На роли самых колоритных персонажей режиссёр пригласил артистов из своей предыдущей картины. Виктор Чекмарёв сыграл Генриха Буша, приятеля погибшего — скромного инженера мебельной фабрики и по совместительству перестраховщика, человека, каждый свой шаг подчиняющий принципу «как бы чего не вышло». Чекмарёв частенько играл колоритных преступников (вспомним картины «Дело Румянцева» или «Сержант милиции») — и это тоже помогало держать интригу. А одну из ключевых ролей — старого моряка Войтина, рискнувшего провести своё собственной расследование и не побоявшегося встретиться с убийцей один на один — получил Иван Переверзев, актёр необъятного диапазона, способный с равной органичностью сыграть великого флотоводца (Фёдор Ушаков в фильме «Корабли штурмуют бастионы») и иностранного шпиона (Незнакомец в «Деле пёстрых»), обаятельного вельможу (генерал-губернатор Одессы в «Опасных гастролях») и вышколенного, невозмутимого дворецкого (Бриггс в «Чисто английском убийстве»).
Сосны с непокрытой головой
«Человек в проходном дворе» — картина очень атмосферная. И соткана эта атмосфера из разительных контрастов. Вот мчится автобус по трассе, петляющей меж высоких сосен с пышными кронами. Вот шумит и волнуется площадь посреди старинного городка. Вот нежатся на скупом балтийском солнышке беззаботные курортники, не рискующие окунуться в прохладные изумрудные волны, лениво накатывающие на низкий берег. Ощущение такое, что перед нами не детектив, а романтическая история. Роль гения места взял на себя старый Таллин, сверкающий островерхими черепичными крышами, завораживающий переплетениями средневековых улочек, а заодно помогающий главному герою красноречиво молчать в кадре. Пространные внутренние монологи на длинных перспективных планах, которые позже будут названы штирлицевскими, отнюдь не были изобретением Татьяны Лиозновой. «Семнадцать мгновений весны» выйдут на экраны спустя почти полтора года после «Человека в проходном дворе».
Этот самый проходной двор, по правде говоря, никакой не двор, а переулок Катарийна кяйк (Katariina käik), существующий чуть ли не с XV столетия и соединяющий улицы Вене и Мююривахе. Одну его сторону составляет глухая стена бенедектинского монастыря св. Катарины, основанного ещё в XIII веке, другую — фасады жилых домов, которым давно перевалило за 500 лет. По сюжету, убийце удаётся расправиться со своей жертвой, притаившись за крутым поворотом, который делает проходной двор. Переулок Катарины имеет целых два таких поворота и в кадре они обыграны просто мастерски. Надо отдать должное оператору фильма Владимиру Давыдову, сумевшему превратить довольно оживлённую улочку в совершенно безлюдное и глухое место. Все эти побитые временем стены, тяжёлые дубовые двери с массивными навесными замками, контрфорсы, подслеповатые окошки, забранные массивными решётками — и посреди этого почти инфернального пейзажа стоит человек, пытающийся вычислить преступника. Хичкок отдыхает…
Большую часть городских сцен маэстро кинокамеры умудрился снять на одной-единственной, правда, очень протяжённой улице Старого города. В те времена она и называлась Длинная, сегодня это Pikk tänav. «Ассистировал» Таллину приморский Пярну, причём не только в пляжных сценах. Гостиница «Эндла» так же реальна, как и ресторан «Раннахооне», где моряк Войтин просит музыкантов исполнить свои любимые «Сосны». Эту песню Людгардаса Гядравичюса на слова Наума Олева тоже можно считать героиней фильма. Поэт, никогда не державший в руках оружия, сочинивший для кино неимоверное количество шлягеров с юмористическим уклоном, считал себя «злостным, закоренелым романтиком». Наверное, только такой и смог сложить стихи, от которых на глаза наворачивались слёзы даже у бывалых фронтовиков:
Сосны с непокрытой головою
Вдоль дорог судьбы моей стоят
И порой пьянящий запах хвои
Вдруг оглушит, как шальной снаряд…
«Человеку в проходном дворе», можно сказать, чертовски повезло. Не вызвавшая нареканий у киноведов от госбезопасности, картина была тепло принята зрителем и сохранила эту любовь полвека спустя. Тучи над фильмом сгустились лишь однажды — в конце 70-х, когда автор сценария Дмитрий Тарасенков и оператор Владимир Давыдов эмигрировали в США. Фамилии автора сценария и оператора-постановщика исчезли из титров — кадры вырезали, даже не переписав звуковую дорожку; с той поры картину так со сбоями по звуку и демонстрировали. Хорошо, что вообще на полку не положили, а ведь могли бы…
Море, дюны
Повесть Дмитрия Тарасенкова и сегодня читается с интересом. Единственное, что царапает глаз — предельно расплывчатая географическая привязка места действия. Чуть ли не через две страницы на третью натыкаешься на фразы в духе «во время войны в нашем городке», «он проживал некогда в этой местности». В фильме персонажи изъясняются точно так же, и это, надо признаться, режет слух — в жизни люди так не говорят. Сценарий к нему писал сам Дмитрий Тарасенков, но вменять ему в вину некоторую суконность языка не стоит. Над обоими текстами — и журнальным, и сценарным — поработали безымянные «редакторы в погонах». В титрах фильма консультантами указаны некие Н. Черняк и В. Найдёнков, но установить, кто это такие — действующие офицеры госбезопасности или ветераны-подпольщики, воевавшие в Прибалтике, установить уже не представляется возможным. С уверенностью можно только утверждать, что они редактурой не занимались — большая часть диалогов повести вошла в фильм практически в неизменном виде, значит, всё произошло ещё на этапе подготовки журнальной публикации.
В советское время фильмы о войне нередко снимали на основе реальных судеб и событий. Более того, когда представлялась такая возможность, создатели картин или журналисты после премьеры рассказывали зрителям о прототипах героев. Однако в истории «Человека в проходном дворе» в этом отношении вопросов гораздо больше, чем ответов. Что подвигло журналиста Дмитрия Тарасенкова выбрать для своего первого большого литературного опыта тему борьбы с пособниками нацистов? К сожалению, в открытых источниках информации о нём крайне мало. Не удивительно, когда речь идёт о человеке, сбежавшем на запад. К тому же у властей предержащих он числился в персонах non grata, поскольку стал «дважды предавшим», сделав карьеру на радио «Свобода» сначала в Вашингтоне, а позднее в Праге.
Можно предположить, что взяться за перо начинающего литератора подвигли рассказы отца — Анатолий Кузьмич Тарасенков во время войны служил военкором газеты Балтийского флота. Известно, что Тарасенков-старший участвовал в обороне Таллина в 1941 году, одним из последних эвакуировался из города и мог что-то знать об остававшихся там подпольщиках. В любом случае он наверняка писал о партизанском движении в Прибалтике. Бывали случаи, когда журналистов даже забрасывали в партизанские отряды. Чтобы они имели возможность пообщаться с героями своих очерков. Освещению партизанской борьбы на захваченных врагом территориях придавалось особое значение. Правда, Анатолий Кузьмич умер, когда Дмитрию не было двадцати, а повесть была опубликована спустя ещё десять лет. Но вряд ли за это время детали отцовских рассказов настолько померкли в памяти сына. Причину сгустившегося над сюжетом «географического тумана» следует искать в другом месте.
Судя по названиям населенных пунктов и фамилиям некоторых действующих лиц, события повести разворачиваются в Литве. Автор мастерски сбивает с толку читателей. Моряк Войтин сообщает только что вселившемуся в гостиницу Вараксину, что городок отнюдь не маленький — населения в нём больше 20 тысяч. Город — курортный. Паланга? Но там нет рыцарского замка в устье красивой реки, впадающей в море, которым любуются с высоты холма администратор гостиницы Раечка и провожающий её Борис. Нет и морского порта, а ведь оперативник выдает себя за москвича-студента, ожидающего визу, чтобы завербоваться в сельдяную экспедицию. А это означает, что порт должен быть достаточно крупным — суда ведут лов вне советских территориальных вод. Клайпеда? Но в конце 60-х количество жителей там было втрое больше. Крупный порт имеется, река Дане (Акмена) и рыцарский замок, больше известный как Мемельский, тоже в наличии. Но в повести Борис прилетает в город самолетом, прибывающим чуть раньше московского рейса — напомним, в повести он москвич только по легенде. Однако за полчаса из Вильнюса можно долететь только до Паланги. А в Клайпеде аэропорта вообще нет.
«Ну и что! К чему все эти шерлок-холмсовские изыскания? — удивится читатель. — Это же не документальная повесть, а детектив. Автор имеет полное право писать так, как ему вздумается». Логично. Но ощущение, что все эти недоговорённости и неопределённости неспроста, всё равно не исчезает. Для чего в фильме действие перенесено в Эстонию? Ведь можно было всё оставить как есть. Понятно, что снимать нужно было на натуре и узнаваемых городских пейзажей было не избежать. Но есть и точные указания. К примеру, по ходу фильма радио не раз бодро рапортует об успехах трудящихся Эстонской ССР. Автобус, вокруг которого закручивается сюжет, ходит по маршруту «Ранну — Майдла» и табличка на борту видна вполне отчётливо, так же, как и автобусное расписание на станции Майдла. Но и тут всё не так просто. Вараксин анализирует расписание автобусов, курсирующих по побережью, найденное у убитого. Но Майдла расположена в центральной части страны, а населённых пунктов под названием Ранну в Эстонии целых три. Правда у моря расположено только одно (неподалёку от Пярну), но на статус крупного морского порта оно никак претендовать не может.
Дальше — больше. Фамилии действующих лиц изменены с литовских на эстонские. Вроде бы логично, если всё происходит в Эстонии. Но зачем понадобилось убитого Тараса Михайловича Ищенко переименовывать в Григория Михайловича Юшкова? Не всё ли равно, где раскручивать сюжет о неотвратимости возмездия за предательство, пусть и совершённое много лет тому назад? И какая разница, как звали убитого? Он же возникает в кадре буквально на несколько секунд лишь в самом начале фильма! Ну и последний вопрос: почему картину, действие которой разворачивается в Прибалтике, снимали не на любой из трёх республиканских студий — Рижской, Таллинской или Литовской, а на киностудии им. Довженко, что существенно удорожало производственный процесс и создавало массу трудностей организационного порядка?