Смазанным движением Джеймс вскинул голову, неверяще улыбнулся и одними губами проговорил мое имя. Я кивнула, чувствуя, что счастье переполнило меня полностью и уже льется через край, страшно раздражая темное пространство вокруг нас. Муж подался вперед. Еще одно смазанное движение, и он оказался так близко… Губами прильнул к моим губам, прижал к себе, стиснул в руках, как в тисках, будто пытаясь срастись со мной, став одним целым.
Тьма вокруг недовольно всколыхнулась, выпуская наши ноги и… будто подталкивая в спину. Пришло время покинуть гостеприимный приют и снова сражаться за право быть вместе. Мы получили свой шанс от Той, что одарила меня силой, и растрачивать его напрасно больше не собирались.
В этот раз я не знала, куда мы выйдем. Чувствовала направление, двигалась в нем, но не понимала, чего ждать дальше. Оставалось довериться Тьме, уже не раз проявившей невероятную благосклонность к нам.
Проход открылся настолько внезапно, что, провалившись в него, я на миг потеряла равновесие. Взмахнув руками, упала, жадно глотая воздух. Оказывается, дышать полной грудью невероятно приятно!
Рядом закашлялся Джеймс. Я, стоя на четвереньках, чуть повернула голову и увидела мужа: он лежал на мягком белом ковре лицом вверх, смотрел в потолок и пытался восстановить дыхание.
Бледный, осунувшийся, с огромными синяками под глазами, с изодранной рубашкой, не скрывающей жутких шрамов на теле.
Зато живой.
Я осторожно расслабила ноги и, упершись локтями в ковер, медленно перевернулась на спину. Уставившись на шикарную люстру в золотом убранстве, скосила глаза на богатую лепнину, украшающую стены, на тяжелые сиреневые портьеры, неплотно закрывающие окна. Проказливая луна нашла небольшой просвет и заглядывала в помещение, чтобы поздороваться с ночными гостями.
– Где мы теперь? – ни к кому конкретно не обращаясь, обессиленно спросила я.
– Дома, – ответил Джеймс тихо.
– Как?
– Это столица, Софи. Особняк моей семьи. Второй этаж. Мамина спальня.
Страх вновь всколыхнулся внутри меня. Столица?! Особняк Ллойдов?! Но что нас ждет здесь? Вернее, кто…
– Ох. – Я прижала руку к груди, закрыла глаза. На большее просто не осталось сил. Нам бы бежать, вот только ноги отказывались шевелиться.
Джеймс заскрипел рядом, как старая, давно продавленная кровать под весом крупного человека. Я не видела, но поняла интуитивно: он оказался ближе. Улыбнулась, чувствуя его взгляд. Не утерпела и взглянула. Муж и правда лежал на боку рассматривал меня, будто впервые. Изучающе, с неприкрытым интересом и – показалось – с долей восхищения. От этого взгляда с каждой секундой становилось все светлее и теплее внутри, словно этот исхудавший, измученный превратностями судьбы мужчина был солнцем.
Хотя к чему сомнения? Для меня он им и был.
– Ты устала, – сказал Джеймс, аккуратно убирая с моего лица прядь волос.
Его холодные шершавые пальцы задержались на скулах, погладили так осторожно и ласково, что от невыразимой нежности защипало в носу и увлажнились глаза. Пришлось зажмуриться, чтобы не зареветь, как последняя глупая дурочка. Еще не хватало лить слезы по живым!
– Ну что ты? – Он оказался еще ближе. Склонился надо мной, прижался потрескавшимися губами к виску, поцеловал. Так и замер, не двигаясь. – Милая моя. Сколько на тебя свалилось, Софи…
– Свалилось, – повторила тихо, с нарочитыми нотками недовольства, по-прежнему боясь открыть глаза, – еще и ты сверху залезть пытаешься. Тоже мне, облегчение…
– Бурчи, бурчи, – он тихонько рассмеялся, обнимая меня за плечи, поглаживая их, – как же мне нравится слышать твой голос. Знаешь?
Я покачала головой.
Не мешало бы напомнить ему, что вокруг война, а мы непонятно где, но… так захотелось послушать, что там про голос…
– Суровая моя, – шептал Джеймс, щекоча кожу у ушка, – смелая. Упрямая. Радость моя.
– Какая-то неправильная у тебя радость, – ответила почему-то тоже шепотом.
– Какая досталась. – Он поцеловал кончик носа и снова засмеялся, но быстро затих, добавляя уже серьезным голосом: – И другой не надо. Только бы дожить до мирных времен, Софи. Как много мы не успели.
– Подумаешь…
Я открыла глаза, повернула голову к нему, упираясь взглядом в укрытый темной щетиной подбородок, провела пальцами по коротким жестким волоскам и договорила совсем уверенно:
– Успеем!
– Хорошо, – Джеймс не стал спорить.
Помедлив немного, он в последний раз коснулся губами моего лица, попав на этот раз в лоб, и со стоном поднялся, подавая мне руку.
– Прости, моя хорошая, но нам снова нужно идти. Раз уж ты отвоевала меня у самой Смерти, я не имею права больше отлеживаться напрасно. Нужно доказывать собственную значимость Ей, тебе и всем остальным.
Ухватившись за протянутую ладонь, я встала следом и кивнула:
– Мне тоже нужно отдать кое-какие долги. Не будем медлить.
– Кому ты успела задолжать? – нахмурился он.
– Вашему Величеству.
– Нашему? Антуану?? Когда только успела?
– Успела. Пока была в камере-одиночке, опутанная ментальным заклинанием его прихвостня.
И, как всегда, стоило ощутить злость, внутри все отозвалось силой, питающей каждую частицу уставшего тела. Любовь и счастье, конечно, исцеляют и дарят смысл жизни, но и в темной стороне есть свои прелести: она гонит вперед, заставляя забыть о слабостях, собирая волю в кулак. Главное – не переусердствовать, подчиняясь ей. Ну, или не оставлять следов…
– Софи, мне нужно кое-что рассказать. – Джеймс сжал мою руку. – Про того человека, что опутал тебя магией и отправил в темницу. Это темневик. Командант – сообщник твоего дяди. Он много лет служил королю, как и другие темневики, отобранные из семей с юношеских и детских лет. Антуан считал, что, если воспитать ребенка по-своему, можно изменить его сущность. Но он ошибался. Стоило Гюсу скинуть блокаторы магии, державшиеся на нем много лет, все изменилось.
– Не понимаю.
– Когда тебя увели, Фергюс Блейд явился сдаваться. И там он открылся. Тьма окутывала его со всех сторон, такая жуть началась. И командант встал на его сторону, требуя от собственных вояк подчиниться старику. Кто-то последовал приказу, кто-то ринулся в бой вопреки всему.
– А ты?
– С меня не успели снять ментальные оковы, Софи. Рядом разорвался магический фул. Я, как и всегда, почти сразу вышел из строя, проигнорировав бой.
– Вышел из строя? – Я прикусила нижнюю губу, стараясь унять дрожь в голосе. Но, не в силах молчать, договорила: – Ты… умер. Умер, Джеймс.
– И снова ты права. Такой у меня способ избегать войны, – он криво улыбнулся. – Действенный, надо сказать, но повторять не рекомендуется.
Я шокированно покачала головой:
– Знаешь, что-то случилось с твоим чувством юмора. Оно стало черным.
– Твой любимый цвет, – он подмигнул.
Я посмотрела на шрамы, исполосовавшие его грудь и живот, спросила задумчиво:
– Значит, Гюс отбил тот дом? И потом собрал тебя по частям?
– Да.
– А ты?.. Что ты…
– Я кричал, как девчонка. Если ты об этом. Возвращаться очень неприятно, особенно в искалеченное тело. Если бы ты увидела меня в тот момент, то непременно разлюбила бы.
Мои глаза расширились от ужаса, от понимания, какую боль он испытал. Но Джеймс явно не хотел обсуждать пережитое и еще меньше желал видеть от меня дикое сочувствие, рвущееся наружу. Потому я фыркнула, передернула плечами и гордо отвернулась, пряча от него глаза, полные слез.
– Разлюбила бы? – переспросила, качая головой. – Ишь, какой самоуверенный! Уже приписал мне такие чувства. Рановато! С тебя еще ухаживания. Меня надо того…
– Того?
– Добиваться.
Джеймс хмыкнул, я резко обернулась и сверкнула глазами:
– Да-да! Букеты, сладости, украшения. Романтики хочу.
– Прелесть какая. – Муж азартно потер друг о друга шершавые ладони. – Сто лет, кажется, подобным не занимался. Предлагаю быстренько закончить с проклятьем твоего деда, раздать долги и приступать.
– Этот план по мне. – Я улыбнулась. – Так и поступим.
Глава19
как тихо бывает перед грозой
Джеймс
Дом оказался совершенно пуст. Брошен. Отец, мать и Эндрю покинули жилище, даже не озаботившись тем, чтобы увезти или хотя бы спрятать предметы старины и искусства. В комнате матери нашлись ее драгоценности, на стенах висели картины, мебель не была убрана под чехлы, а в кабинете отца до сих пор не были установлены стекла, выбитые магией Софи при нашей последней встрече.
Да, на доме стояла кое-какая защита, однако подобное пренебрежение ко всему дорогому сердцу… и просто дорогому поражало. Это не было похоже на моих родителей, рачительных и бережливых, трепетно относящихся к любимому особняку.
– Они уехали, – сказал я в заключение осмотра, не желая думать о другой возможной причине отсутствия родных. – Наверное, из-за волнений в городе.
Софи, стоящая у сейфа отца, задумчиво кивнула. Не оборачиваясь ко мне, жена сделала несколько шагов, оказавшись впритык к тайнику, и потянула тяжелую железную ручку на себя.
– Он заперт на… – я не успел договорить.
Сейф отказался открытым.
У меня, кажется, отнялись ноги. Едва успев подтянуть к себе стул, я упал на него и обессиленно мотнул головой.
– Не может быть. Отец никогда не оставил бы его открытым.
– Но он оставил. – Жена обернулась, быстро облизнув пересохшие губы. В глазах ее горел азарт. – Правда, предварительно забрал все. Кроме одной вещи, Джеймс. Маленького портативного вестника…
Я нахмурился.
– В нем почти нет магии. У вас такие, наверное, и не практикуются, зато в моем Кельхельме только ими и пользовались в экстренных случаях. Эти вестники очень долго заряжаются, но работают безотказно. Нажал и ждешь помощи, – подсказала Софи. – Он здесь, лежит один-одинешенек на самом виду.
– То есть?.. Думаешь, он настроен на отца?
– Или на того, кто оставил здесь эту ловушку, – она кивнула.