Только тонкости этого мероприятия узнать надо было. Я слышала от наших девок, что в столице развод – плевое дело. Вот только на женщинах потом чуть ли не клеймо ставили: мол, гулящая, блудница. А с мужиков – как с гуся вода. Хоть сто раз разведись.
Нахмурившись от такой несправедливости, погрозила спящему Джеймсу кулаком, собираясь еще и крепким словцом приложить тихонечко, но тут он хрипло закашлялся и застонал. Рядом я оказалась быстрее, чем смогла сообразить, что делаю. Нагнулась над ним, одеяла поправила, виски потрогала – горячие! Плохо дело. Так и вдовой недолго остаться, даже до столицы не доехав.
– Тьфу ты, лекарь! Чтоб тебя! – проговорила в сердцах и бросилась к двери.
Пришлось торопить прислужниц с кухни, рявкать на них и угрожать тем, что не заплатим, да еще жалобу напишем местному городничему, чтоб прикрыли харчевню. Потому как целый дарг простыл и умирает!
Уже через пару минут сама прибежала в комнату с полным кувшином кипятка и кружкой, а следом за мной неслась подавальщица с завтраком на широком подносе.
Растолкав Джеймса, спросила, как заваривать его настойку. Он, вяло соображая, обдумал дозировку, сказал количество капель на кружку и способ приготовления целебного снадобья. Я все сделала, как велено, и подала, проследив, чтоб выпил до дна. Потом укутала его, словно младенца, подоткнув со всех сторон, и села за стол ждать, пока подействует лекарство. От нервов во мне разыгрался просто зверский аппетит, и я сама не заметила, как ополовинила поднос, а потом еще и с мужнева заказа то там, то сям по кусочку надломила…
Когда уже собралась подойти снова, чтоб спросить о самочувствии массира Ллойда, рядом деликатно покашляли. Тихо так, вежливо. И все бы прекрасно, но я точно помнила, что комнату запирала на ключ, оставаясь с мужем наедине.
Ме-е-едленно повернув голову, заранее открыла рот, чтобы удобнее кричать было, но передумала оглушать визитера. Слишком уж он был старенький и тщедушный. Такого пугаться – только позориться.
– Оклемается, – улыбнулся мне незваный гость, раскручивая закатанные до этого рукава рубашки. – Я его осмотрел, все будет хорошо. Можете не волноваться так, мисси.
– Кого осмотрели? – зачем-то спросила я, хотя ответ был очевиден.
– Мужа вашего, милая, – старичок улыбнулся, не разжимая губ. – С вас два солота.
– Нет у меня денег, – сказала как отрезала. Потом опомнилась и, вскочив, попятилась от гостя к кровати Джеймса. – Вы кто такой-то? И как вошли сюда?
– Профессор Хорка, – он чуть склонил голову, – неупокоенный я, значит-с.
– П-почему неупокоенный? – На миг я забыла о том, что сильная и смелая.
– Убили-с, – развел руки в стороны старичок. – Ради наживы.
– Так вы мертвый? – все-таки нашла в себе силы уточнить.
– Тело давно удобрением стало, – кивнул профессор. – А душа живее всех живых.
По позвонку промчался холодок, захватывая еще и ребра. Сцепив руки в замок, я покосилась на спящего Ллойда и тихо, практически шепотом спросила:
– Скажите, а он вас увидит? Если я его разбужу.
– Нет, милая. Да и ты можешь видеть только самых сильных, а слабые… они всюду почти. Кто-то истаял совсем уже, кто-то еще на середине пути к безвременью.
– А чего же вы не уходите?
– Куда? – опешил профессор.
– В мир иной. Ду-духовный. – Мне снова стало не по себе. Представила, как смотрюсь со стороны, разговаривая с пустотой, и крепче сжала собственные руки.
– Так я же неупокоенный, – уже немного раздраженно ответил старик. – Говорю же, убили. И другие такие же. Кто-то сам душегуб, у кого-то дела незавершенные, другие ждут близких, без которых нет сил уйти.
– А ко мне вы зачем пришли?
– Не к вам, милая, а к больному. – Профессор указал на кровать, где перевернулся с боку на бок мой супруг. – Я мимо чужой боли пройти не могу. Дар зовет.
– Так вы тоже лекарь по призванию! И что же, дар даже после смерти покоя не дает?
– Особенно после смерти. – Старик горько вздохнул. – При жизни я очень деньги любил и требовал за свое лечение немало, все время повышая плату. В итоге меня убили здесь, в соседнем номере. За два солота. У меня тогда просто не было при себе больше.
– За два солота?? И такое бывает? А преступников нашли?
– Нашли, а как же.
– Так чего ж вы не упокоитесь никак? – поразилась я.
Тут старик замялся, неловко переминаясь с ноги на ногу, глянул на меня исподлобья и прошелестел:
– Потому что деньги у меня забрали. Эти несчастные монеты. Я не сразу понял, что умер, и, когда за мной пришли, уходить отказался. Все кричал: “Ограбили! Верните честно нажитое!” Ну, Смерть и ушла, чтобы не мешать искать пропажу…
Я молча смотрела на духа, слишком похожего на человека из плоти и крови, до конца так и не веря в происходящее, но тем не менее проникаясь чувством жалости. Так попасть за пару монеток…
– Мне жаль, – наконец проговорила честно, – но даже если оставлю здесь два солота, то их заберут подавальщицы. И вам снова придется ждать непонятно чего.
– Спроси, где его похоронили, – раздался слабый голос с кровати.
Мы со старичком обернулись одновременно. Джеймс лежал на спине, опершись на согнутые в локтях руки, и смотрел на меня чуть мутноватым взглядом.
– Это… дух, – сообщила я, невежливо тыча в старичка пальцем. – Профессор Хорка. Он так говорит. Он тебя осмотреть приходил. Пришел. Во-о-от…
Я покосилась на неупокоенного духа, тот с энтузиазмом несколько раз кивнул и сказал тихо:
– Передайте, на Мелкозаердовском я. Только не на новой части кладбища, а на старой половине. Памятник там еще такой богатый стоит, мраморный.
Я повторила все слово в слово, чувствуя, как во рту пересохло к концу повествования. Подошла к столу, налила себе воды и выпила кружку залпом.
– Я знаю, где это. – Джеймс расслабил руки и улегся всем телом на матрас, скрипя кроватью. – Возьми кошель у меня в пиджаке, Софи. Наймем карету, а то со мной далеко не уйдем.
– Куда карету? – не поняла я, хотя кошель уже доставала.
– До кладбища, конечно.
– Зачем?!
– Затем, милая Софи, что ты можешь помочь. Я даже примерно представляю как. Теоретически. Нужно зарыть два солота в землю на его могиле и, приложив руки, попросить у твоей покровительницы простить профессора и принять его. Ну, своими словами.
– У какой еще покровительницы? – прищурилась я.
– У той самой!
– Ты же не хочешь, чтобы я снова к дару обращалась!
– Ты уже обратилась. – Джеймс ненадолго закашлялся. – Посмотрела бы на себя со стороны, поняла бы.
Фыркнув, я послушно прошла к своей сумке, вынула из нее замотанное в тряпицу зеркало и заглянула внутрь. Чтобы похолодеть от ужаса. Волосы на затылке встали дыбом, стоило увидеть собственное отражение, где вместо привычных глаз были одни лишь белки, а зрачок с радужкой виднелись лишь смутными тенями.
Отпрянув назад, я швырнула зеркало на свою кровать и уставилась на супруга.
– Это как же? Зачем? Почему так?!
– Распереживались за мужа, – отозвался старик профессор, хотя вопрос я задавала не ему. – Подумали о Смерти, открылись дару… Если бы не это, вы бы меня не увидели, мисси. Я не так уж и силен.
– Ничего я не переживала за него, разве что… самую малость. – Посмотрев на Джеймса, наткнулась на пристальный взгляд с поволокой не то боли, не то усталости. И вдруг осознала невероятное: – Так ты веришь мне?! Веришь в то, что я вижу умершего человека?
– Не умершего человека, а его дух, – поправил меня супруг. – Пока не знаю. Но если ты с таким энтузиазмом сама с собой разговариваешь, то дела совсем плохи. Хочется верить в лучшее.
– Он здесь, – закивала я, едва не прыгая от счастья. – Честное слово. Невысокий, худющий и очень старый. С лысиной на голове.
– Ну, спасибо, – обиженно буркнул профессор. – Я действительно еще здесь, и это было очень некрасиво с вашей стороны – так представлять меня даргу Ллойду.
– Ох, простите, – опомнившись, виновато сцепила руки в замок и исправилась: – Профессор Хорка на самом деле весьма… э-э… мил. Одежда не рваная, ботинки чистые. И сюртук хороший… был при жизни.
– Лучше не продолжайте, – поморщился дух.
– Софи, оставь это, – Джеймс, кряхтя, встал и посмотрел в ту сторону, где находился видимый только мне гость. – Если вы и правда существуете, то знайте, что мы постараемся вам помочь. А если нет… то помоги нам Верт.
– Я пока в своем уме! – сообщила громко, кажется, самой себе.
Уперев руки в бока, смотрела, как муж, пошатываясь, приближается к столу и нехотя принимается за еду. Оставила я ему немного, но обижаться и ругаться он не стал.
Старик же истаял, не прощаясь. Осмотрев всю комнату, я его не нашла, и от мысли, что и этот дух мне почудился, стало очень не по себе.
– Чего разволновалась? – уточнил Ллойд, стоило расправиться с едой. – У тебя такой вид… словно призрака увидела, но тут, скорее, что-то другое. Не так ли?
– Старик пропал, – сообщила почти обреченно.
– И слава богам, – ответил супруг, ни капли не переживая. – Не хватало еще ему к нам прицепиться и разговаривать с тобой всю дорогу. Собирайся, Софи. Пора ехать на кладбище.
Я нервно перекрестилась:
– Звучит как-то не по-людски. У нас же медовый месяц, – поделилась мыслями вслух. – А мы по лесам и погостам гуляем. Аж пугает такой расклад.
– Меня больше пугает, когда наделенная тьмой крестится, – признался Ллойд, – ты еще святой водой умываться начни.
– Так я с детства в церковь хожу и Пресветлому молюсь. Что такого?
– Он – прародитель жизни. – Джеймс закрыл лицо рукой, опершись локтем на стол. – Мы ведь еще и венчались в церкви… Но кто знал? Ваш отец Хонж заикой стал бы, пойми, кого на обряд привел.
Я только плечами пожала:
– Не понимаю, чего сокрушаешься? То, что у меня дар какой-то открылся, не значит, что я откажусь от старых привычек.
Муж выпрямился, откинулся на спинку стула, склонил голову набок и уставился на меня, как на невиданную зверушку. Собрался что-то сказать, но губы стали кривиться, не слушаясь, а потом и вовсе сомкнулись. Ллойд махнул рукой, встал и, ни слова не говоря, пошел за своим саквояжем.