажженные нами отдельные очаги «Сухого сена» и те, заполыхали европейским пожаром истребления иврим-хабиру.
– Архонт! Я сознаю свои провалы! – взмолился мокрый, окровавленный судейской плетью Недир – и потому не щадил себя для исправленья дел… семнадцать лет безвластия на КИ… я был допущен вами к СТАТУС-КВОте всего лишь год назад! Но и за год немало сделано. В партийных и советских недрах нами готовятся сейчас три кадра.
– Кто?
– Пока незрелые, партийно-комсомольские шестерки из Тбилиси, Ставрополя и Свердловска. Но их потенциал в системе СТАТУС-КВОты огромен.
– Чем отличаются от остальных?
– Свердловский – самодур, с энергией быка и хваткою бульдога, любитель выпить, управляем. Ставропольчанин –первый секретарь Горкома, виртуоз в деле лизания кремлевских задниц. Патологически болтлив и жаден, продаст родную мать за должность и валюту. Грузин – по подлости и беспринципности на уровне Лаврентия, по хитрости – хитрей его.
– В ЦК Перлмуттера сейчас таких немало. Чем гарантирована результативность именно этих трех?
– Когда они дозреют – мы их посадим в кресла Президента, Министра иностранных дел и Председателя Верховного Совета. В итоге рухнет государство, империя красных славян исчезнет с карты мира. Так будет, клянусь вашим Темнейшим троном, Князь!