– Хорошо. – Она быстро забралась под одеяло и, блаженно потянувшись, практически мгновенно уснула.
А я так и стоял рядом, глядя на хрупкую девушку перед собой.
В тот миг она больше всего напоминала ангела, чистое и непорочное создание, нуждающееся в защите. Но память услужливо подкидывала образ темневички из леса, убившей стаю волков за то, что покусились на ее жизнь.
Убедившись, что Софи крепко безмятежно спит, я присел у бюро и принялся за написание писем. Меня интересовал ряд вопросов, связанных с темневиками, и задавал я их лишь проверенным людям.
Закончив дело, положил письма в карман сюртука, оставив в руках лишь небольшую записку, которую собирался отправить с помощью магии. Подошел к окну и, прикрыв глаза, проверил резерв. На этот раз, впервые за несколько дней, сила откликнулась сразу, разливаясь теплом по телу и оседая на кончиках пальцев.
Распахнув окно, вдохнул полной грудью и улыбнулся знакомому виду. Этот дом, в котором я вырос, внушал доверие, дарил надежду и обещал помощь.
Развернув записку, призвал магию и тихо проговорил заклинание, после чего прочел две строчки и смял пергамент в кулаке. Миг, и ладонь обожгло. Я разжал пальцы, удовлетворенно взглянув на пепел, перевернул руку. Черно-серые пылинки, плавно кружась в воздухе, полетели вниз, тогда как на столе профессора Конта должен был появиться вестник, открыть который способен только он сам.
Стоило закончить мероприятие, как внутри снова появилось чувство пустоты. Силы возвращались медленно.
После Кельхельма магичить стало сложнее, словно тот городишко не просто сводил к минимуму силу, но и незаметно черпал ее прямо из резерва, забирая по капле. А виноват во всем странный разлом, образовавшийся там около двадцати лет назад. С чего вдруг появилась аномалия – неизвестно, но очень скоро сильные маги постарались бежать с насиженных мест, а сам Кельхельм приобрел нехорошую славу.
Внезапно меня посетила мысль: что, если там полно магов – таких, как Софи? Чья магия спит годами, не в силах пробудиться от практически смертельного сна.
А еще я осознал, что, даже если бы она уехала из города, но не испытала жуткого стресса от нападения волков, дар мог так и не прорваться наружу – слишком долго его держали взаперти. Или наоборот: разозли кто-нибудь Софи по-настоящему сильно – и сила вырвалась бы наружу даже в Кельхельме. Тогда неизвестно, чем все это могло закончиться.
Столько вопросов терзали разум, что становилось невмоготу.
За тяжелыми мыслями ноги сами привели меня к постели супруги. Она мирно спала, повернувшись на бок и подложив ладошку под щеку. Светлые волосы разметались по подушкам, а уголок чуть приоткрытых губ дрогнул в улыбке. Одеяло чуть сползло в сторону, вновь открывая моему взору женские прелести – округлые бедра и весьма аппетитную грудь, прикрытые тонкой тканью.
Нежная и хрупкая, Софи совершенно не казалась опасной, скорее обворожительной и притягательной.
Качнув головой, склонился над ней и укрыл как следует, отстраняясь от неуместных мыслей. Однако, прежде чем отойти, не удержался и убрал прядь волос с ее лица, мельком коснувшись шелковистой кожи. Разумеется, случайно.
– Еще пять минут, мам, – в тот же миг пробормотала Софи, переворачиваясь на другой бок.
“Спи, – подумал я, делая шаг назад, – нет лекарства лучше сна”.
И сразу вспомнил, как нелепо действуют на супругу приготовленные мною снадобья. Что же делать? Не заставлять же ее спать вечно?
Резко развернувшись, решительно покинул комнату, осторожно прикрыв двери.
Мой путь лежал в домашнюю библиотеку, книги в которую начал собирать еще прадед. Сам я читать никогда не любил, но жизнь часто заставляла обращаться к этому источнику знаний.
Выбрав мемуары Айорифа Кенийского, воевавшего двадцать лет назад на стороне нашего короля, я уселся в удобное кресло и принялся листать страницы, пробегая глазами в поисках нужной информации.
Для начала решил освежить память и восполнить пробелы в том, что касалось уничтожения темневиков.
Добравшись до главы под названием “Великий Мостхеймский прорыв”, замедлился и стал вчитываться с большим вниманием.
Итак, именно с города Мостхейм равенгардцы – нападающие – начали открытое наступление на земли Кавергарда. Тайно перебравшись через Рыжее море, они смогли захватить силой телепортационный центр и перенастроить его.
Несомненно, им помогал некий предатель, а может, и несколько гаденышей, засланных в свиту нашего короля. В итоге целые полчища вражеских войск оказались в Мостхейме. Благо порталы тогда работали еще медленнее, чем теперь, и перемещались захватчики небольшими партиями.
Все проходило тихо, в обстановке строжайшей секретности, и король узнал о начатом вторжении лишь спустя сутки. Срочно были передислоцированы готовые войска и объявлен новый призыв, дабы подавить негодяев в зародыше. Но увы, к тому времени равенгардцы успели расползтись по большей части юго-запада Кавергарда. Начались затяжные осады городов, сражения и восстания недовольных правящей властью.
Война длилась почти год, пока королю Антуану третьему не удалось убедить темневиков выступить против нападающих под его знаменем.
С этого момента я читал очень внимательно.
История умалчивала о том, каким способом наш повелитель переманил всегда стоящих в стороне “серых” магов. А темневиков называли именно серыми, не принадлежащими ни к тьме, ни к свету. Отдельная каста. Наблюдатели, стражи межмирья.
До войны их чтили, но побаивались, так как сила серых была страшной и непонятной большинству.
Но Мостхеймский прорыв изменил все.
Итак, серых вовлекли в конфликт между двумя материками. В итоге войска под предводительством Антуана третьего одержали победу, но в ходе последних сражений кто-то разнес слух меж простым уставшим и озлобленным людом о том, что темневики черпают свою энергию, питаясь их годами жизни.
И начались страшные самосуды…
Антуан третий, конечно же, приказал подавить все эти восстания, но, пока разобрались, что к чему, погибло много магов – сыновей Смерти. Те же, кто выжил, предпочли навсегда раствориться в толпе.
“У них была прекрасная регенерация, – писал Айориф Кенийский, – они были служителями Смерти, и та наградила своих любимцев крепостью духа, смелостью, железной волей и практически неубиваемым телом. И тем страшнее было серым попасть в руки душегубов. Ведь можно было мучить их вечно, давая небольшую передышку для восстановления и возвращаясь к прежним пыткам с самого начала.
Война обнажила пороки многих людей, что были во сто крат страшнее серых магов… Толпой управляли голод, болезни и злость, а потому попасть в руки подобного дикого зверя не хотели даже самые сильные маги. Серые, чувствуя конец пути, предпочитали уходить иначе. Они произносили ритуальные слова, передавая силы тому, кого считали наиболее достойным для дальнейшей жизни. А после добровольно отправлялись к праматери…”
– Сын, ты ли это? – От сказанных слов, разорвавших тишину, царившую в библиотеке, я подскочил на месте, захлопнув фолиант. Отец стоял прямо надо мной, заложив руки за спину и с удивлением глядя на книгу. – Я думал, вы с молодой женой устали с дороги.
– Так и есть. – Отодвинув мемуары в сторону, словно и не читал вовсе, улыбнулся отцу, поясняя: – Софи уснула, а я решил пройтись. Соскучился по дому.
– И набрел на библиотеку, – кивнул отец. – Женитьба меняет людей, но я не думал, что изменения происходят столь быстро и радикально.
– Хорошо, я пришел сюда намеренно. Хотел узнать больше о том, что меня ждет в скором будущем. Как ты знаешь, мне предстоит отправиться на войну.
– Как же не знать? Твои дружки вернулись за сутки до вашего с девушкой появления и уже разнесли новости по всему городу. Говорят, ты заливал горе без устали, а потом в беспамятстве объявил своей невестой девицу легкого поведения.
– Это возмутительная ложь! – воскликнул я, вскакивая и едва не уронив стул.
Отец поймал покачнувшийся предмет мебели за спинку и аккуратно поставил на место.
– Конечно, ложь. Как только я увидел невестку, сразу понял: это настоящие чувства, – массир Дэниел Ллойд говорил тихо, медленно и с расстановкой. При этом глядя мне в глаза и не позволяя отвернуться. – Потому что мой старший сын никогда не уронил бы честь рода, взяв в жены кого попало. Им, разумеется, руководили страсть, пылкая влюбленность и максимализм, присущий мужчинам его возраста. И он, само собой, отдавал себе отчет, что дарги женятся раз и навсегда. Да и девушка была чиста и невинна, потому как сами боги одобрили их союз. Я знаю об их бракосочетании, потому что получил письмо из головной канцелярии на имя массира Д.Л.Ллойда и его молодой супруги. Так я сказал советнику его высочества вчера, при встрече в “Терновом слоне”. И так буду продолжать говорить всем, потому что это – чистая правда.
Я стоял перед отцом ни жив ни мертв. Только что он сообщил мне, что развод с Софи невозможен. Даже если найти брешь в законах, разорвать брак нам не позволят – иначе это стало бы подтверждением сплетен, разнесенных Марком Винчертом, и, соответственно, ударом по репутации нашей семьи.
– Ты побледнел, Джеймс, – отец покачал головой, – не мешало бы и тебе отдохнуть перед ужином. К слову, скажи на милость, что было с твоей женой сегодня? Ее состояние очень походило на опьянение.
– Действие успокоительной настойки, – поморщился я. Обманывать лекаря в этом вопросе точно не стоило. – Ошибочно приняла не ту дозировку.
Брови отца взметнулись вверх.
– А кто выписывал ей лекарство?
– Я. Она слишком боялась перехода порталом.
– Напомни мне, будь добр, сын, – отец возвел глаза к потолку, – кто был лучшим лекарем на своем потоке, окончившим высшее учебное заведение с отличием?
Я тяжко вздохнул.
– Прелестно, – кивнул он. – С другой стороны, твоя Софи была сегодня единственной, кто действительно не волновался. Рассчитал бы ты дозировку и для матери перед ужином.