нельзя оставлять на себя компромат! Нельзя ничего писать от руки! Ведь он же вербовал меня! Он заставляет меня покинуть теплоход и везти эту чертову банку в столицу!!
– Софья, сядь и успокойся, – тихо попросил Михаил Николаевич. – Хватит капризничать.
Я гневно фыркнула, села на убогий деревянный стул – комната и весь флигель напоминали склад старинной списанной мебели – и почувствовала себя резиновой грелкой, из которой вытекла вся вода. Согнулась пополам и, глядя исподлобья, сказала подполковнику:
– Вы что, не знали, что будет так?
– Догадывались, – жестко признался Огурцов.
– Тогда почему меня не предупредили?
– О чем? О вербовке?
– Да!
– Нельзя, – взял слово Андрей Палыч. – Твои реакция и ответы должны были бытьнеподготовленными. Понимаешь? Натуральными, без фальши. Ты ведь не актриса.
– Да, – всхлипнула я, – я бестолковая дура! Пушечное мясо!
– Ну хватит, Софья, хватит, – поморщился Палыч. – Дело надо довести до конца.
– Во! – Я выкинула вперед два кукиша и снова всхлипнула. – Во! Сами доводите! Я уже вся седая!
– Андрей Палыч, выйди-ка отсюда, – хмуро попросил Огурцов.
Мужики гениально играли парочку: следователь добрый, следователь злой. Я прекрасно это понимала, тем не менее, когда очкастый контрразведчик вышел за дверь, почувствовала облегчение. Распустила кукиши, положила ладони на колени и проскулила:
– Мне страшно, Михаил Николаевич. Мне так страшно…
– Я знаю, – тихо произнес подполковник и ласково, как папочка, погладил мою ладонь, лежащую на ноге. Его рука с едва заметными пятнами старческой гречки была теплой и мягкой, мы сидели голова к голове и шептались, будто близкие родственники: папашка утешал непутевую дочь и лучился сплошным пониманием. – Я знаю, Софья, я все знаю. Но надо быть сильной.
– Я так боюсь, что от страха ничего не соображаю. Я все порчу. Как слепой котенок торкаюсь во все углы, а там… везде дерьмо… Я ничего не соображаю, я совсем запуталась…
– А ты начни, – уговаривал добрый папашка, – начни соображать. Вот послушай. Как ты думаешь, какой человек наиболее ценен в разведке?
Меня просили заняться любимым делом. Я собрала кашу из мозгов в крепкий комок, нахмурилась, вспомнила разведчика Штирлица и буркнула:
– Резидент.
– А вот и нет! – неизвестно чему обрадовался подполковник, откинулся назад и нравоучительно произнес: – Самый важный человек для любой разведки – это агент. Его берегут, пестуют и ухаживают.
– Почему? – утерев нос кулаком, спросила я.
– Резидент, Софьюшка, – это продукт. Штамповка. Их институты и спецшколы пачками выпускают. А аге-е-ент – это штучный экземпляр. Его надо найти, завербовать и убедить работать. Резидент – так, – отмахнулся контрразведчик, – один провалится, другого пришлют. А вот завербовать хорошего агента – это, знаешь ли, удача! Резидентура хорошего агента пуще глаза бережет. Второго в нужной среде может и не быть.
– Вы хотите сказать… – похлопав мокрыми ресницами, затянула я.
– Тебе нечего бояться. Они с тебя пылинки сдувать будут!
– Да не хочу я! – взмолившись, простонала я. – Отпустите!!
– Мы-то отпустим, – грустно сказал подполковник. – А вот они…
Злость, преследовавшая меня на корабле, и здесь разыскала свою жертву. Накинулась, безумная, и я моментально окрысилась:
– То есть вы хотите сказать… влипла?! Не жди никакой помощи, труби всю жизнь двойным агентом? Вдвойне ценным, так сказать?!
Подполковник сморщился от моего крика:
– Ну зачем ты так, Софья? Мы же не звери. Из-под палки заставлять не будем.
– Тогда – что? Что вы от меня хотите?!
– Того же, что и Ваценко. Чтобы ты доставила контейнер в Москву.
– О-о-о-о, – простонала я, согнулась и почувствовала себя не просто сухой грелкой, а грелкой скукожившейся, расплавившейся, сгоревшей дотла. Не Соня, а кусок рыхлого пепла, дунь, и нет ее. И где-то внутри этого человеческого комка дотлевали остатки надежды.
– Мы поможем тебе, Софья, – ласково пообещал подполковник.
– Как?! – горестно воскликнула я. – Отвезете за меня контейнер? Нет? Да я чокнусь, пока его до Москвы довезу!
– Ну, во-первых, завтра вместе с тобой поедет Туполев. Так будет спокойнее…
– Подождите! Вы все скажете Назару?!
– Нет. Мы просто сделаем так, что Назар Савельевич сам попросит вас прекратить поездку.
– Меня?! – Я прижала обе руки к груди.
– Вас обоих, – уточнил Огурцов.
– И как же? – заинтересованно, но несколько стервозно прищурилась я.
– Это наши заботы. Но вы нам верите?
– Еще бы. Господин N с вашей подачи Туполева в гости пригласил?
– Да.
– Он тоже… из ваших?
– Ни боже мой! – вскинул руки подполковник. – Мы просто через третьих лиц донесли ему о приезде Назара Савельевича Туполева, ну и… результат вы видели.
– Да уж, – буркнула я, – видела. Руки у вас длинные.
– Ну что за штампы, Софья Николаевна! – неискренне возмутился разведчик. – «Длинные руки». Это просто часть нашей работы – помогать своим людям.
– Ох, мягко стелете, Михаил Николаевич, ох и мягко. – Я достала из сумочки сигареты, прикурила и выпустила дым в сторону. – Михаил Николаевич, прежде чем сказать вам всем «да», я имею право на уточняющий вопрос?
– Имеете, – серьезно кивнул подполковник.
– Ответьте мне, насколько можно честно: бизнес Назара Савельевича имеет отношение к оборонке?
Огурцов хмуро крякнул, поскреб подбородок и начал уклончиво:
– Понимаю ваше беспокойство. И отвечу так. ВПК, Софья Николаевна, довольно закрытая область. Но косвенное отношение к прямым интересам государства имеет любой большой бизнес.
– То есть, – глубоко затянувшись, проговорила я, – как потенциальная супруга господина Туполева, я могу представлять интерес для иностранной разведки.
Подполковник возражать не стал. Он грустно посмотрел на меня и как бы сказал: «А что делать, девочка?»
– И что мне делать? Скажите прямо. Что будет, когда контейнер с пустышкой придет по адресу? Мне станут мстить?
Михаил Николаевич снова покряхтел, потом пришел к умозаключению, что Андрей Павлович мне признался: в контейнере деза едет, в тот момент, когда контрразведчики решили, что дело безнадежно провалено, – так что я уже в курсе происходящего. И как всегда с экивоками, пустился объяснять:
– В контейнере, Софья, не совсем пустышка. Там ложный след. Исправленная нашими специалистами новейшая разработка. И пока их специалисты поймут, что выловили пустышку, могут пройти годы. И в конце концов, как мне думается, неудачу спишут на неправильное направление работы русских ученых. Понимаешь? Несколько лет может понадобиться на разведывание ложного пути научного исследования. Годы! Они будут работать в неправильном направлении. Теперь ты понимаешь, как важно то, что мы делаем? Российской науке нужна фора в полгода для завершения работ по… Ну, это не важно. Главное, ты уловила.
– Пожалуй, – согласилась я. – Тогда почему курьер рискует оставить такой ценный груз в чужих руках?
– Э нет, – развеселился моей непонятливостью Огурцов. – Тут он как раз поступает правильно. Он уже чуть не завалил операцию, убрав случайного свидетеля – Алешу. Он нарушил цепочку. У него земля под ногами пылает. Ведь в любой момент тело охранника с «Мадемуазели» может привести на судно следователей. И к кораблю начнут присматриваться. Понимаешь? Он разделяет – себя и груз.
– Нет, не понимаю! Почему человек, который должен был забрать груз из тайника в кустах, не может догнать судно дальше по пути следования и встретиться с Ваценко?!
– А если он иностранец? – быстро спросил подполковник. – А если он ездит с дипломатическим паспортом? У него был разработан маршрут – от и до.
– Все равно не понимаю. Груз можно было оставить в любом порту в камере хранения на три дня. Разрабатывай свой маршрут и езжай по новой.
– Этот груз нельзя оставить в камере хранения, – весомо произнес подполковник. – Он слишком ценен.
– Ерунда какая-то!
– Не ерунда. Все камеры хранения просматриваются камерами охраны, это раз. А во-вторых, мы не знаем, почему Ваценко не может перенести встречу в другое место. Не знаем, и все. Ситуации всякие случаются. И он выбрал, пожалуй, наиболее безопасный способ доставки контейнера в Москву – невесту влиятельного человека. Как думает Ваценко, он подцепил тебя на хороший крючок – страх и деньги – и теперь использует. Вот, думаешь, почему он так долго к тебе не подходил?
– Почему?
– Тебя «прокачивали». Тебя и всю ситуацию в целом.
Входная дверь флигеля распахнулась, и к нам вошел неизвестно чем довольный Палыч. (Не иначе через замочную скважину подслушивал.) Победно блеснул очками и поинтересовался:
– Ну, закончили переговоры на высшем уровне?
– Закончили, – буркнула я и по-наполеоновски сложила руки на груди. – Валяйте. Инструктируйте, что мне дальше делать?
– А ничего, – довольно хрюкнул Палыч. – Жить, как и прежде.
– Они сами на тебя выйдут, Софья, – мягко добавил Михаил Николаевич. – Выйдут и все объяснят. Где, что, когда. А мы подстрахуем. Ты, главное, не куксись и держи хвост пистолетом.
Насчет хвоста и пистолета – это перебор. Мне бы только пестик с одним патроном. Застрелиться.
Накрылась твоя свадьба, Сонька, большим шпионским тазом. Жену – двойного агента Туполев не заслужил.
Так что будь порядочной девушкой и скажи – нет.
Вот мама-то поплачет!
И я вместе с ней.
Но наказания без вины не бывает.
Назар Савельевич был сыт, благодушно-вальяжен и слегка пьян. Запах хорошего парфюма перебивали ароматы коньяка и сигар, кожаная обивка салона «мерина» приятно поскрипывала, достойно аккомпанируя довольным речам:
– Поездка сложилась на удивление удачно. Я имею в виду, круиз в целом. – Потом заметил во мне грусть и, потрепав по руке, добавил: – Ты мне приносишь удачу. N сделал мне интересное предложение…
«Ага, – проскочило в голове, – кто бы сомневался. Ты поработай с мое в разведке, тебе еще не то предложат. Я только два дня в тайных агентах, а на любимого предложения уже как медали сыплются…» И под впечатлением от этих мыслей брякнула: