Ставка на любовь — страница 42 из 51

Кроме того, как сказала Лоли, здесь не было крыс – это ли не чудо, особенно если тело обездвижено?

Я засмеялась. Громко и так неожиданно, что сама испугалась. Умолкла, привыкла к тому, что снова могу управлять собой. Дрогнули руки в цепях. Я покачала головой, переступила с ноги на ногу, прислушалась к ощущениям внутри усмехнулась. Сила пробудилась снова. Расползаясь от кончиков пальцев все выше и выше, заставляя дышать тяжелее, делая зрение острее с каждой секундой.

Присмотревшись, увидела напротив себя стену с выщербленной на ней надписью: “Тьма уйдет из меня лишь для того, чтобы сделать сильнее брата”. Несколько секунд я не дышала – меня накрыло осознанием того, сколько темневиков погибло, пройдя через эту камеру. Много. Я чувствовала это, знала наверняка. Их боль оставалась здесь, а стены были пропитаны их тайными страхами.

Тогда, именно в тот миг понимания, я возненавидела короля и всех его приспешников каждой частичкой своей души. Тогда я поняла, что, даже если бы проклятье перестало висеть над родом Блейдов, не смогла бы уже остаться безучастной к этой войне длиной в четверть века, когда убивали людей лишь за то, что они получили темную силу. Лишь за то, что король видел в них угрозу для своей власти.

– Найду, – пообещала я тьме, обнимающей тело, согревающей не хуже ватного одеяла. – Отомщу…

***

Не знаю, сколько простояла в камере, глядя на надпись неизвестного, давно почившего темневика, но, когда за дверью раздались шаги, встрепенулась. Приняв позу мученицы, я уставилась в пол, как это было, когда меня привели. И стала ждать.

Капрал, уже знакомый мне по повелительному: “За мной”, вошел и отстегнул от стены. На этот раз молча. Уставился на меня странно, не моргая, и замер.

Я тоже стояла несколько секунд, притворяясь обездвиженной. Выходила своеобразная игра: кто первый подаст признаки жизни, тот проиграл. Или выиграл?

– Эй, – не утерпела я, – ты чего?

– Следуйте за мной, госпожа, – безэмоционально ответил капрал. Развернувшись, он пошел к выходу, не оборачиваясь на свою пленницу.

Я пошевелила пальцами на руках – в них отозвалась сила. Мне нужно было лишь взмахнуть кистью… Но капрал вышел из камеры, забыв ее запереть, и пошел куда-то по коридору.

Что-то точно было не так. Совсем не так, как требовал от него командант…

И я побежала за своим конвоиром. Еле догнала. Где это видано, чтоб пленница, тяжело дыша, спешила за пленителем?! Куда король смотрит? Распустил здесь всех…

– Сюда, – бесцветно проговорил капрал, останавливаясь у стены и указывая на оную.

Тут я всерьез забеспокоилась за голову вояки. Его кто-то сильно ударил, кажется. Несколько раз. И все по голове.

– Куда? – спросила чисто из вредного женского любопытства.

Капрал дернулся, скривился, но снова стал безучастным. Сделал шаг вперед, вытянул руку и надавил на чуть выпирающий вперед камешек. В стене открылся проход.

– Сюда, – на этот раз голос капрала стал хриплым, и мне стало очевидно, что он борется с наложенным на него заклятием подчинения. Вот только кто его околдовал? Друг или враг отправил за мной?..

– Софи! – словно в ответ на невысказанные вопросы, из открывшейся в стене ниши услышала собственного мужа! – Сюда, скорее. Он вот-вот очнется! Софи!

Я буквально вбежала внутрь, и каменная кладка за мной беззвучно вернулась на место, оставляя капрала снаружи. Еще не успев остановиться, я влетела в горячие объятия Джеймса. Он, окруженный тремя едва горящими светляками, стиснул меня так, что ребра едва не затрещали.

– Софи, – шепнул в ухо, тут же отстраняясь и начиная ощупывать меня с головы до ног, – что они сделали? Навредили? Пытали? Ранили? Почему ты молчишь?!

Он выпрямился напротив, схватив меня за плечи, направил светляков на меня. И увидел наконец, как я плачу.

Я не могла сдержаться. Смотрела на него – живого, встревоженного, родного – и даже не пыталась скрыть своих чувств.

– Ты что? – Он крепче сжал мои плечи. – Скажи мне все. Я помогу, Софи, клянусь. Я пойму все, знаешь?

Подняв руки, обхватила его лицо ладонями и кивнула:

– Знаю.

– Тебе сделали больно?

– Нет.

– Но тогда…

– Ты жив. Я думала… Это, оказывается, мой самый большой страх, представляешь? – Я шмыгнула носом. – А ты пришел.

Теперь замолчал он. Несколько мгновений мы просто смотрели друг на друга, потому что слова кончились. А потом за стеной громыхнуло, и Джеймс вскинулся, хватая меня за руку и уводя прочь с криком:

– Очнулся, гугорот его задери!

После нескольких минут бега по коридору Джеймс всё-таки вывел нас в небольшую светлую комнатку, стены которой были обиты темным бархатом. И стоило оказаться внутри, как проем за нами закрылся, превращаясь в стену.

– Снова тайник, – проговорила я удивлённо, оглядываясь на… Теперь уже камин.

– Это иллюзия, – ответил муж, отпуская мою руку и прижимая ее к своему животу. – Гугорот, ну и беготня! Надеюсь, мы успели.

Он тяжело, надсадно дышал. Кроме того, теперь, при мягком свете магических лампад, я ясно увидела, насколько муж бледен.

– Ты ранен, – выдохнула, делая шаг навстречу и замирая. Запах ударил в нос. Приторно сладкий, дурманящий.

Джеймс поднял на меня глаза и виновато улыбнулся, неуверенно заявляя:

– Все хорошо.

Я покачала головой.

От мужа пахло неправильно. Будто… Будто он уже стоял на краю. На границе между этим миром и тем, где правит Тьма.

– Джеймс, – я не смогла договорить. Прикусила губу, покачала головой.

Он устало повел плечами. Вынув платок из кармана, промокнул взмокший лоб.

– Я немного устал, – сказал тихо, едва шевеля губами. Потом нахмурился и добавил обиженно, словно ребенок, лишенный сладкого: – Гюс обещал, что мне хватит сил.

– Что случилось? – На этот раз я бросилась к нему, обхватила ледяное лицо ладонями, заглянула в глаза в поисках ответов. – Что там произошло?! Пока меня не было…

– Софи, – он улыбнулся. Вымученно, но искренне. – Прости меня. Сейчас за тобой придёт Гюс. Он откроет портал, и вы войдёте туда.

– А ты?

– Я… Я больше не тот.

Он пошатнулся.

– Почему они так долго?! – выругался, осматриваясь мутным взглядом вокруг. – Долго. Я слишком устал…

Он прикрыл глаза.

Мои руки сами потянулись к неправильно застегнутому камзолу с чужого плеча. К рубашке, перепачканной кровью. Рванула ткань на себя, и… время остановилось. Глядя на раны, на использованное тело мужа, я забыла, как дышать. Зачем дышать?!

Тишина снова обрушилась на меня, пытаясь раздавить собой.

Секунда.

Две.

Три…

Сердце Джеймса отозвалось на мое прикосновение. Очень тихо. Но даже это лёгкое "тук" вернуло меня к жизни.

Я громко вздохнула, пуская воздух в себя, и прижалась к ледяным губам Джеймса, разделяя с ним свою способность дышать.

Маленькая комната, обитая бархатом, погрузилась во Тьму. Погасли лампады. Схлопнулся портал, который должен был вот-вот открыть для меня дорогу к спасению.

"Я не останусь здесь без него, – подумала, прижимая руку к ране на груди Джеймса. – С ним. Забирай нас или оставь. Как одно целое".

Джеймс не шевелился в моих объятиях, но я знала наверняка: он еще жив. Его сердце снова и снова отдавалось редкими слабыми толчками, доказывая: он борется вместе со мной, не уходит без боя. Хотя дается это все тяжелее; его грудь оказалась едва ли не раскурочена, а затем спешно “собрана” по частям. Выглядело это неописуемо дико, чудовищно. Что бы за удар Джеймс ни пережил, он был смертельным. Но его вернули.

Я чувствовала магию деда. Гюс поднял мужа, ухватив на краю, раскрыл свою суть, окончательно выдавая имя рода, и вдохнул частицу своих сил. Этого хватило, чтобы отправить мужа за мной и привести в безопасное место. Спасти только меня… Но не Джеймса.

Отпустить его теперь – значило убить. Значило остаться одной и больше никогда не взглянуть в темно-карие глаза, полные тепла и неприкрытого интереса ко мне. Никто и никогда больше не посмотрит вот так… чтобы мое сердце билось и замирало в унисон, чтобы не хватало воздуха в груди, а губы все время расплывались в глупейшей улыбке. Никто не будет спасать никчемную, глупо попавшуюся жену даже после смерти. Быть с ним – вот счастье и награда для меня. И, если в этот раз мы упустили шанс быть вместе, я молила только об одном: забрать нас двоих, чтобы затем столкнуть снова. Возможно, в другой жизни, при других обстоятельствах, но только с ним.

– Джеймс, – звала его мысленно, больше не чувствуя опоры под ногами. Мы парили где-то, где не было больше условностей и борьбы за власть, где не было стен и потолка, где не нужны были свечи, чтобы найти путь в темноте…

– Софи, – отвечал он, увеличивая мои силы в разы, – ты не сможешь…

– Смогу.

– Упрямая…

Я не видела его, не чувствовала больше раскуроченной груди, не могла разомкнуть губ и открыть глаз, но точно знала: он рядом. И он улыбается мне. В Джеймсе никогда не было злости, она просто не могла найти приюта в его душе, потому он и получил чудеснейший дар – спасать жизни. Он спас и мою, ворвавшись на сеновал вместо своего дружка и защищая глупую девицу от толпы… Благородный, смелый, добрый… мой!

Не отдам!

Что-то изменилось. В какой-то момент снова появилась чувствительность: ноги будто увязли в болоте, холодном и тянущем на дно. И тут же проявил себя леденящий душу ветер. Я вздрогнула всем телом, всхлипнула и рвано вздохнула, распахивая глаза. Кажется, мы провалились на темную тропу, а это означало, что я сумела создать дверь наподобие той, что творил Гюс. Джеймс стоял рядом, укутанный черным туманом, и шокированно смотрел на меня. Говорить он не мог, как не могла и я, зато взгляд, указывающий на чавкающее болото у ног, был красноречивей слов. Он был напуган. Затем, будто встрепенувшись, опустил голову и тронул свою грудную клетку…

Я тоже смотрела на место смертельного ранения и, несмотря на дичайшую усталость, улыбалась как ненормальная. Множество шрамов расчертило его живот и область, за которой пряталось сильное громкое сердце.