– Что? – Мила заметила, как я разглядываю ее.
– Да так… Помню, на каком-то ужине ты нарядилась в нелепое платье в маленький цветочек. Незабудка, так он назывался. На голове – твой неизменный пучок. Как же мне хотелось его распустить, – хочется добавить: запустить руку в твои волосы, пропустить пряди сквозь пальцы и вдохнуть теплый аромат шоколада, но сказать – это проявить слабость, зависимость от моих воспоминаний. Они все чаще стали всплывать в моем сознании. Всему виной ее появление в моей жизни.
– Мне переодеться? – Нотки сарказма в голосе. Действуют на нервную систему возбуждающе.
– Что ты… В этих легинсах я смогу любоваться твоим задом.
– Он тебе все покоя не дает, да?
Ничего не отвечаю. Словесная перепалка, что может никогда не закончится. Еще одна игра, которая, уверен, нравится нам двоим. Ее цель не причинить боль, которую мы и так испытываем уже несколько лет. Она скорее разряжает обстановку, чтобы не было неловкого молчания или напряжения.
– Хотела спросить, почему Кайен? Я думала ты прикупишь себе какой-нибудь Феррари 296 или Бугатти диво, – к машине подходит первая, рука замирает на ручке двери в немой просьбе открыть уже машину. А я просто застыл на месте, благо брелок не выпал из рук.
– Балеринка, откуда такие познания? Я поражен, правда. Но только на Бугатти еще не заработал.
– Было время подготовиться.
Машина пищит дважды, и Мила забирается на пассажирское сиденье. Через стекло вижу, что осматривает машину, проводит пальцами по панели, заглядывает в бардачок. Ужасное слово, которое всегда меня бесило. Оно никак не сочетается с Поршем. Где он и где бардачок?
Обхожу машину и сажусь на свое место. С хлопком двери повисло то молчание, которое и хочется разбавить шуткой. Уже не сарказмом. Все хорошо в меру.
Плавно выезжаю на дорогу. Поток машин уже немаленький. Утро, будни. Кто-то спешит на работу, кто-то по делам. Мы же едем …
– Куда мы едем? – Мила на меня не смотрит, ее взгляд устремлен за окно, где только что проехал красивый черный БМВ.
– За город.
Поворачивает голову в мою сторону. Хищные повадки, милый голосок и желание разорвать меня на лоскуты. Иногда мне кажется, что она и не менялась. Такая же темная внутри как и была. Только сейчас она приняла эту свою сторону.
– Мы так не договаривались, Глеб. У меня вечером спектакль, а до него репетиция. И вообще, о таком надо заранее говорить. Это не просто в кафе посидеть.
– Помолчи, а?
Она закрывает свой милый ротик, но недовольные вздохи еще слышатся долго.
– Апраксина, ты боишься со мной оставаться наедине, да? – догадка, что ворвалась в мои мысли внезапно, как идея провести это утро за городом.
– Глупости не говори.
Мила слегка поерзала на сиденье. Делает вид, что хочет устроиться поудобнее. Наивная и глупая Мила. Я ведь все понял.
– И что сказала Рита, когда узнала, что ты покинул ее теплую постель, чтобы встретиться со мной? Со своей женой, если быть точнее, – Мила не даст теперь себя в обиду. Она научилась защищаться. И делает это умело. Отбивает удар, мяч летит в мою сторону. Ловко, немного грубо, но четко в цель.
– А ты не промах, Апраксина.
Мы подъезжаем к нужному мне месту спустя час. Должны были раньше, но утренние пробки не учел.
Тихое местечко. Я нашел его случайно, когда в прошлом году проколол шину здесь неподалеку. Спустился вниз по тропинке и набрел на это озеро. Хотя, может, это пруд? Слишком маленький. Но такой уютный, а по краям располагаются обычные деревенские домики. Даже захотелось пожить в таком пару дней вдали от шумной и токсичной столицы. Удивлен, как эту деревушку еще не выкупили для строительства более престижных коттеджей. Вся романтика местности разрушилась бы.
В тот день шел мелкий дождь. Он ничуть не расстраивал, даже наоборот, дарил какую-то умиротворенность и безмятежность. Там, на берегу этого озера, что, возможно, пруд, и просидел около часа. По внутренним ощущениям, потому что время не засекал. Я наблюдал за гладью воды, за птицами, что низко летают. Это, говорят, к дождю. Потом пара бабулек вышла из деревенского дома и пошла вдоль озеро, что-то обсуждая и смеясь. Вот она жизнь! Мне захотелось так же. Чтобы забылось все плохое, все ненужное, то что расстраивало и убивало день за днем. Закрыть глаза, а когда откроешь, увидеть это голубое небо над головой, тех птиц, деревенский дом со скрипучей калиткой. Жизнь, когда ты ценишь настоящее.
Мила наблюдает за видами пока из окна. Ни слова не произносит. А мне очень хочется, чтобы ей тут понравилось. Какое-то странное желание, потому что от ее мнения мое впечатление ни сколько не пошатнется.
Она сама выходит из машины, хотя раньше делала мне замечание, когда я не открывал дверь и не подавал руки. Так, по ее словам, было правильно. Скрипел зубам, но делал. Получается, эти правила ей уже не нужны? Стали глупыми и старомодными, раз Апраксина решила первой выбраться из машины?
Выхожу следом, забираю наши сумки и иду за ней. Мила поняла, что наш путь вдоль небольшой тропки, ведущей вниз. С этого места пока не открывается вид на озеро. Он будет, стоит завернуть направо и обогнуть несколько деревьев – берез, что так зазывно махали мне ветками при порывах ветра.
Мила останавливается ровно на том месте, где и я в прошлом году. Делает глубокий вдох и прикрывает глаза. Я наблюдаю за ней. Хочется коснуться до ее волос, провести рукой вдоль плеч и прижать к себе.
– Здесь очень красиво, Глеб.
Расстилаю плед, заботливо теперь подав ей руку, чтобы она смогла присесть. И сажусь рядом. До берега несколько метров, позади нас те самые березы. А впереди та же зазывная гладь воды. Будь сейчас лето, я непременно бы искупался. Когда я в последний раз купался в местных озерах? Даже не припомню. Может быть, никогда?
Наши плечи касаются, а моя ладонь лежит рядом с ее. Аккуратные длинные пальчики, которые хочется захватить в плен.
– Ты купалась когда-нибудь в речке? В озере? Приехать так с друзьями с палатками и плескаться в воде и прыгать с тарзанки?
– Нет, ни разу такого не было, – грустно отвечает Мила.
– Вот и я нет.
Убираю волосы за ухо, чтобы видеть ее профиль. Мне вообще хочется ее касаться. Понимание этого и раздражает, и будоражит. Когда тебе говорят нельзя, ты делаешь все наперекор, чтобы совершить запретное действие. Глеб Навицкий таким и остался – бунтарь, который живет по своим правилам.
Из сумки достаю бутылку вина.
– Это еще зачем?
– Расслабиться.
– Ты же за рулем? – недобро косится она на меня.
– Для тебя. Говорят, расслабляет и раскрепощает, – искренне улыбаюсь ей. Приехав сюда с Милой я рассчитывал на то, что природа сможет успокоить нас, мы ведь как два факела, облитые бензином, – можем вспыхнуть в момент. А здесь так тихо и мирно, что просто не найдется места для огня.
– Не дождешься, Навицкий, – улыбнулась она в ответ. Нет иронии, сарказма. Только налет шутки, его стоит смахнуть, как пыль, и останется просто ее очаровательная улыбка со слегка накачанным бантиком. Его бы к себе, прижать к губам и не отпускать.
– Я бы хотела здесь искупаться, будь на дворе лето. Сейчас, пожалуй, воздержусь. – Мила слегка поежилась и обняла себя руками. На улице чуть меньше двадцати градусов, вот-вот наступит лето, но только ветерок еще не летний, а вода кажется ледяной.
– Я думал об этом же.
– Мы играть-то будем? – уже без тени шутки перевела она тему.
Прикрываю глаза и считаю до трех. Разговор, который не стоит оттягивать.
– Почему ты решила позвонить мне только спустя четыре года? Где ты была раньше? – вопросы льются из меня, их тяжело остановить. То, что давило и не давало покоя. Как загадки, которые невозможно разгадать.
– Ты решил именно с этого вопроса начать?
Глава 13
Мила.
Меня словно окатили холодной водой. Даже ледяной, такой, как в этом маленьком озере в промозглом ноябре, когда на поверхности еще нет льда, но при мимолетном касании этот мертвецкий холод передается от кончиков пальцев. Мне и сейчас стало холодно, будто я начала покрываться льдом. Он так прекрасен снаружи, но одинок внутри. Я осколок этого льда.
– А ты ждал?
– Возможно.
Открываться тяжело. Каждое слово дается с трудом. Ты отрываешь его от своей души, оставляя рваные раны. Вспоминаю первые встречи с Мистером М. Было так же. Открыться чужому человеку должно быть вдвойне тяжело. Но он сумел найти ко мне подход, расположить к себе. Как? Может быть, его улыбка, его голос, – все это вместе давало мне поддержку. Сейчас мне эту поддержку никто не окажет. Глеб другой.
Он выжидательно смотрит на меня. Глаза сверкают нехорошим огнем. Того и гляди вспыхнет. А если загорится он, то и я буду полыхать следом. Так было всегда. Могут ли вообще две спички существовать рядом? Глеб дышит часто, а взгляд бродит по моему лицу, часто останавливается на губах. Облизываю их. Между нами сверкает молния, разряд, что пока не убивает, только пугает.
Я понимаю, что Глебу действительно нужны ответы на свои вопросы. Он вообще не тот человек, кто будет делать то, что не хочет. И спрашивать то, что неинтересно.
Бокал вина, что Навицкий все-таки мне налил, выпиваю практически залпом. Там несколько глотков, но они мгновенно несут тепло по венам, а горло полыхает от алкоголя. Я начинаю гореть, мне дали топливо.
– Первые дни после твоего отъезда я помню смутно. Тогда все дни слились в один большой клубок. Наматывается все больше и больше. Я словно был за стеклом. Вокруг что-то происходило, а я сидел и смотрел в окно. Серость какая-то. Все казалось никчемным, тусклым. Я будто потерял вкус и слух одновременно. Просто смотрел на все, что меня окружало, и тупо наблюдал. Никакого анализа, никаких мыслей, никаких выводов. А ночью… – Глеб замолкает. С каждой секундой я приближалась к нему все ближе и ближе, сокращала расстояние между нами до мизерным значений. Его откровения такие же тяжелые как и мои. И даются с таким же скрипом. Это не обычная дверь, ее не смажешь. Но ты открываешь ее раз за разом, потому что иногда это необходимо. Надо закрыть дверь в прошлое, чтобы появилась дверь в будущее. И ты зажата между ними, а в ушах все тот же скрип.