— Он не работает, — предупредила я. — Похоже, сломался.
— Вот я и хочу починить, — буркнул Зяма и полез в тумбочку за инструментами.
Примерно минуту я с недоверчивым удивлением наблюдала, как братишка неловко, но старательно препарирует телефонного слизня, и решила, что мой трудовой энтузиазм оказался заразительным. Никакого иного объяснения тому, что Зямка спросонья и натощак развил бурную деятельность, я не видела. Разве что жестокая похмельная мигрень спровоцировала приступ садизма, и бедный телефонный слизень попал Зяме под горячую руку.
Дверной звонок дилинькнул мне прямо в ухо. Думая, что это вернулся папуля с покупками, я без промедления открыла дверь.
На пороге нетерпеливо переминалось мелкое и лохматое, как старичок-лесовичок, существо неясной половой принадлежности. Сверху тщедушная фигура была укутана в клочковатый пуховый платок, снизу виднелись тощие ножки в драных мужских носках и жутких галошах, похожих на две ржавые баржи. Из складок шали, показавшейся мне смутно знакомой, выглядывало морщинистое личико с припухшими глазами и красным клоунским носом. На испещренных прожилками щеках виднелись остаточные следы румян, поэтому я решила, что передо мной все-таки дама.
— Доброе утро! — хриплым голосом торжественно возвестило это прелестное создание.
Судя по улыбке, обнажившей некомплектные зубы, она была глубоко убеждена в истинности сказанного.
— Доброе, — не вполне уверенно ответила я и оглянулась на тихо чертыхающегося Зяму, после чего мои сомнения в высоком качестве текущего утра только усилились.
— Вы должны мне пятьдесят рублей! — радостно сообщила гостья.
— А кто вы такая? — я окинула жизнерадостную вымогательницу с шерстяной головы до резиновых пяток холодным взглядом.
— Я гончиха! — нисколько не смутившись, объявила она.
Это проняло даже Зяму — он уронил на пол отвертку и обернулся.
— Гонщица? — повторила я. — Дочь Микаэля Шумахера, сестра сынов лейтенанта Шмидта?
— Гон-чи-ха! — по слогам произнесла фройляйн Шумахер. — Как гонец, только не мужик, а баба! Вы ж Кузнецовы, разве нет? Меня Борис Акимыч прислал.
— Папа?! — я глубоко и неприятно изумилась.
Нет, я все понимаю, демократия — это хорошо, человек человеку друг, товарищ и брат, но пока мамуля распивает французский коньяк с генералитетом, наш экс-полковник дружится и братается черт знает с кем! Надо как-то убедить мамулю уделять побольше внимания любимому супругу.
— Гоните полтинник, детки! — по-свойски велела нам с Зямой папина новая подруга.
Мы с братцем переглянулись. Он пошарил по карманам и нашел четыре мятые десятки. Я порылась в сумочке и добавила до нужной суммы мелочью.
— Значит так, папашу вашего менты замели, — деловито сказала «гончиха», ловко втянув деньги куда-то под шаль. — На чем Акимыч погорел — не знаю, но может отмазаться, если даст летехе на лапу. Его на пятихатку разводят, а у него всего три стольника, больше нема. Намек поняли? Привет семье!
Буревестница развернулась и бодро потопала к лестнице.
— Дюха, бери деньги и живо дуй в милицию, — распорядился Зяма, быстрее, чем я, переваривший полученную информацию. — Я бы и сам сбегал, да не могу, надо срочно починить телефон, а то мы в критические времена совсем без связи останемся.
— Почему — без связи? А мобильники? — машинально возразила я, уже натягивая курточку.
— Забудь про мобильники, — мрачно посоветовал Зяма.
Я хотела поинтересоваться, что он имеет в виду, но братец уже сунул мне в руку свой кошелек и вытолкал за дверь. Не дал ни губы накрасить, ни причесаться! Чтобы не выглядеть полным пугалом, пришлось натянуть на лохматую голову шапочку.
Мимоходом обругав хронически не работающий лифт, я поскакала вниз по лестнице и к четвертому этажу так разогналась, что настигла отступающую «гончиху». Впрочем, она-то как раз стояла на месте, прижимая грязным пальцем с обломанным ногтем кнопку дверного звонка. Я мельком подумала, что хозяевам квартиры стоило бы после ухода гостьи обработать кнопку дезинфицирующим раствором, а потом сообразила, что бомжеватая папулина приятельница стоит под дверью отсутствующей в данный момент Раисы Павловны. Подивившись, как много у этой бродяжки знакомых в нашем приличном доме, я на ходу обронила:
— Не ждите, не откроют, баба Рая в больнице, — и заспешила дальше, но у подъезда наткнулась на Трошкину.
Она стояла на крылечке, баюкая на ладони игрушку из тех, которые в «Макдоналдсе» идут в комплекте с детским обедом. Эту фигурку крысенка Родди, героя голливудского мультфильма, Алка — большая любительница фастфуда— выудила из коробки «Хэппи мил» в моем присутствии. Я тогда восхитилась хладнокровием администрации сети, которой уже не раз приходилось отвечать по искам клиентов, обнаруживших в своей еде дохлых грызунов. Мне даже помнилось, что в газетах писали, будто кому-то из пострадавших в результате удалось разбогатеть на миллион семьсот тысяч долларов! И после этого «Макдоналдс» как ни в чем не бывало кладет игрушечную крысу в каждый детский обед!
Трошкина моей иронии не одобрила, ей этот крыс в смокинге очень понравился, потому что у него под пиджаком был маленький компас, вмонтированный в брюхо. И вот теперь принаряженный, как состоятельный усопший, мультяшный крысеныш тихо покоился на Алкиной ладони, а сама она неотрывно смотрела на него озабоченным взглядом наемной плакальщицы.
— Играешь в похороны? — дружелюбно поинтересовалась я.
Бывало, в детские годы мы с подружкой в полном соответствии с обрядовой традицией предавали земле тела сонных мух и прибитых тапкой тараканов. Правда, насекомых Трошкина никогда не носила на руках. И я никогда прежде не замечала, чтобы она относилась с особой теплотой к грызунам как живым, так и мертвым.
— Ты что? — пальчиком свободной руки подружка повертела у виска. — Я выясняю, где тут у нас какая сторона света, чтобы найти свой идеальный путь по фэн-шую… А ты куда?
— В милицию, очень срочно, у меня там суперважное дело, — я вспомнила, куда и зачем иду, и заторопилась.
Свой собственный идеальный путь в районное отделение милиции я проложила без всяких фэн-шуйских подсказок. Для пущей скорости мне надо было ехать на маршрутке, которую имело смысл перехватывать вблизи конечной остановки, где поменьше народу. Кратчайший путь туда пролегал по краю пустыря, мимо гаражного кооператива и колбасного цеха. Что радовало, большую часть пути я могла с удобством проделать по прекрасной бетонной тропинке, не рискуя испачкать в лужах грязи любимые кроссовки.
До гаражей я домчалась в компании незнакомой собачки, которая присоединилась к моей спортивной пробежке по собственной инициативе, но в районе помойки псина изменила мне, переключив внимание на мусорный бак. На бетонную тропу я вывернула в одиночестве, как лидер марафонской гонки, но так же, как этот лидер, услышала позади себя быстрые шаги какого-то другого торопыги. Опасаясь, что это еще один претендент на место в маршрутке, я не сбавляла скорость, и дистанция между нами не сокращалась. В четыре ноги мы гулко топали по бетонным плитам, пока я не услышала мужской голос, окликающий меня с некоторым раздражением:
— Постойте, девушка! Да погодите же! Вы тут потеряли, вот, у вас из кармана выпало!
Я очень привязана к своим вещам и не люблю расставаться с ними столь неожиданно, а карманы моей курточки и впрямь мелковаты, из них запросто что-нибудь вывалится. Разумеется, я остановилась и подождала, пока добрый человек ко мне приблизится.
Это был худощавый мужчина среднего роста, одетый в штаны с лампасами и черную куртку-ветровку из непромокаемой ткани. Наверное, действительно спортсмен-легкоатлет. Капюшон своего практичного одеяния он затянул так туго, что видны были главным образом лохматые рыжие брови и роскошные пшеничные усы, при одном взгляде на которые ведущий «Поля чудес» от зависти убил бы себя мучительной смертью через колесование на барабане.
— Это же ваше?
Усатый марафонец приблизился ко мне на расстояние, которое на танцевальных вечерах моей школьной юности называлось «пионерским», протянул руку и разжал кулак.
— А что это? — я сунулась поближе, рассматривая маленький красно-черный тубус с надписью «Шанель номер шесть».
— Это газовый баллончик, — любезно подсказал спортсмен, гипнотически покрутив блестящую штучку перед моими глазами. — Нервно-паралитический, дамский, хорошая защита от насильников. Просто нажимаете вот сюда…
— Ай! — я взвизгнула, схватилась за лицо и почувствовала стремительно накатывающую дурноту.
Сознание мое помутилось, но я еще чувствовала, что меня подхватывают на руки и несут. Дар речи и зрение я потеряла сразу, а слух, обоняние и осязание не покинули меня в полной мере, но сильно притупились. Дольше других в полном объеме сохранялось смешанное чувство злости на идиота, который случайно нажал на распылитель, надежды на то, что этот идиот окажет мне помощь, и страха, что он этого не сделает.
Помню захватывающее дух ощущение короткого полета вниз, тяжкий удар по спине и ужасающий хруст, к счастью, не имевший отношения к моим собственным костям. С этим треском непонятного происхождения я провалилась еще немного глубже и на какое-то время полностью отключилась.
Темно было — хоть глаз коли, а еще сыро и холодно. С трудом отлепив лицо от колючей поверхности, на которой я лежала, я стряхнула со щеки песчинки и попыталась сесть, но больно ударилась головой о невидимую в темноте низкую крышу. Подо мной топорщились лохмы слоеной бумаги и что-то шуршало. Я пошарила вокруг и нащупала нечто, подозрительно похожее на свернувшуюся кольцами змею, но прежде, чем мои онемевшие пальцы выронили воображаемого гада, мой нос учуял успокаивающий аромат свежей копченой колбаски.
— А темница-то с удобствами! — обрадовался мой внутренний голос. — Раз тебе оставили еду, значит, это не могила!
— Мумиям в пирамидах тоже еду оставляли, — напомнила я, машинально откусив кусок колбасы.
— А трубы в пирамидах были? — спросил внутренний.