Мне не нравились взгляды хозяев дома и гнетущая тишина, повисшая вокруг. Даже дворецкий Рэд выглядел бледным, хотя очень старался сохранить невозмутимость лица.
– Я отнесу маме лекарство и приду в кабинет, – решительно сообщил мне Джеймс.
Его отец покачал головой и собрался, судя по всему, категорически возразить, но мой супруг неожиданно проявил упрямство. Вскинув руку, выставил ладонь вперед и проговорил тем же тоном, что успокаивал людей на сеновале не так давно:
– Софи – моя супруга. Вы и сами это знаете. Да, страсти между нами действительно нет, как вы, должно быть, заметили, но это не отменяет обязательств по отношению друг к другу.
– Сын, в свете открывшихся событий… – массир Дэниел прервался и посмотрел на жену, без слов спрашивая ее мнения.
– Он прав, – неожиданно спокойно ответила мисси Амелия, поднимаясь с кресла. – И должен знать все. Я уйду наверх и прилягу, а вы поговорите. И еще… Софи… Не нужно бояться нас. Наша семья всегда… уважала темневиков.
Мне показалось, что в голосе мисси проскользнула тоска, а ее муж отвел взгляд, уставившись на стену перед собой.
– Спасибо, – только и оставалось проговорить мне.
– Ужин окончен, Рэд, – холодный голос массира Дэниела разрезал тишину. – Можно убирать со стола.
Глава 8
как призраки из прошлого обретают лица и историю
Джеймс
Мы сидели в кабинете, и я ловил себя на мысли, что чувствую внутреннюю борьбу. Одна часть меня стремилась вновь укрыться от неприятностей на дне бутылки или предоставить все проблемы отцу. Он справится! Он всегда решал их за меня и брата. Впрочем, проблемным ребенком я и не был никогда, вплоть до последнего месяца.
Зато теперь с успехом наверстывал прожитые годы, мгновенно переплюнув Эндрю по всем параметрам. Мало того, что вел себя как идиот, сбежав в глушь и заливая горе алкоголем, так еще и жену привел – необученную темневичку с матерыми скелетами в шкафу. И впервые в жизни мне было стыдно перед родными. Виноват был я и отрицать этого не мог. Но неприятности так долго обходили меня стороной, что теперь с трудом представлялось, каким образом их следует преодолевать. Тем более что от моих решений зависела еще и Софи…
– Так ты знал этого Мортимера? – спросил я у отца, почувствовав, что молчание затягивается.
Женушка сидела тихо, прижавшись ко мне бедром и плечом. Мне казалось, будь ее воля – забралась бы на меня вся и зажмурилась. Ей было страшно, и я это понимал не потому, что успел узнать ее, а потому, что она не могла этого скрыть. Ужас заражал, пробивался и в мое сознание.
Подумав, я взял ее за руку, чуть сжав холодные пальцы.
Отец же, недавно отправивший кому-то магический вестник, теперь сидел за своим столом, глядя в окно, едва виднеющееся из-за тяжелой портьеры. Чувствовал ли он состояние темневички? Скорее всего – да, но виду не подавал.
– Отец, – повторил, понимая, что Софи не выдержит дольше.
– Я просто не знаю, с чего начать, – опомнился он, так и не обернувшись к нам. – Это было настолько давно, что стало казаться чем-то нереальным.
– Что именно?
– Мое знакомство с Мортимером. Наша дружба…
Я вскинул брови, Софи громко вздохнула.
– Он и правда умер? – вдруг спросила она, обхватывая мое запястье ледяными пальцами второй руки. Она прикусила нижнюю губу и ссутулилась, окончательно перестав храбриться.
Отец повернул голову и впился в мою супругу пристальным взглядом, полным гнева и боли одновременно. Не помню, чтобы видел его таким когда-нибудь. Но вот прошел миг, и он прикрыл веки, чтобы раскрыть их и сказать в свойственной спокойной манере:
– Я не знаю, Софи, – ответил тихо. – Но думаю, что…
Еще миг.
Отец вскочил на ноги, провел ладонью по лицу и стремительно подошел к окну, отдернув портьеры и распахнув наглухо закрытые ставни. Он жадно вдохнул свежий воздух, ворвавшийся в комнату, постоял спиной к нам не больше минуты, а потом все же вернулся за стол.
– Простите. Я… Он умер, да, – голос отца звучал странно: глухо и жалобно. И мне стало по-настоящему тревожно. Потому что массир Дэниел Ллойд – мой пример для подражания с детства – не позволял себе слабостей. Сильный, смелый, непробиваемый и волевой, он всегда знал, что сказать, как поступить и куда идти дальше. Сейчас же впервые я видел его другим. Потерянным, с тоской во взгляде.
– Папа, – сам не заметил, как поднялся и подошел, положив руку ему на плечо, – мы можем отложить разговор. Успокоимся все, переварим знания, что уже имеем, и тогда…
– Нет-нет, сын. Вернись к Софи. Ей так спокойней, да и нам будет не так жутко. Все же испуганный темневик – это неприятно. – Он похлопал меня по руке и улыбнулся невестке. – Я немного забылся. Простите. Постарайтесь успокоиться, все будет хорошо.
Он проводил меня взглядом, одобрительно кивнул, снова увидев нас вдвоем на диване, и вернулся за стол.
– Это тяжело вспоминать, – начал тихо. – Но вперед идти нельзя, если груз прошлого тянет назад. Кажется, я знаю, с чего нужно начать. Прошу вас, дети, не прерывать меня, пока я не закончу, тогда отвечу на все вопросы. Но начну издалека. Пока только слушайте. Молча. Мы обвенчались с Амелией тайно. Когда уезжал, у нее на руках оставался маленький сын. Джеймс. Да, Софи, мы с Амелией стали встречаться, еще будучи совсем зелеными.
Я поспорил с другом. На нее. В молодости мы многие поступки оправдывали, прикрываясь хорошими намерениями.
Она – одаренная красивая стихийница, дочь потомственного дарга – привлекала внимание многих. А я был талантливым студиозом и… пожалуй, все. Род Ллойдов был не в чести по вине моего отца: тот проявил трусость при сражении под Соллихом, и король перестал к нему благоволить. В ведении дел отец тоже не преуспел, так что жили мы достаточно скромно, хотя на редкие развлечения все же хватало.
И вот я, будучи на втором курсе обучения и являясь несчастным обладателем разбитого вдребезги сердца, кутил на очередной вечеринке. Нас было много, веселье лилось по бокалам через край, и мне хотелось наконец забыть свою первую несчастную любовь. Тогда мой друг предложил поспорить
– Клин клином выбивают, – сказал он, – просто попробуй добиться ту, кто на тебя и не взглянула бы никогда. Поставь перед собой невыполнимое задание и иди напролом. Вот увидишь, через неделю забудешь, по кому плакал.
Мы спорили некоторое время, и тогда Морт поставил на кон свой перстень. Дорогущий артефакт его рода.
– Дам тебе его во временное пользование, – лениво ухмыляясь, сказал он, – выиграешь – вернешь через три года. И все это время будешь пользоваться силой по необходимости. А проиграешь – просто напьемся.
Только дурак отказался бы…
Я очень хотел тот перстень. Он мог поглощать в себя огромное количество силы и выдавать назад по крупицам или всю залпом по велению владельца. У Морта было несколько подобных артефактов, они помогали ему сдерживаться в моменты ярости, что случались довольно-таки часто. Парень был вспыльчив и горяч, как и многие “серые” в молодости.
Через месяц я забыл о прежней любви, с головой погрузившись в ухаживания. Что только не делал, чтобы добиться непреклонной Амелии. В итоге добился свидания и был вне себя от счастья. Так что, когда Морт торжественно передал мне артефакт, это стало всего лишь приятным бонусом. Амелия оказалась потрясающей, и у нас начался бурный роман. Не прошло и года, как мы тайно обвенчались и у нас родился Джеймс.
Семья все меняет. До женитьбы я был другим. С удовольствием принимал деньги от отца и тут же поддерживал тех, кто говорил о нем гадости. Это казалось нормальным. Я считал, что отец обязан решать мои проблемы, оплачивать мои счета, и в то же время винил его во всех своих бедах. Ведь из-за принадлежности к роду Ллойдов меня отвергла первая любовь.
Я, мне, мое… Зацикленность на собственной персоне присутствовала во всем.
Так было, пока Амелия не сказала, что ждет ребенка.
Сказать, что я был шокирован, – это все равно что промолчать. Помню и сейчас: вместо счастья ощутил жуткий, леденящий кровь страх. Такая ответственность была не по мне! Только Амелия смотрела так доверчиво, что не было сил сказать ей, как я напуган. Пришлось изобразить радость и смелость.
Я храбрился и обещал ей, что все будет хорошо, а потом не спал ночами, обдумывая, как воплотить это “хорошо” в жизнь. Ведь обмануть ее надежды не мог. Любовь к жене заставила не просто называться мужчиной, а стать им. Пришлось брать подработки, забыть про развлечения и веселье… Я хотел дать Амелии все лучшее, причем добыть это сам.
Так и вышло, что к концу учебы из всех прежних друзей остался один Морт. Мортимер Стоун Блейд. Серый из древнейшего рода. “Породистый”, как он сам о себе отзывался, улыбаясь. Его и женить собирались, подбирая мисси по масти. Он был не против, даже веселился, когда речь заходила о будущем.
“Брак – это всего лишь сделка, – говорил Морт, – дать потомство – моя обязанность. Тебе повезло с правом выбора, дружище. Но и мне, уверен, подберут мисси посимпатичней”. Высокий широкоплечий красавец с крутым нравом. Девушки его боготворили, благоговейно глядя со стороны. О да, ему бы подобрали прекрасную партию, если бы не случай.
Он помогал мне, подкидывая работенку, часто захаживал к нам домой и всегда поражался, как при такой страстной любви родился настолько спокойный малыш. Утверждал, что однажды Джеймс обязательно проявит характер, и тогда нам всем будет несладко.
На последнем курсе учебы Морт внезапно стал пропадать. Он и раньше мог исчезнуть на несколько дней, а потом появиться как ни в чем не бывало и никогда не рассказывал, где был и чем занимался. То была его работа, связанная с даром. Теперь же друг изменился. Улыбался странно, приносил Джеймсу подарки и говорил, что кое-что изменилось в его планах на жизнь.