– А что не звякнул из Москвы? Я б тебе пропуск сразу без этого… кретинизма.
– Хрен с маслом, а не «сразу». Я двое суток трезвонил по всем кабинетам. Бесполезно. Ни зама, ни тебя на этом свете нет. Враз испарились вы для Жукова.
– Х-х-е. Опустили тебя ниже плинтуса. Ну ладно, остывай. Считай мы квиты. В 55-м, когда накрылась вторая ракета, меня к тебе неделю не пускали.
– Злопамятен ты, Генеральный.
– А ты как думал. Ну, водочку или коньячок? Маршалу еще можно?
– Вопросы у тебя дурацкие… чего-чего, а это черта с два отнимут до самого гроба.
Он сидел растекшись телом по креслу с дрябло – обвисшими нервами. Покоем разливалось в голове неторопливое священнодейство хозяина у стола: звяк ложечек, бокалов, благородно-серебряная тусклость ножа, отслаивающего прозрачную желтизну ломтиков от лимонного кругляша. Он был у цели. У самой крупной за последний десяток бешеных, отравленных унижениями лет. Одна осталась отрада в жизни: мемуары, хотя и над ними уже нависла с хищным вожделением стая Суслинских цензоров.И сам он, необозримо раздувшийся в статусе идейного Пахана, заявит Жукову потом – с циничной, серо-макинтошной скукой: «Вот эта ваша писанина не выйдет никогда. ЦК, Политбюро внесли в неё сто восемьдесят поправок, замечаний. У вас не хватит жизни все исправить.»
…Жуков поднял бокал с маслянисто-грузным, янтарным кизлярским коньяком: одному бульдогу Черчиллю лакать его, что ли?
– У тебя здесь как у всех, «сквозняк»? – спросил Жуков, имея в виду неизбежность прослушки для верховных кадров.
Королев рубанул ладонью по сгибу локтя, выставил кулак:
– Вот им! Свои всё выскребли! До миллиметра. Здесь чисто.
– Свои… еще остались?
– Обижаешь.
Подняли бокалы.
– Так за кого?
– За «сиську-матиську» не будем, – сказал Жуков.
– Само собой. За «мамочку»…
– Хрю-муттер тоже перебьется.
«Хрю– муттера» придумал Жуков, соединил Хрущева с его подлинной этнопринадлежностью – «Перлмуттер». Для краткости и для приличия, когда все было на слуху, Хрущов именовался «мамочкой» за хвостовое «муттер».
– Значит… за наших, кто не дожил… а потом – за Сталина.
И выпили. Они, творцы, великороссы, знали цену себе и всем, кто прихотью судьбы верховно дергал их за нитки, отслаивая тех, кто был Правителем по сути и предназначению, – от остальных, кто вылез на верха, владея виртуозно-гибким навыком задо-лизания и подковерной подлянки.
Похрустывая шоколадной плиткой, поднял Королев набрякшие усталостью глаза:
– Так сколько, говоришь, не виделись?
– Да уж больше десятка лет.
– Все это время думал: встретимся так вот, в такой обстановке и выложу, что накипело. Не обессудь.
– Валяй, Сережа.
– Ведь ты про...л свою судьбу тогда, в 53-м… и государство сдал козлу-Перлмуттеру под хвост. Говорю, что думаю.
– А что так деликатно? Я сам себя все эти годы крою и не таким штилем, не для женских ушек.
– Выходит… мы про одно и то же?
– Выходит. Иначе я к тебе бы трое суток не ломился.
– Ты понимаешь… все у меня в порядке. Живу в режиме персональных пожеланий. Теперь не то, что раньше: что захочу – выкладывают… тут же, полной мерой. Мы впереди американцев со своей «Семеркой», ракеты шастают наверх без сбоев, летает наша станция, отборных кадров для полетов – некуда девать. Иной раз думаю – какого черта?! Все, ради чего лоб расшибал о стены, все что задумывал – сбылось. А на душе… сплошной нарыв. Куда мы прём на всех парах?! И кто рулит?!
– Тогда я вовремя сюда явился, слава Богу, – напористо и непонятно выцедил Жуков. И вдруг перекрестился. Вгляделся в маршала Генеральный:
– Какой-то ты другой… стал.
– Ты продолжай, Сережа, занятный разговор у нас затеялся.
– Где наш охранный «Пятый пункт»? Да в ж…! Ты посмотри, кто расплодился во всех теплых щелях. Куда ни ткнись – везде они: Госплан, Академия наук, Совмин, ЦК. Они подсказывают, генерируют стратегию, рулят, советуют! И за что не возьмутся – тут же из этого прорастают рога с копытами! Ворует это синайское шакалье без меры и без наказания, страна трещит от лихоимства! Тут мне сказали по секрету: созрела в их гадюшниках идея, про «Не-пер-спек-тивные деревни»! Придумала одна ученая лахудра, блядина, курва в юбке! Если продавят и внедрят – пойдет разор всего села, где зарождалась Русь!
Затратный механизм вовсю грызет индустрию. Но все, везде орут: «Ур-р-ря-а!» У предприятий с корнем выдирают прибыль: у тех, кто лучше всех работает. И тут же, во все дырки пихают дотации раздолбаям и болванам! Уравниловка – мертвяк для творчества, как крышка гроба над живым. Чем больше ты добра и средств затратишь, изговняешь – тем больший ты герой…за любую новую технологию – партийной кувалдой по голове директора! Я знаю это не понаслышке: на нас работает около трехсот предприятий и везде стон стоит! Догнать и перегнать Америку: борьба нанайских мальчиков – под чмоки и лобзания! Дурдом тотальный!
Тут перед тобой сидел один… из ГРУ… они ведь с КГБ как собака с кошкой. Сидел и плакал от бессилия: Суслин Яковлева готовит послом в Канаду. А там потайной гадюшник в посольстве… днюет и ночует ЦРУ. И Яковлев обязан узаконить и легализовать этот гадюшник – для удобства их сношений… Теперь так называется наша «разрядка».
– Я это знаю, – сидел каменно набрякший маршал, катая желваки по скулам.
– Давно?
– Давно.
– Да отчего все так? Откуда эта сволота на самых верхах объявилась? Куда мы прём на всех порах и что за поворотом?
– Ты сам и ответил.
– А ты, Георгий, ведал бы куда вести? Если б тогда в 53-м, угрохав Берию, довел все до конца и сел в Кремле?
– Чего теперь быбыкать, – опростался покаянный горечью гость.
– А все-таки?
– Да, знал.
– Откуда? Романовых и Рюриков учили с колыбели править и то доуправлялись до революции, а у тебя хватило бы знаний и ума? – с тяжелым и присасывающим любопытством буровил Жукова хозяин Космоса.
– Ума хватило бы на главное: найти, расставить по ключевым постам исконно наших, у коих знаний, ума достаточно, они же все были в подполье и кляп во рту забит. К тому же был… подсказчик: куда править.
– Кто таков?
– Тебе какая разница.
– Ты не виляй! Я о серьезном.
– Серьезней некуда. За глотку потихоньку всех нас берут – в бархатных перчатках. А под перчаткой – сталь все та же SS-овской марки. А то, чего мы сейчас хаем – станет раем перед тем, что будет.
Королев, уже заметно захмелевший с изумлением вглядывался в Жукова:
– А ты совсем другой… совсем! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть… давай-ка мы по третьей.
– Стоп. Не сейчас, я здесь по делу.
– Товарищ Жюков! Одно другому не мешает, как сказал бы Сталин, поэтому нальем…
– Мне твои свежие мозги нужны.
– Что, так серьезно?
– Ну к, просмотри.
Он отстегнул кнопки на толстой папке, достал и положил перед конструктором двухсотстраничный том. Славянской вязью золотился на обложке заголовок: «Бифрост».
– Что за премудрость?
Раскрыл увесистый, мелованной бумаги фолиант. Золотистый, необычный текст на русском и дублировано на немецком. Изящно, виртуозно выполненные чертежи и пояснения к ним, продольный и поперечный срезы диковинных механизмов, аппаратов с крылатым оперением – с мельчайшими, доступными лишь микроскопу, деталями.
На развороте, вольготно размахнулся на два листа голографически мерцающий разрез горы со вздыбленной полудугой тоннеля, скользящего к вершине. Тоннель облеплен винтообразными, ракушечного абриса, аппаратами.
Из жерла тоннеля на вершине горы вырывается и пронизывает атмосферу зализанное веретено ракеты-корабля.
Корабль окутан какой-то смазано-трепещущей оболочкой.
– Что за смазь вокруг ракеты? – Выцедил сквозь горловой спазм Генеральный.
– Плазменная смазка. Практически снимает трение о воздух. В итоге вчетверо увеличивается скорость прохождения атмосферы. Эта же плазма, в смеси с любой горючей дрянью, увеличивает ее КПД в разы – при идеально чистом выхлопе.
– Да тебе… тебе откуда все это известно?! Мы только приступаем к этому на стадии теоретических расчетов, на грани экспериментальной шизофрении! – Болезненно и изумленно яростной была реакция Королева.
– Что, с моим суконным рылом в калашный ряд залез? – хулигански усмехнулся Жуков.
– Где все это взял? – У Королева подергивалось в тике веко.
– Не те вопросы задаешь, Генеральный.
– С огнем играешь, маршал.
– Ты… вот что… всмотрись, вчитайся, оцени не торопясь. А я сосну. В твоем буржуйском закутке с сортиром.
Жуков с усилием поднялся с кресла. Пошел, прихрамывая, приволакивая затекшую ногу, к комнате отдыха.
Закрыл за собою дверь, лег на диван. Глянул на часы: 14.00. и провалился в черное небытие – измученный сверх напряжением и бессонницей трех последних суток.
ГЛАВА 66
Жуков проснулся от тяжелого, пронизывающего взгляда: будто штопор ввинчивался в лоб.
Открыл глаза. Сидел перед диваном Королев. Измятое, потухшее лицо вымочено слезами.
– Что стряслось, Сергей? – рывком панически воспрянул с дивана Жуков.
– Вся жизнь – коту под хвост, – мертвенно тусклым был голос Королева.
– Ты чего городишь?
– Все эти громыхалки: Байконур, Плесецк, моя «Семерка» – керосинка с ядовитой вонью. Жжем атмосферу, загадили землю и космос. Ты даже не догадываешься, что мы вытворяем со своей землей. Хотя бы Новоземельский испытательный полигон: воздушные, наземные, подземные ядерные взрывы.
За восемь лет – девяносто взрывов. Фаршируем воздух и землю цезием – 137. Там гамма излучения превышают естественный фон на 3–4 мкр в час. Мина замедленного действия для наших сыновей и внуков. Столетия периода распада. Эта зараза расползлась по Западной Сибири, по Уралу! Во мхах, лишайниках, мышцах оленей, в костях саамов, финнов, других аборигенов нашпигован стронций – 90 и уровень его для человека практически предсмертный. Рак, белокровие косят направо и налево! Зачем и почему?! Но молчим в тряпочку.