– Спускайся ниже, – голос низкий, вибрирует.
Прокладываю дорожку вниз, останавливаюсь у резинки трусов. Руки немного потряхивает. Я делала минет один раз в жизни. Глебу. Это было давно, целую вечность назад. А сейчас при ярком свете я должна буду повторить то, на что и так долго решалась.
Всматриваюсь в него. Глаза черные, на дне вижу что-то темное, но очень сладкое.
Спускаю боксеры. Но посмотреть на его член все еще боюсь. Какое-то нелепое стеснение. Вчера вечером и ночью мы занимались сексом, целовали так, что я готова была взлететь от каждого такого прикосновения, касались друг друга, моя рука уже трогала его член, водила по нему рукой, пальцем очерчивая вены. А стоило опуститься перед ним на колени, позорно отвожу глаза.
– Я не настаиваю, балеринка.
Для меня его слова словно кнопка пуск. Не сдамся. Не я ли говорила, что хочу его всего себе? Эгоистично забрать всего его желания, чтобы воплотить их в жизнь?
И поднимаю взгляд. Слегка улыбаюсь.
Его член красивый, как и сам Глеб, а может, так кажется, потому что у меня к нему чувства. Обхватываю его ладонью и веду вверху. Еще раз облизнув губы, целую головку и погружаю ее в рот.
Движения еще скромные, немного неуклюжие. И Глеб это понимает, не торопит. Дает мне время проявить инициативу.
Я слегка ускоряю темп, а член погружаю глубже. Слышу шумный вдох, Глеб собрал мои волосы рукой и слегка оттягивает их. Я понимаю, что он направляет и немного углубляет мои движения. Поднимаю взгляд, чтобы увидеть его чертят в глазах. Родные. Словно мы с ними и не расставались. Глеб смотрит на мои губы, наслаждается моими движениями, пьет мои эмоции, которые я ему дарю.
Пока не поднимает меня силой и не откидывает на кровать. Желанная тяжесть и давление между ног. Закатываю глаза, когда он проникает в меня. Мышцы еще потягивают внизу после ночи, но с каждым толчком, таким осторожным, но уверенным, тепло поступает от центра наслаждения, расходится по всему телу. Как маленькие импульсы. Или острые иголочки. Это не про боль, а про приятное покалывание. От каждой такой иголочки начинается дрожь.
Меня накрывает волной удовольствия. Воздух становится горячим и обжигает при каждом жадном вздохе. В горле сухо от постоянных стонов. Их сдерживать уже нет ни сил, ни желания. Глебу нравится, он, помнится, говорил об этом.
Глеб лежит рядом и также часто дышит. Моя голова покоится на его груди, а я от этих ритмичных и частых движений снова погружаюсь в сон. Теперь он сладкий и томный.
Из него меня вырывает Глеб. Мне показалось, что он тоже где-то в параллельной реальности. Голос до сих пор низкий и вибрирующий, оголяет каждую мою клетку.
– Мне кажется, у нас в планах был остров, – он касается моего оголенного плеча и чертит невнятный узор.
– Может, ну его, этот остров. Останемся здесь?
– И что же будем делать?
– Целоваться, обниматься, ну…
– У меня уже губы болят от поцелуев, балеринка, не знаю как у тебя. Да и отдохнуть надо бы. Ты же из меня все соки выжала.
Он уходит в душ, а я расположилась поперек кровати, раскинула руки в разные стороны, словно морская звезда, и просто начала смеяться. Эмоции переполняют меня. И теперь это не диаметрально противоположные. Они про счастье, про удовольствие, про радость. Их так много, что хочется делиться ими. Не только с Глебом, а, например, подарить частичку этого коктейля прохожим. Я как переполненная чаша, внутри меня только самые яркие и красивые чувства.
На остров мы попали только к обеду. Всему виной наше неторопливость. Мы не спеша позавтракали, прогулялись еще вдоль старого города, где Глеб показал мне ресторан с самой лучшей пастой внутри стен. На десерт я выбрала теперь шоколадное мороженое и пыталась соблазнять Глеба. Тот лишь закатывал глаза и целовал в щеку, в губы он так и не решился.
– Мне теперь есть, ради чего жить, балеринка, – слова, которые хочется запомнить на всю оставшуюся жизнь, выделить их золотом и обвести курсивом.
До острова плыли на небольшом теплоходе. Мы выходили на верхнюю палубу и любовались сначала открытым морем и соленым бризом, а потом островами, которые проплывали. Каждый раз я думала, что вот тот – наша цель. Но капитан просто давал сигнал – два гудка – и мы плыли дальше. Словно шутил над нами, а мы, наивные, верили.
Остров Млет оказался достаточно большим. Заповедная зона с двумя озерами. В середине Большого озера есть тоже небольшой островок. Глеб сказал, что его называют остров на острове, а местные жители дали ему название Святой Марии.
Воздух здесь другой, нежели на континентальной части. Он пропитан хвоей и настолько чистый, что хочется его пить.
Как только мы сошли на берег, я прикрыла глаза. Мне показалось, что я попала на райский остров. Это не тот, из рекламы, где лазурная гладь океана и пальмы вдоль кромки воды. Это другой рай. Где густая зелень переплетается с темно-синим морем и обрамляется розовыми цветками ядовитого олеандра.
– Смотри, здесь можно взять в аренду велосипеды и доехать до заповедника. Как думаешь, у нас получится?
– Твой вопрос можно воспринимать двояко, – Глеб смутился. Он вкладывал в него другой смысл. Но мне стало интересно, чтобы он ответил, заложи он то, что хотела бы услышать от него я. Опускаю взгляд, в душе зарождается обида, но я не даю ей пищи. В таком месте обида – разрушает.
– Ты каталась на горных велосипедах?
– Только на обычном. Но думаю, система крутить педали та же.
– Давай арендуем?
Мы подходим к одному из пунктов аренды. И как ни странно, там скопилась очередь. А я присмотрела себе симпатичный серебристый велосипед. Теперь переживаю, как бы его не увели у меня из-под носа, как те сливочные круассаны.
Удача улыбнулась мне, и в этот раз никто и ничего не забирал у меня. Я выбрала то серебристое чудо. А Глеб положил глаз на черный. Почему-то не удивлена.
Мы выехали на дорогу, которая вела до входа в Заповедник. По одну сторону был обрыв, по другую то и дело ездили машины. Проехав несколько сотен метров, я поняла, что мне страшно. Велосипед достаточно тяжелый для меня, и управлять им тяжело. Я боюсь не справиться и улететь либо с обрыва, либо под машину.
Глеб едет позади меня, что-то говорит и подгоняет. Я лишь сосредоточенно смотрю вперед, часто останавливаюсь и перевожу дыхание, когда понимаю, что страх усиливается.
– Ты чего? – на одной из таких остановок, Глеб уже немного взвинченный подошел. Я склонилась пополам и тяжело дышу. Несколько секунд назад быстро проехала машина, и велосипед слегка повело налево, что я чуть не попала под колеса.
– Мне страшно. Кажется, что я куда-нибудь упаду.
– Мила, смотри, тут даже бабульки едут на велосипедах и обгоняют нас.
– Ну и что! Мне страшно. Он тяжелый. И это не тот, на котором я каталась. Это, черт, неуправляемый монстр какой-то.
– Ты преувеличиваешь. Просто крутишь педали и держишь руль прямо.
– Это тебе легко говорить, потому что у тебя получается, а у меня нет. Я смотрю туда, – показываю на обрыв, что открылся между деревьев. Там высоко. Неверное движение, и полетишь вниз, как птица, – и вижу как скатываюсь по крутому склону.
Обида снова царит в душе, уже никак ее не заглушить. Даже райский остров теперь не кажется таким уж райским. И велосипед этот ужасный, и остров самый обычный.
– Тогда соберись, Мила! Иначе мы весь день будем добираться.
Силюсь мыслить логично и показать ему, что мне страшно. Мистер М говорил, что чувствовать страх это нормально. Его не надо стыдиться или прятать. Снова счет до десяти, уже выработанная привычка.
– Ты сейчас говоришь о том, чтобы я отказалась от того, что чувствую, Глеб. Будто этого чувства нет. Но так не бывает. Мне страшно. Я это признаю. Я. Так. Чувствую. А ты… как всегда. Для тебя чувства других ничего не значат. Знаешь что, Навицкий, езжай ты сам на своем велосипеде в этот дурацкий заповедник, дыши там хвойным лечебным воздухом, плавай в этих озерах. А я вернусь обратно. Там видела несколько ресторанов, – разворачиваюсь в обратную сторону. Велосипед везу рядом. Больше я на него не сяду.
– Стой!
Убыстряю ход. Слезы начинают душить. Это обида. Мистер М не говорил, что когда принимаешь свои чувства и говоришь о них, бывает плохо. Осознаю и понимаю это только сейчас. Мало принять их самому, хочется, чтобы еще и поняли тебя. Приняли со всеми твоими страхами, претензиями.
– Да стой ты, – Глеб бросает своего черного друга себе под ноги догоняет меня, перегораживает путь и не дает обойти. Бросаю злой взгляд на него.
– Что тебе?
Он силой забирает у меня мой серебряный велосипед и так же бросает его теперь ко мне в ноги. Подходит ближе, а я выставляю ладони в защите, чтобы не смел прижимать меня к себе и обнимать.
У нас завязалась борьба, где Глеб снова пытается схватить мои руки, а они, как плети, вьются и не даются. Со стороны мы кажемся смешными: любовная парочка, что просто поссорилась и что-то выясняет.
– Прости меня! – шепчет он мне, когда все-таки зажал мои руки у меня за спиной, держит их там, что и не дернуться. – Что ж ты такая драчунья, а? – короткий поцелуй в шею, а я прикрываю глаза. Он знает эту точку, касание до которой включает режим плаксивой Милы.
– Мне правда некомфортно так ехать. Мне страшно, Глеб. Я… так бывает. Это мои чувства.
– Я понял. Надо принять их.
– Да.
– И кто тебя этому научил? Твой Кречетов?
– Он не мой.
Мы стояли так еще какое-то время. Глеб извинялся и коротко целовал меня то в шею, то в губы, то покрывал поцелуями скулы. А я начала улыбаться.
– Мы просто пойдем пешком. А велосипеды оставим у входа в парк, договорились?
Конфликт, который мог разгореться между нами, закончился опять нежностями. Мы уже другие. Раньше бы спорили до победного. До моих слез, истерики, до гнева Глеба, когда глаза посылали огненные шары друг в друга в попытке уничтожить соперника. Да, мы такими и были. Соперниками, которым почему-то было хорошо вместе. И наше поле боя было нужно нам. Но сейчас… все не так.