Добравшись до березы, осторожно огляделся и затаил дыхание — у противоположного конца надгробной плиты чернела дыра подкопа. Прикрывавшая ее днем кучка хвороста горбилась рядом с бугром нарытой земли. А бугор этот постепенно рос, кто-то размеренно, лопату за лопатой, выбрасывал из могилы землю.
Дождь постепенно стал утихать. Тревожно шумела листьями старая береза. Прижавшись к ее корявому стволу, Антон напряженно посмотрел на возвышающийся справа памятник — ему показалось, что за оградой памятника кто-то шевельнулся. «Неужели Слава изменил намеченный план… Почему?..» — тревожно закрутилось в мыслях. Антон впился взглядом в промозглую темень, но разглядеть ничего не смог.
Дождь прекратился разом. Облака заметно поредели, и на какое-то время среди их рваных клочьев высветилась луна. Первоначальное напряжение у Антона прошло, однако чувство, что за памятником кто-то прячется, не исчезало. Антон сосредоточенно прислушался. Миновало не меньше минуты, прежде чем слух уловил глухую возню, доносящуюся из могилы Гайдамакова. Ошметки земли перестали оттуда вылетать. В могиле что-то хрустнуло. От возникшего опять напряжения застучало в висках. Затекли ноги. Стараясь быть незамеченным со стороны памятника, Антон чуть-чуть сменил положение. Время тянулось медленно, словно вечность…
Неожиданно из могилы послышался такой громкий хруст, что Антону показалось, будто там ломают кости. Возня утихла. Не отрывая взгляда от подкопа, Антон про себя стал отсчитывать секунды. Где-то на третьей сотне в разрытой дыре кто-то шевельнулся. Оттуда вытолкнули что-то похожее на большой глиняный кувшин, и на поверхность стал выбираться бородатый мужчина. Раскисшая от дождя земля скользила у него под руками, но он, словно напуганный медведь, подминал ее под себя, поднимаясь из могилы все выше и выше. От подкопа до березы, за которой находился Антон, было не больше трех метров, и Антону послышалось натужное, усталое сопение. По спине неприятно пробежали мурашки. Антон нащупал в кармане плаща пистолет и передвинул головку предохранителя на боевой взвод.
Вылезший из подкопа устало присел на корточки. Затравленно оглядевшись, принялся отряхивать одежду. Его облик показался Антону очень знакомым, но темные облака опять спрятали луну, и разглядеть что-либо толком стало невозможно. На какое-то мгновение Антон подумал, что это старик, однако, судя по широким плечам и цепкой настороженности рослой фигуры, понял, что задержать такого «старика» будет не так-то просто.
Кое-как отряхнувшись, бородатый торопливо спрятал отрытый из могилы кувшин в мешок, еще раз огляделся, явно намереваясь уходить. Ждать больше было нечего. Антон шагнул влево и, держа перед собою пистолет, требовательно спросил:
— Что вы здесь делаете?..
Дальнейшее произошло молниеносно. Бородатый ошарашенно присел, будто над его головой внезапно ударил трескучий разряд грома, бросил мешок и прыжком кинулся на Антона. Завязалась борьба. Бородатый изо всех сил тянулся к пистолету. Стараясь не уступить ему, Антон сделал сильный рывок вправо, запнулся за надгробную плиту и, падая, почувствовал на себе тяжесть грузного тела.
От перенапряжения палец нажал на спусковой крючок. Резко ударил выстрел. Пуля цокнула о гранитную плиту и, певуче заныв, рикошетом унеслась над памятником в сторону Березовки. В тот же момент возле памятника что-то затрещало, словно с разбегу кто-то натолкнулся на подгнивший крест. Послышался топот. Антон, изловчившись, заломил левой рукой правую руку бородатого и ударом колена из-под низа перевернул противника на спину.
На помощь подбежал запыхавшийся Слава Голубев.
— Управлюсь!.. — крикнул ему Антон. — За памятником… кажется, еще один…
Голубев, ни слова не говоря, ринулся в темноту, и Антон почувствовал, как сразу обмякло тело противника.
— Пусти… Игнатьич… — послышался усталый голос Ивана Серапионовича Глухова. — За другого тебя принял… Невиноватый я…
ГлаваXXIII
Укрытая промозглой ночью, мирно спала Березовка. Лишь в окнах колхозной конторы горел электрический свет. Второй час Антон Бирюков допрашивал старика Глухова. Был тот случай, когда задержанный с поличным, понимая бесполезность запирательства, дает самые откровенные показания, стараясь хотя бы этим уменьшить свою вину.
…Трудолюбивым, но очень уж невезучим человеком был коренной березовский мужик Серапион Глухов. Много раз пытался он поставить свое хозяйство на ноги, но всегда терпел неудачу. В 1916 году, пострадав от пожара, вынужден был наняться в работники к пятидесятилетнему отставному штабс-капитану Петру Григорьевичу Гайдамакову, державшему в Березовке трактир и паром на Потеряевом озере.
Жил Гайдамаков бобылем и, кроме прислуги да Серапиона, нанял вскоре еще одного работника — молодого, красивого парня, прозванного за ухарский вид Цыганом. В повседневной работе Цыган старанием не выделялся, но, когда брал в руки гитару или, прихлопывая в ладоши, начинал отстукивать «Цыганочку с выходом», тут уж равных ему не было!.. В том же, шестнадцатом году по осенней распутице укатил трактирщик проведать свою родню, оставленную на Украине, а вскоре вернулся в Березовку с молоденькой красавицей Елизаветой Казимировной.
Сумеречным февральским вечером 1917 года Серапион Глухов растапливал в хозяйском кабинете изразцовый камин. Сам Гайдамаков подошел к одному из окон, чтобы задернуть бархатную штору, перед тем как засветить лампу-«молнию». Начавшаяся с утра безобидная поземка теперь вихрила разгулявшимся бураном. В мутно-сером месиве снега нельзя было разглядеть даже паромный причал, обычно видимый из окна как на ладони.
Настроение Гайдамакова было сумрачным, под стать погоде. Невеселые, тревожные вести привозили в Березовку ямщики. Слухи распространялись один страшнее другого, и если верить им, то в России приближалось что-то страшное, похожее на библейский конец света. В долгие зимние вечера отставной штабс-капитан любил посумерничать с ночлежными постояльцами, стараясь разобраться в правдивости «расейских» новостей. Однако в последнее время и почтовые и купеческие подводы почти переставали останавливаться в Березовке. Наскоро перекусив в трактире, ямщики, не считаясь с усталостью лошадей, гнали к китайской границе и с такой же торопливостью возвращались обратно.
Задумчиво постояв у окна, Гайдамаков потянул было за штору, но внимание его привлекли две добротные кошевы, въехавшие на постоялый двор. По тому, как ямщики не стали распрягать взмыленных лошадей, а лишь, ослабив подпруги, надели им торбы с овсом, трактирщик догадался, что и на этот раз постоялые комнаты в его доме останутся пустыми. Заглядевшись на породистых лошадей, он вдруг окликнул работника:
— Серапион!.. Подойди на минуту.
Глухов подошел к хозяину и посмотрел в окно.
— Узнаешь?.. — не отрывая взгляда от лошадей, спросил Гайдамаков.
— Будто кухтеринские, из Томска, — ответил Серапион. — Куда спешат в такую непогодь?..
— Похоже, на восток, к Китаю… Бегут как крысы с тонущего корабля…
В кабинет неслышно вошла юная Елизавета Казимировна. Зябко пожав плечами, она тоже с любопытством стала смотреть, как из саней, неловко путаясь в длиннополых овчинных тулупах, выбираются седоки. Четкие брови ее вдруг изогнулись.
— Смотри, Петя, в каждой подводе по уряднику с ружьем. Золото везут, что ли?..
Гайдамаков, легонько чмокнув молодую супругу в висок, заторопился встречать неожиданных гостей. Глухов пошел следом за хозяином. Когда они спустились со второго этажа в трактирный зал, проворный Цыган уже помогал вошедшим снимать тулупы. Завидев трактирщика, один из приехавших низко поклонился и, потирая озябшие руки, поздоровался:
— Петру свет Григорьевичу наше купеческое…
— Здравствуй, Егорушка, здравствуйте, гости, — приветливо склонил голову Гайдамаков. — Что лошадей не выпрягаете? Что на ночлег не остаетесь? Так спешите, что и пурга-буран на ночь глядя не пугает?..
Егорушка подышал в посиневшие ладони, быстро-быстро потер их друг о дружку и ответил уклончиво:
— Времена, Петр Григорьевич, теперь страшнее ночи.
— Барыши спешите хозяину заработать?
— Нынешние барыши — одни шиши. Того и гляди нагишом останешься, — опять слукавил Егорушка.
Урядники, впустив облако студеного пара, внесли в трактир небольшой сундучок и поставили его возле широкого обеденного стола, за которым обычно трапезничали ночлежники. Гайдамаков чуть скосил глаза на Цыгана. Тот, понимая хозяина без слов, живо поставил из буфета на стол зеленоватые бутылки и закуску. Однако гости наотрез отказались от водки, чего раньше никогда не случалось в зимнюю пору. Наскоро перекусив, они, дожидаясь, пока лошади дожуют засыпанный в торбы овес, выкурили по папиросе и стали собираться в дальнейший путь. Урядники, забрав сундучок, вышли из трактира. Егорушка, плотнее запахивая тулуп, поинтересовался:
— Хороша ли нынче дорога, Петр Григорьевич, через Потеряево озеро?
Сидевший тут же Серапион только было хотел сказать, что у острова уже открылась майна, но хозяин опередил его:
— Бог миловал, лед надежный.
Егорушка поблагодарил за хлеб-соль и, откланявшись, вышел из трактира. Следом за ним накинули на себя полушубки Гайдамаков и Цыган.
Развернувшись на трактирном дворе, подводы спустились по переметенной дороге к озеру и исчезли в снежном месиве. Серапион Глухов, мучимый совестью, что не успел сказать приказчику о подстерегающей у острова опасности, вышел на улицу. Короткий февральский день уже основательно завечерел. Поеживаясь в стареньком полушубке, Серапион подошел к воротам и удивленно замер — наперерез только что уехавшим подводам в метельную мглу нырнули двое сгорбленных лыжников. Серапион огляделся — ни хозяина, ни Цыгана во дворе не было. Недоуменно пожав плечами, Глухов вернулся в дом и обратил внимание, что со стены в прихожей исчез хозяйский винчестер…
Дальнейшее уже было известно Антону Бирюкову из разных источников, однако он не прерывал деда Ивана Глухова, стараясь уловить в его «исповеди» еще неизвестные штрихи и уточнения, касающиеся давней истории с кухтеринскими бриллиантами. И Глухов, видя, что его слушают внимательно, говорил, почти не умолкая.