Пронзали звуки стаю воронья,
Что реяло, кругами собиралось
На пряный и кровавый пир.
И черные ошметки птиц,
Пронзенные хоралом глоток,
Теряя перья, встрепанным тряпьем
Все чаще кувыркались вниз
И шлепались в ковыль.
Молитва ариев меж тем,
Все больше набирала силу,
Напитывалась льющимся с небес
Перуновым благословленьем.
Живой водой кропила воинов поддержка,
И в ней дубела кожа, каменели кости,
В крови удваивались красные тельца,
А мышцы прожигала плеть адреналина.
Бронзовотелый каждый торс,
Пульсируя неукротимо,
Дрожал в нетерпеливой жажде битвы,
Из коего молитва выжгла
Сомнения и страх.
Но кончено моленье, оборвался рокот.
Лишь шастало, свистя, ветрило,
Над потрясенной,сразу онемевшей степью.
И взрыв копытами шелковы ковыля,
Навстречу черной вражьей плоти
Рванулось голое ядро,
Над коим полыхал булат.
В свирепом бешенстве, в молчаньи,
Под синим блеском акинаков
Летела, ускоряясь, лава,
Сжирая сажени аллюром жеребцов
За нею стлалось русло чернотропа:
Ковыль изодранный, поникший,
Втолченный в тучный чернозем.
Рать гуннов в чешуе доспехов
Щетинилась копейным частоколом,
Имея конницу в своем тылу.
Арийское ядро вдруг расслоилось:
Кулак разжался перед пешим строем –
Шеренги-пальцы взмыли ввысь.
Над копьями, над бронзою щитов, над головами гуннов
Неслись подбрюшья с мокрой шерстью
И взмыленные яйца жеребцов,
А режущий, звериный визг арийцев
Рвал сверху перепонки степняков.
Перескочившая через щиты и копья перворяда,
Дробя копытами тела и черепа,
Лавина рухнула за спины степняков.
Зверели в яром упоеньи кони,
Ломя пастью вражьи кости,
Перебивая надвое хребты шипованным копытом.
Живое месиво из тел кромсали с хрустом акинаки,
Булат арийского меча
Вонзался в плоть как масло,
Рвал, отсекал, кромсал мяса,
Пускал фонтаны крови, расплескивал мозги,
Где так и не прижился навык
Святого дела – хлеборобства,
Где взматерел рефлекс кровавого хапка,
И процветала суть прапращура Хам-мельо.
Одевшись в панцыри Перуновой молитвы,
Бойцы возмездную творили Явь,
Зазывно скалясь Нави:
– Прими меня, Хрычовка!
Возьми нас на ночь с жеребцом!
Клянусь я взмыленными яйцами его:
Вдвоем тебя сполна мы ублажим!
Завернутая в саван Навь,
Заляпаный фонтами из вен яремных,
С досадой отводила косовище:
– На кой ты сдался мне, охальник, балабол! Изыди!
Замаюсь ныне косоглазых привечать.
И слабым выдохом из звездной пыли
Осыпав метеорно небосвод,
Раздув попутно красноту Ярилла –
До белого полуденного пекла,
Одобрила Сияющая Правь
Отказ арийцу в смерти.
Пробив тоннель во вражьем войске, не потеряв ни единицы в сече, арийцы хищно, махом, развернулись, готовясь к повторенью смертоносных рейдов – все как один дымясь чужой, кровавой клейковиной. Осмыслен, страшен был их строй, пропитанный возмездьем. Бессмертье источали лики.
И, цепенея в ужасе, рассыпалась орда в паническом хаосе.
До вечера творилось добиванье в судоргах погони.
Ядир тряхнул головой, задыхаясь с хлипом всосал воздух, выбираясь из видения-кошмара. Горы искромсанной багряной плоти, устилавшей степь, таяли, заволакивались ковыльным смогом.
Властитель огляделся, жадно задышал. Напитывался явью, настоянной на йодисто-хрустальной чистоте моря, на безопасном покое. Память, развернувшая перед ним панораму истребления пращуров арийскими мечами, изнывала в бессильной горечи.
Столетия Лада победно растекались по земле Има-царя Богумира, получившего от Вышня «Ясную книгу». И не находилось царству его преград, не подыскивалось способа втереться, вползти в их межродовую спайку.
Натравливались на арийцев родственные галлы – их орды истреблялись в сече воинством Богумира, что поклонялось Великому Триглаву – Сварогу, Перуну, Святовиту.
Семнадцать раз пытались готты, геруллы, языги взять родовой исток Има-царя, столицу Кайле –града (Аркаим). Но всякий раз уползали их остатки, искромсанные нетупящимися акинаками арийцев.
Будущая Евразия дышала, обрастала богатством и славой под твастырем, Има-царем. И память нынешних аланов, скандинавов, иранцев, индусов, германцев, пропитавшись мифами и преданиями – все еще хранит деяния Богумира.
Он, заполучивший неисчислимость знаний о Вселенной, владел и всеми навыками жития людского. Учил металлы выплавлять, ковать мечи, орала, выделывать шелка и лен, прясть пряжу на станках, строить города, пахать и сеять, лепить и обжигать посуду. Он, разделивший родовые скопища на волхвов, воинов, ремесленников и земледельцев, впитавший от матери Марены секреты врачеванья Кундалини и телесного бессмертья – он был неуязвим и вечен.
Его империя управлялась выбранными на Вече князьями и их нельзя было подкупить, поскольку они не признавали насажденную Ич-Адамом власть перламутровой ракушки и, затем, золота. Их нельзя было совратить, поскольку выбранный на Вече неподвластный лести и богатству вождь, держал князей в узде контроля и повиновенья. Они приносили в жертву своему Триглаву злаки, травы, мед, зерно и сурью, кою пили сами с молитвой.
И были они столь сильны Триглавом и ЛАДом своим, что брали дань с Египта и всех ближних стран.
Их неподвластные влиянью и подкупу племена можно было лишь вспучить изнутри, взорвать вкрадчивой приставкой «РАЗ». Был нерушимый «ЛАД» арийцев. К нему потомки Сим-парзита все же приделали приставку «РАЗ», заполучив не вдруг, но все ж заполучив долгожданный «РАЗ-ЛАД».
…Четверка на лодке с едва шелестящим мотором дрогнула в страхе: идущий перед ними по воде взорвался диким воплем:
– Вур-р-р-р!
Вздел руки, скрючил пальцы. Он тряс ими, вихляясь мощным туловом, приплясывал, расплескивал фонтаны из под босых ног. Он взревывал в неведомом припадке. Все буйство завершилось разворотом к лодке: две лапы Властелина уцепили зачехленый в бархат и алмазы член и вздыбили его навстречу лодке. Ядир тряс фаллосом, как это делал перед стадом обезьян вожак оранг-утанг:
– Мы это сделали! Мы-таки сделали всем им РАЗЛАД!
Обмяк. Сутуло развернулся к берегу, пошел. Все стихло. Лишь шлепки подошв Ядира накладывались на морскую негу.
«Наш юный Аарон, смиренный поставщик трав, меда, злаков для военных лагерей арийцев, их святилищ, подсунул всем им предложенье: ваш Има – царь велик, непобедим, бессмертен. Властителю империи нет равных на земле… и в небесах нет! Он подобен богу… Нет, выше он! Зачем же вы, непобедимые, ревете после сурьи перед битвами: «О-м Боже, О-ом Перун!?»
Не справедливей ли кричать: «О-ом Боже Богумир!? О-м хайле, Богумир наш, О-м побуд!
И те из родов, кто был ближе к царскому роду, повязаны с ним единым соком кровного замеса – те заглотили сладкую отраву! Согласились!
Но те воины, кого особо пасла жреческая каста волхвов, кто следовал их наставленьям и вековечному арийскому укладу жизни – те отвергли неравноценную, кощунную замену.
Скользнула, лопнула и зазмеилась меж родами трещина РАЗЛАДА.
А тут набег языгов на Аркаим. И полыхнула битва, где одни кричали «О-м Боже, О-м Перун!». Другие надрывались в разнославьи: «О-м боже Богумир!», копя в груди не упоенье битвой, не монолит возмездного единства, а желчь вражды и разногласья. И восемнадцать драгоценных трупов остались в ковыле – по шесть среди трех сотен, среди двуручников – уже и не бессмертных!
И трижды восславленное Яхве-Адонаи это число: «6 6 6» – стало числом раздрая, числом Безымянного Зверя.
Вражда росла и рвала царство на клочки. Уже сам царь има-Богумир сам Твастер стал вмешиваться в междуусобицы, карать ослушников, кто не желал взмывать к Перуну в Навь под кличем «Хайе Богумир!»
И лопнул с той поры единый род Има-царя и распался на служителей волхвов: на ЯСУНЕЙ, чьи Богом было и осталось СВАРОГОВО ЯР -солнце и ДАСУНЕЙ, идущих по пути ИНДРЫ-луны. И эти, лунники, несли уже к жертвенникам не травы – злаки и не сурью, но, по подсказу Аарона, кровь бычью, головы овец и коз. Чьи туши поедались.
Растащенные порознь теряли силы и терпели все чаще пораженья – на зобную утеху воронья. И слезной горечью пропитано, упало стенание с небес отца Ария-Оседня:
Как мертво все и черно от воронья, когда народ ушел от лада! И вороны грают над родичами нашими и едят поверженных!
Но шли века, уже Охристовленные Православием. И Руссколань, сближаясь разрубленными чреслами княжеств, срасталась, как тело, спрыснутое мертвой водой. И возродилась. И вновь явила адамитам– Сим-парзитам свой грозный лик народа – богоносца.
И было все это под Бусом Белояром, чья сущность стала вторым пришествием Мессии и воплощением Христа: о чем пророчествовал сам Он. Неукротимый Бусов разум очистил истинное Православие и слил его с ведическою верою волхвов и пращуров.
Примкнул приязнью к Бусу Белояру не менее могучий арий Конунг – царь готов Германарех. Сто десять лет водил он готов от победы к победе. Они вдвоем, сливаясь кровно-родственною спайкой, расширились единой, грозною державой: от Хвалынского моря – до Аркаима, от Студеного океана – до Иньской империи, с коей поддерживали дружеские связи. И не было бы вскоре равных им по мощи и влиянию под солнцем, поскольку отдавал Бус Белояр сестру свою Сва-Лебедь в династические жены Германареху. И сватом стал сын Германареха – Рандвер.
К последнему во время сватовства притерся обрезаный советник Германареха ярл Бикки. К отцу вез Рандвер от Белояра его сестру Сва-Лебедь.
Дорога длииною петлею вилась среди ковыльного раздолья, средь перелесков, меж озер. Ярл Бикки, притершись к боку господина, лил ему в ухо сомненье за сомненьем, пропитанные ядом: