– И фараон отпустит?
– Ожесточу я сердце Мошиаха, и он откажет вам. Тогда я простру руку мою и поражу Египет казнями моими. После того отпустит вас.
«Ожесточить сердце Машиаха, чтоб не пускал…затем казнить за это весь Египет, за то, что не пускает фараон?! Так кто ты, полыхающий гневом на колыбель и родину мою Египет?!».
– Не с пустыми руками пойдете, – продолжил между тем несгораемый терновник. – Пусть каждая женщина выпросит бе-орма (обманом) в долг у соседки вещей серебряных и золотых, одежд и обуви. И вы наденьте все это на сыновей ваших и дочерей, и оберёте египтян до нитки в ночь перед Исходом.
Выламывался наружу протест в смятенном Моисее, но крепким панцирем держал и не давал ему прорваться страх. И он же диктовал пока, вместо отказа, последние увертки.
– А если не поверят мне старейшины и скажут: то не Господь к тебе явился?
– Что это у тебя в руке?
– Матэ, мой всемогущий господин.
– Так брось его на землю.
Бросил свой пастуший жезл Моисей и с ужасом узрел: он, обрастая чешуей, свиваясь, превратился в змея. Вздев гибкость тулова, раскрыл змей пасть и зашипел. Отпрянул Моисей.
– Возьми его за хвост, – велел терновник. Неодолим был приказ и Моисей, нагнувшись, сжал в кулаке увертливо-холодное, чешуйчатое веретено гада. Поднял. Неистово задергалась зубастой пастью упругая, мясная плеть. Но, затихая, одеревенела и обратилась в прежний посох.
– Теперь положи руку свою за пазуху.
Исполнил приказание Моисей. А вынув руку, обомлел: стала белой и шершавой его плоть, обметанная проказой.
– Верни руку за пазуху.
Он сделал это. И, выдернув ее, увидел: по-прежнему смугла до черноты, чиста его мужская длань.
– Возьми сей жезл. Им будешь ты творить знамения волею моей. И убеждать неверующих.
– О, Господи! – изнемогая в назревающем своем отказе, взмолился Моисей, привел последний довод.
– Я не речист, косноязычен. Как буду говорить с народом, фараоном, прося его отпустить нас в пустыню?! Пошли другого, коего можешь послать, – собрал все силы, рухнул Моисей в отказ от повеления Всемогущего.
Свирепо раздувая мощь языков своих, вздымался пламенем под небеса терновый куст. Обрушился столь же свирепый гнев его на Моисея.
– Мое терпение на исходе! Разве нет у тебя Аарона, брата левитянина?! Ты станешь влагать косноязычные слова свои в его уста. Он передаст их остальным! Я буду при устах твоих. И научу, что говорить и делать. Готовься в путь! Длинною будет он в тысячелетия.
Опало и исчезло пламя. Топорщился под мятежным небом первородно невредимый куст. Возвращались, вливались в Моисея слепящая пустынность степи, шорох копыт овечьих, хруст трав, срезаемых зубами стада.
Он опустился на землю. Едва держали ноги. Кровоточила сломленная воля: свистел, набирал силу крепнущий тайфун великой, страшной миссии его – уйти в века, в людскую память, в мифы несовместимым противоречием поступков и речей. Как будто бы они принадлежали двум разным личностям, коих породили: одного Добро, другого Зло.
ГЛАВА 29
Жуков сел, пристроил толстый фолиант перед собой. В глаза плеснуло киноварью заголовка: «Энки и мироздание». Он перевернул лист. Почти враждебным взглядом пробежал сверху вниз бессмысленный для него набор английского шрифта. И через сердцевину мозга, в подсознание и память впечатался фотонной вспышкой весь смысл вступительного текста.
С постоянным гостем солнечной системы, планетой «Мардук – Нибиру», которая возвращается в Галактику раз в 3600 лет, на землю прибыла 450 тысяч лет назад раса анунаков-нефилим. Это было семейство Ану. Два брата этого семейства Энки и Энлиль и их сводная сестра Нинхурсаг облюбовали местом своей высадки Междуречье (Тигр, Евфрат, Нил на африканском континенте) и построили там пять городов:E-ridy, Bad-tibiry, Larаak, Sippar, Schurypрak – уже найденных и раскопанных археологами.
Но первым обиталищем возведенным анунаками был город E-ridy. Название первопоселения ушло корнями в тысячелетия. Потрясенные прибытием богов на огненных колесницах ID-GE-UL (высоко возносящиеся в небеса яркие колесницы) народы увековечили это событие и город в памяти потомков в своих сказаниях и былинах, назвав свою планету земля, именем этого поселения. Земля звучит как Эрец (на иврите), Эрд (на арамейском), Эреде (на курдском), Эрдс (на средне-ангийском), Эрс (на современном английском), Эрата (на готическом), Эрде (на немецком), Ордх (на исландском), Йорд (на датском). Аравийское море с Персидским заливом называлось в древности на всех континентах Эридтреийским.
Жуков перевернул страницу и начало самой поэмы продиктованной Энки шумерским писцам, мгновенно, медвяным звоном эпических строк, перетекло в его мозг:
«Я, глава анунаков, первый сын, рожденный от божественного Ану, я старший сын Ану, великий правитель земли, которую мы нарекли KI, а город мой и народы Эриду, я старший брат богов, ниспосылающий благоденствие, вершащий правосудие вместе с Аном, определяющий судьбы земных царей вместе с Энлилем…».
Жуков листал страницы. Уходила, размывалась явь, сидевшие в подкорках война и Сталин, Нюрнбергский процесс, развалины в Германии, в России, оборванные, измученные колоны пленных…госпиталя, карболка, голод, нищета.
На смену всему этому величественной чередой текли деяния прибывшей на землю могучей расы. Два бога Энки с Энлилем вершили на земле судьбы людей, используя их для утверждения свой власти. Могуществу их не было предела. Владея «Na-ru» (объекты испускающие свет и режущие лучи) «Nuras», «Hu-u-aschi» (огненные птицы из камня), «Id-ge-ul» (возносящиеся высоко в небеса) «Zag-mu-ku» (аппарат для прибытия из далеких мест), владычествовали над континентами, строили, разрушали в схватках города.
Народы именовали их «Нефелим» и «Din Gir» (праведники с солнечных колесниц). Планеты солнечной Галактики были обжиты нефилим настолько же уютно, как земной абориген обживает личную квартиру. В межпланетной бездне, на Марсе и Луне пришельцы возводили и привычно: «UTU-KA-GAB» (маяк установленный у водных врат) и базы отдыха). Меж кланами двух братьев все чаще вспыхивали междоусобные, истребительные схватки, где каждый именовал свое оружие «KAK-SI-DI» (оружие справедливости) или «SI-MUTU» (убивающие во имя справедливости).
Чем дальше «влистывался» маршал в текст, тем резче и отчетливее проявлялось расслоение и цели кланов. Энки и Нинхурсаг все ярче вырастали, как просветители аборигенов, как меценаты и ценители людей: костер и колесо, счет, письменность, лекарства для туземцев – было их делом.
Энлиль со свитой – диктатор мрачный и гневливый, брезгливо ненавидел аборигенов. И где возможно, истреблял их, насылая засуху и бури, неурожаи, диких зверей, извержения вулканов.
Маршал перевернул последнюю страницу. Воспаленно и загнанно пульсировала память, перенасыщенная до отказа чудовищной, перепахавшей все сознание вестью: мы не одни в галактике и на Земле! Он закрыл фолиант и выпрямился. Гильшер высился на кресле отстраненно холодной статуей.
– Значит морозы под Москвой, ефрейторский срам в сакле горца, белолистка на Тереке – ваших рук дело? – спросил Жуков, имея в виду под «вашими» надмировое семейство Ану, планетарную схватку братьев Энлиля и Энки.
– Ваших, Жуков, ваших, – вздел плечи, сморщился Гильшер. – Мы не ляпаем на серьезную драку такие вульгарные экскрименты.
Он заменил суть «эксперимента» фарисейской дерьмовщинкой. И Жуков, оценив эту замену, вобрав в себя желчную импотентность проигравшего, отсмаковал происходящее. Обстоятельно, простецки запустил в Гильшера ответом:
– Чем на вас ляпать – нам, татарам, все одно: что морозы, что говно. Лишь бы Сиверсы да Гильшеры дрыгали ногами на виселицах.
Он ударил смачно и расчетливо, как любил и умел это делать к концу войны. И ощутив втекший в него, ласкающий эфирный импульс от незримого патрона своего, увидел, как дернулось злым бессилием могучее тело профессора. Гильшер молчал. И убедившись, что не будет продолжения, стал вламываться полководец в самую суть только что познанного им.
– В любой войне, от Македонского до Гитлера, всегда две цели: одни хотят захватить чужое добро, другие обороняют свое. С владыкой Энки, Архонтом по-вашему, дело ясное: творит он дело правое. Ну а Энлилю что надобно у нас, чего он злобится и куролесит?
Через паузу слепил Гильшер подобие истины:
– Статус КВО. Или равновесие.
– Равновесие чего?
– Добра и Зла, которые всегда относительны.
«Посредник лжет в вопросе из вопросов. СТАТУС-КВО предписано нам всем Создателем. Энлиль уродует конструкцию творца своею «СТАТУС-КВО – той». Спроси его о «СТАТУС-КВОте» – впечаталось в сознание полководца.
– Так значит «СТАТУС-КВО».А может «СТАТУС-КВОта»? – влез Жуков скальпелем вопроса в зияющую рану «Сил Сатана» пока не понимая сути переспроса, но чувствуя азартом гончей не предназначенную для профанов тайну.
– О чем вы, маршал? Какая «СТАТУС-КВОта»? – смотрел не мигая на Жукова посланец сил «SS». Лишь дергалась под левым глазом сизо-багровая припухлость, будто засевший под самой кожей овод остервенело рвался выбраться наружу.
– Мы отзываем тебя посредник. Ты нарушил Кодекс Правды, утаивая причину вашей департации, – возник из ниоткуда, пронизал пространство голос.
Растерянно повел головою, оглядывая свою служебную обитель, маршал: послышалось?!
И лишь наткнувшись взглядом на Гильшера, окреп и утвердился в подтверждении: здесь было Слово, имевшее для Ядира неотвратимо тяжкие последствия. Истекал жизненным соком Гильшер. Пропитывал посланника животный, цепенящий страх, поскольку отзыв нарушившего Кодекс Правды меж браться был равнозначен краху персонального бытия Посредника и прозябания в ничтожности до конца дней своих.
– Архонт, (припомнил обращение Гильшера Жуков) прошу вас дать Посреднику еще одну попытку, – сказал, зондируя рентгеном опыта ситуацию маршал. Чуял, в случае согласия – попрут из образовавшегося полутрупа в кресле фонтаны доселе недоступных откровений.