Зона падения наших ракет – Архангельская область, Кольский полуостров. По суммарной площади это Норвегия и Франция. Двадцать тысяч тонн обломков, зараженного алюминия, керосина, ракетного топлива. А эта сволочь МДМТ – сильнейший токсикант! И в почве, травах его до 5 мг–к! И будет там он десятилетия!
Я сколько раз надрывался, орал, молил: вы убийцы детей наших и внуков! Дезактивируйте хоть как-нибудь, нейтрализуйте эту заразную отраву. А твои золотопогонники мне в ответ: не суй нос не в свое дело!
– Они не мои, Сергей! – катком наехал Жуков. – И потому я у тебя вот с этим.
Прихлопнул тяжело по «Бифросту». Оттаивал, выбирался Королев из приступа бессильной ярости.
– Загадили ракетным бешенством своим весь европейский север. И это цветики. Знаешь, где ягодки?
Он повернулся к Жукову, понизил голос до шепота.
– Мы всю эту отраву фиксируем, в статистику упаковываем, а потом американцам ее на тарелочке отсылаем! На наших полигонах забугорники себе соломку стелют, чтобы, не дай Бог, самим не замараться в таком дерьме! Это называется, мосты наводим, разрядкой заняты на наших трупах и костях! Георгий…ты же принес гениальный примитив: тоннель в горе облеплен электромагнитами, корабль с плазменной оболочкой разгоняется в магнитном поле по эллипсу, выстреливается в космос на трехмильной высоте. И там включается движок на водороде.
Но Берия сатаненел всякий раз, когда я пытался повернуть наработки нашего КБ в сторону водородного движка и ториевой атомной энергетике.
– Значит предметно разобрался, что у нас творится, – отмяк, вольготно задышал маршал. – А я то думал… перепугал ты меня до полусмерти…
Фотонный двигатель любое государство на планете ныне не потянет, кишка тонка, мы для него пока неандертальцы с нашими мозгами. А вот движок на водороде… тут можно было бы схватиться с техзадачей насмерть. Есть перспектива – одолеть.
Одно невыполнимо: водород для космо-флота. Потребуется сотни тысяч, миллионы кубометров. Мы, вместе взятые с Америкой, Англией и Францией не производим и сотой доли от необходимого – уныло пожал плечами Королев, махнул рукой.
– Ты в «Приложение» глянул?
– Не добрался.
– Там все расписано про водород.
– Ну, просвети. – Королев усмехнулся обессилено.
– Уже работает у американцев прибор Стена Майера для расщепления воды на водород и кислород. Запатентован и законсервирован, на него наложила лапу НАСА.
– Откуда это знаешь?
– Стен Майер содрал свой аппарат с древней промышленной модели. Она давала тысячи кубометров водорода в сутки.
– И где это было?
– В Египте. Восемь тысяч лет назад. Промышленная установка для «Бифроста» – космического флота Анунаков – та самая пирамида Хеопса или Хуфу. Она же – космический маяк для межпланетной связи.
– Георгий, весь этот твой бред…
– Под пирамидой Хеопса водохранилище, выложенное гранитным брусом, на пятьсот тысяч кубометров воды. И водовод от Нила. Все цело до сих пор, можно посмотреть и пощупать. Вода засасывалась в пирамиду и расщеплялась на H2 и О током, подаваемым на платино-титановые электроды.
Все зафиксировано на подробной схеме внутренностей пирамиды, которую сотворил со своим кибер – роботенком UPA-AUT– 2 немец Гатенбринг. Он запустил его в отверстие у основанья пирамиды и киборг ползал в её внутренностях больше недели. Все это у тебя в руках, в конце «Бифроста». Ты не добрался до конца…
Два раза стукнули в дверь, она приоткрылась. В щель просунулась голова помощника. Королев разворачивался всем корпусом, свирепость наползала на лицо.
– Товарищ генеральный…
– Во-он! – взревел хозяин Байконура.
– Вас генеральный секретарь, товарищ Брежнев.
– Брысь!
Королев взял трубку телефона на столике у изголовья дивана.
– Здесь Королев. Здравствуйте, Леонид Ильич.
– Ты что там вытворяешь, Сергей Павлович? – спросил раздраженно Брежнев.
– Что случилось, Леонид Ильич?
– Это я у тебя спрашиваю: что случилось? Вся Андроповская Контора на ушах стоит… работать не дают, трезвонят про тебя – закрылся с Жуковым, четвертый час готовишь для Кремля с опальным маршалом переворот… алло… ты где там?
Королев, жевал губами, брезгливо морщил лицо. Внезапно икнул. Заныл плаксиво, пьяно:
– Остохренели они мне, со времен шарашки! Гоните вы их в шею, Леонид Ильич! Работаешь без продыха, как проклятый… ни дня, ни ночи… имеем право с маршалом хоть раз в год укр… укон-тра-пупить бутылочку армянского… про баб порассуждать... ик… Людмилка брысь! Щекотно!
– Кто там тебя щекочет?
– Прошу прощения, Леонид Ильич… кухарочка… нет стюардесса неосторожно… э-э прикоснулась.
Скосил глаза на Жукова, свирепо погрозил кулаком: маршал всхрюкивая, сгибался пополам в задавленном хохоте.
– Что за стюардесса?
– Та самая. Обслуживала вас, весной, когда вы приезжали.
– Это она, что ль, хрюкает? Ну, ясно. Работайте в таком же духе. Но не перетрудись. Ты нужен партии, ЦК и государству.
– Благодарю, товарищ Генеральный. Ваше указание исполним на полную катушку, по всем параметрам.
И, бросив трубку на рычаг, схватил увесистый лощеный том «Бифроста», полез в конец его, раскрыл мерцающий, иссиня-черной тушью том, всмотрелся в отточено изящный разрез пирамиды Хеопса: мега – аппарата для производства водорода с кислородом.
– Вот это, что ль? – смотрел остолбенело, ошарашено.
– Ну. Стен Майер передрал идею с этого и запатентовал.
– С ума сойти… та самая Хуфу – Хеопса… какого черта до сих пор никто не знает о ее начинке?! И вся их египтология тоже ни гу-гу!
– Вот ты узнал. И что? Курочить Байконур, Плесецк начнешь ради бумажного «Бифроста»? Погонишь в шею всех, кто на твой космос работает? А таких по всей стране сотни тысяч. Об этом только заикнешься – сожрут со всеми потрохами и не поперхнутся. Небось, на твое место молодняк настырный давно уж лезет.
Смотрел Георгий на встрепанного Королева. Жалел: обрушил на неукротимого творца могильную плиту номенклатурного «Низ-з-з-я-я!».
– Ты был осведомлен и раньше… чего явился только сейчас?
– Остынь Сережа. В нашем дурдоме всегда найдется русский болт на хитрый ЦК-зад.
– Ну, предлагай.
– Про тоннель в горе с электромагнитным полем пока забудь: «Бифрост» застрянет костью в глотке Суслинцев, эти козлы в партийном огороде способны лишь капусту жрать да гадить. С производством пирамидального водорода погодим: весь андроповский курятник переполошится. А вот про аппараты Толчина стоит всерьез задуматься.
– Кого?
Жуков раскрыл том на сто двенадцатой странице, придвинул к Королеву тончайшей работы чертеж – схему.
– Вот это движок для сдвинутых мозгами, как ты сказал – упертых и зацикленных.
– Я просмотрел. Не уяснил: за счет чего работает.
– За счет внутренних сил. Или космического эфира.
– Какого к… матери эфира? Что ты несешь? – Закаменел конструктор: вояка маршал тыкал его мордой в грязь непонимания – его, собаку съевшего на всяческих движках для космоса.
– Да не ори ты. Я тоже не сообразил, в чем тут дело. Однако знаю: расположи вот эти шестерни, пластины, сопла и пружины указанным здесь способом в таком же корпусе, под этими градусами – и вся эта хреновина вдруг задрыгается. Я видел сам, как аппарат работает! Понимаешь – сам!
– И где этот… Толчин?
– Вот телефон. Звони откуда-нибудь, только не отсюда. Встречайся, изучи работающую модель, она у него есть. И упаси Бог, чтобы не пронюхали про вашу встречу. Когда убедишься, что все реально, включай в программу своего КБ. Тебе же все позволено Генсеком, вплоть до персональных поблядушек на рабочем месте.
– Толчин, отдаст все это мне?
– Уже отдал. Он знает, что я здесь: мы виделись перед встречей. Когда запустишь в космос, испытаешь аппаратуру Толчина – тогда ломись к бровастому со всем «Бифростом», с водородной пирамидой. Ну, и последнее: тебе докладывали о «Ловондатре»?
– Что-то припоминаю… Московский авиационный…
– Он в твоей системе, работает на космос.
– Ну, да.
– Там трудится, некий Вадим Чернобров.
– Вспомнил…изобретатель электромагнитной ловушки для ондатр – ну да, «Ловондатр». Он прорывался ко мне, я сказал – гнать в шею, мне только этой дури с ондатрами нехватало.
– А зря. Ондатровая ловушка – это для ищеек – нюхачей. Сердечная забота о народном хозяйстве. Иначе все прихлопнули бы давно.
– А что прихлопывать?
– Машину времени.
– Ну, значит, правильно сказал – гнать в шею.
– Упертый ты неандерталец, Королев. Этот мужик вместе с Кунянским из Подмосковья соорудили действующую модель.
– Что значит «действующую»? Что ты буровишь?
– Они добились разницы времен внутри его машины и снаружи – в пять часов разница. В том самом «Ловондатре».
– Чем измеряли?
– Разнесенные спаренные кварцевые генераторы и их дублеры – электронные и механические часы. На всех– один результат.
– Да ни черта это не значит! Любой часовой механизм есть только механизм, его всегда можно откорректировать и запрограммировать.
– Поденка – бабочка, живущая максимум десять часов, прожила в «Ловондатре» двое суток. Когда машину запустили вспять, в прошлое – поденка окачурилась за пол часа, и организм у трупика был новорожденно-младенческим – он стал зародышем. Ну, как?
Королев набрал в грудь воздуха, открыл рот. И закрыл его. Сказал, катая желваки по скулам:
– Ты, может быть и, принцип действия машины растолкуешь?
– Машина, излучая собственными генераторами частоты 1– 0,5– 0,25, создает электромагнитный вектор, нейтрализующий гравитацию. При полном обезвешивании включается двигатель – лазерная пушка. При разнице потенциалов: корпус машины – генератор, получается ток с напряжением в пятьдесят тысяч вольт. И машины совершает скачок во времени.
Это теоретически перспективная разработка. А действующий «Ловондатр» сделан по принципу «Матрешки» – слои плоских электромагнитов, скрученных в виде эллипсоидов один в другом. Внешний их слой крепится на силовую оболочку. Блоком управления подбирались оптимальные соотношения частот, напряженности и режима переключения. Максимальное значение измененного времени фиксировалось внутри самой малой «Матрешки»: туда помещали часы и бабочку-поденку.