Титра с надписью «Основано на реальных событиях» в «Мёртвом сезоне» нет. События, показанные в картине, вымышлены, но обстоятельства — подлинны. Химические лаборатории, в недрах которых заботливо взращивается смертельная угроза для всего человечества существуют и поныне. И это уже не секрет даже тех, кто абсолютно далёк от политики. История, рассказанная в «Мёртвом сезоне», сегодня даже актуальней, чем в середине прошлого века — у хассов появилось немало наследников и правопреемников. Кое-кто уже тогда предвидел, к чему может привести погоня за подобным «чудо-оружием». Потому КГБ пошел на невозможный до той поры шаг — разрешил в качестве пролога к фильму записать выступление одного из тех, кто являлся реальным «коллегой» Ладейникова.
Идея дать перед началом картины слово прототипу главного героя Конону Молодому принадлежала сценаристу Владимиру Владимирову. Он мечтал об этом еще во время работы над первым вариантом сценария. Конон Трофимович был вторым консультантом картины и для всех непосвящённых проходил как полковник К. Т. Панфилов (так он будет указан и в титрах), взяв для псевдонима девичью фамилию жены Галины. Однако руководство Второго творческого объединения этому воспротивилось: «Мы считаем нецелесообразным проводить какую-либо параллель между литературным образом Ладейникова и реально существующей фигурой советского разведчика. Поэтому нам кажется невозможным начинать повествование с документальной сцены, в которой должен выступить полковник К.Г. (так в тексте — В.П.) Панфилов».
Владимир Петрович был человеком упрямым, от своих идей отказываться не любил. Когда начались съёмки, он снова попытался продавить идею с прологом, только уже от имени Рудольфа Абеля, главного консультанта картины (в титрах его указали как полковника В. М. Иванова). Киноначальство снова высказалось против: «С точки зрения главного управления (кинематографии — В.П.) такого рода эпизод может нанести серьёзный ущерб художественному восприятию картины — и вместе с тем наложит на автора серьезные дополнительные обязательства». Тогда упрямый сценарист, что называется, пошёл в обход. Он написал текст выступления, согласовал его на Лубянке и у первого заместителя председателя Госкино В. Е. Баскакова, и направил на студию с соответствующим пояснением: «Хочу обратить ваше внимание на то, что в этот текст уже нельзя вносить какие-либо поправки. впрочем, я полагаю, что вы и сами это прекрасно понимаете». Это был первый случай, когда советский разведчик-нелегал засветился на экране.
Существует немало рассказов о том, как для съёмок этого эпизода Абеля загримировали до полной неузнаваемости. Авторы подобных историй, по всей видимости, не смотрели или давно не пересматривали картину. В начале выступления идёт крупный титр: «Советский разведчик полковник Рудольф Иванович Абель». Да, подлинное имя этого человека — Вильям Генрихович Фишер, но как Абель он уже тогда был достаточно хорошо известен не только западным спецслужбам, но и широкой публике, поскольку обмен Абеля на Пауэрса освещала западная пресса. Ну а нашим соотечественникам вряд ли представилась возможность случайно встретить Рудольфа Ивановича в булочной или трамвае. Так что гримировать его ради сохранения инкогнито было абсолютно бессмысленно. Всё ограничилось обычным актёрским тоном, позволяющим избежать бликов на лице от мощных софитов, и аккуратной накладкой, замаскировавшей достаточно глубокие залысины.
Впрочем, легенда о гриме возникла не на пустом месте. Ей предшествовала абсолютно реальная история, рассказанная впоследствии Саввой Кулишом. Рудольф Иванович приехал в Ленинград на съёмку. На вокзале его встречали чины из местного комитета госбезопасности. Из вагона все пассажиры вышли, но Абеля среди них не было. Кто-то помчался звонить в Москву по спецсвязи — вдруг разведчика выкрали по дороге или даже убили. А Кулиш пошёл к выходу. И вдруг почувствовал, что кто-то тронул его за плечо: «Иди и не оборачивайся» — услышал режиссёр спокойный и такой знакомый голос. С вокзала они, делая вид, что незнакомы, отправились в гостиницу «Октябрьская», где жил Кулиш. Уже в номере Савва Яковлевич попытался выяснить, что происходит, не переставая изумляться тому, что при всём желании не смог бы на улице узнать своего собеседника. Рудольф Иванович был резок — дураков, не знающих азов своей профессии, надо учить!
Абель велел Савве отправляться на студию, и чтобы прикрыть разницу во времени — прямиком с вокзала Кулиш уже должен был быть на «Ленфильме» — принять в буфете коньяку. А главное — никому не признаваться, что он уже в городе. Кулиш так и поступил. Ему поверили, все, кроме… второго консультанта. «К тебя съёмка срывается, а ты, Савва, что-то уж слишком спокоен, — с улыбкой отметил Молодый. — Наверняка Абель уже где-то здесь». Ровно в 16.00 в павильоне появился Абель. В своём обычном виде. Причем прошёл он на территорию без всякого пропуска — его просто не заказали, решив, что Рудольф Иванович не приехал.
Владимир Владимиров был прав, когда настаивал на этом монологе. Он придал картине более глубокое и сильное звучание. «Я выступаю в роли необычной для меня, потому, что люди моей профессии привыкли больше слушать и меньше говорить. Но тема этой картины волнует меня и моих товарищей. Поэтому я думаю, что это оправдывает некоторое отступление от наших правил. Вы, вероятно, читали в газетах о том, что в некоторых капиталистических государствах проводятся опыты по использованию бактериологических и химических средств массового уничтожения людей. Эти последние в особенности страшны, потому что они поражают психику людей и уничтожают их нервную систему. В английском городе Портоне, в канадском Саффилде имеются лаборатории, в которых хранятся возбудители самых страшных эпидемий, которые когда-либо поражали человечество.
Во время войны мне довелось встретиться с одним немцем, врачом, отъявленным нацистом, который цинично заявлял о том, что нужно уничтожить беспощадно всех неполноценных людей во имя улучшения человеческого рода. Эти бредовые идеи не погибли вместе с гитлеровской Германией. В Соединённых штатах Америки я встретился с одним американским офицером из Форт-Детрика и военно-химической лаборатории, которая там существует, который выражал те же самые мысли. Всякий раз, когда подобные люди имеют в своих руках такие страшные средства массового истребления, встаёт вопрос раскрыть их замыслы. Раскрыть для того, чтобы избежать катастрофы. Ради этого работал мой коллега Рихард Зорге и мои товарищи, о которых рассказывает эта картина. Конечно, страна не названа, изменены фамилии и имена, но основа картины подлинна, как подлинна та борьба, которую мы ведём. Мы — люди, которые стремятся предотвратить войну».
Мы неизвестны, но нас узнают
В книгах о советской разведке имя Конона Молодого упоминается нечасто. И всегда с комментарием в духе «Гриф «Совершенно секретно» еще долго будет хранить тайну многих документов из его личного дела». Официальная биография, размещённая на сайте Службы внешней разведки, скупа донельзя, и странно было бы ожидать чего-то иного. Родился в 1922 году в Москве, в семье научных работников. Отец умер, когда мальчику было всего семь лет. И больше там об отце ни слова. Мама, Евдокия Константиновна, одна воспитывала двоих детей, успевая заниматься научной работой — сказано, что она работала в НИИ протезирования и имела звание профессора, а в годы войны была военным хирургом. В 1932 году десятилетнего Конона с разрешения правительства(!) отправляют в США к тетке, уехавшей туда еще до революции и жившей в Сан-Франциско. Чем был вызван такой загадочный поворот в судьбе будущего аса разведки? Нет ответа. Через шесть лет мальчика возвращают на родину.
В 40-м он заканчивает школу и осенью призывается в армию, а с началом войны начинает службу в отдельном разведывательном дивизионе, считается лучшим специалистом по добыче «языков» в тылу противника. В 1946 лейтенантом демобилизуется и поступает на юридический факультет Института внешней торговли. Учится, судя по всему прекрасно, делает значительные успехи в китайском языке и еще студентом привлекается к разработке учебника, а по окончании института в 1951 году остается там в качестве преподавателя. Но не судьба была Конону Молодому стать китаистом. В том же году он был направлен в службу внешней разведки, а через три года с паспортом канадского бизнесмена Гордона Лонсдейла отбыл в Великобританию — на службу против Её величества.
Резидентура, созданная Молодым (оперативный псевдоним Бен) шесть лет добывала для Советского Союза ценнейшую информацию. В 1961 году сотрудник польской разведки Михал Голеневский сбежал в США, и ЦРУ передало британским коллегам информацию об агентах, работавших на базе британских ВМС в Портленде. По ним и вышли на мистера Лонсдейла — известного в британских кругах бизнесмена и завсегдатая светских вечеринок. Молодый был арестован во время получения от агентов добытых ими секретных документов. Суд приговорил его к 25 годам тюремного заключения, но в 1964 году разведчика обменяли на арестованного в Москве британского шпиона Гревилла Вина. Вот, собственно, и вся информация. Разумеется, официальная.
Кроме нее существует полу- и неофициальная. И огромное количество легенд и домыслов. Известно, что отец Конона — Трофим Кононович Молодый — занимался прикладной физикой, преподавал в московском университете и скончался от инсульта в возрасте 40 лет. По непроверенным данным Молодый-старший дружил с Генрихом Ягодой и тот, якобы посодействовал отправке сына покойного друга к американской тетушке. По одной версии это была сестра Трофима Кононовича Агриппина, по другой — сестра Евдокии Константиновны Анастасия. Якобы Анастасия приехала из Штатов в Россию и предложила сестре, мыкающейся с двумя детьми, забрать племянников к себе. Но маленькая Наташа отказалась, а Конон согласился. Но почему нужно было при живой матери-профессоре отправлять ребёнка за океан? И кто впустил американскую тётушку — не активистку рабочего движения, а наоборот, даму весьма состоятельную — в СССР?