– Где дети? – сразу же спросила я. Где-то в глубине отделения орали двое мужчин. Слов было не разобрать, но орали в ярости, захлебываясь.
Нас проводили в кабинет, где молодой мужчина в форме держал на руках спящего и сладко посапывающего Мишу, а две женщины лет сорока пытались разговаривать с Сашей, но, поскольку Алининой дочери кто-то дал планшет, на женщин она не обращала никакого внимания.
Мне сказали, что Мишу накормили детским питанием, а Сашу – творожком, который она сама назвала, а потом ватрушкой с вишней и чаем. Их комбинезончики, в которых они гуляют, лежали на стуле – в помещении было тепло.
– Спасибо! – только и смогла сказать я.
– Она с планшетом не расстается? Так же нельзя! – сказали мне.
Я объяснила, откуда взялась Саша, и сказала, что буду отучать ее от этого увлечения. Просто у меня на это еще не было времени. Тут слово взял Симеон Данилович:
– Дашенька, я пообщаюсь с дамами, а тебя явно хотят видеть мужчины.
– Вы адвокат? – спросила одна из них.
– Нет, я экономист и историк.
– Вы профессор Синеглазов! – с горящими глазами воскликнула вторая. – Мой муж у вас учился. Мы в последнее время следим за судьбой Даши, и вас видели. Муж и сказал, что вы были его самым любимым преподавателем. Ни у кого на лекциях не было так интересно.
– А как фамилия вашего мужа? – любезно спросил Синеглазов, усаживаясь рядом с дамами, а меня незаметно подтолкнул к двери.
Мужчина, державший Мишу на руках и балдевший от счастья, назвал мне номер кабинета, в котором меня ждут. Я поцеловала Мишеньку в лобик, погладила ему головку. Он сладко чмокнул, но не проснулся. Я успокоилась: ребенок не пострадал.
– Вы идите спокойно. А я с ним посижу, – сказал полицейский. – Как от него приятно пахнет! Молочком!
Я не сомневалась, что с Мишей здесь и дальше все будет в порядке, и отправилась на поиски следователя или кто тут меня ждал. Хотя искать не пришлось: меня уже ждали под дверью.
Мне повторили имена и фамилии, которые уже назвали журналисты, и я точно так же ответила, что никогда их раньше не слышала.
– А посмотреть на них можно?
– Можно.
Меня проводили к «обезьяннику». Уже при подходе я слышала дикие крики. То есть крики этих людей я услышала, только переступив порог отделения, а теперь с каждым шагом, приближавшим меня к клетке, голоса становились все громче и громче.
– Любуйтесь, – сказали мне.
Я увидела двух молодых парней двадцати с небольшим лет, причем одетых дорого и стильно: в брендовые джинсы, фирменные куртки и кроссовки. Стриглись они у дорогого парикмахера. Иван обычно над такими стрижками посмеивался, в особенности после встреч со своим сыночком от первого брака. У Валерика была точно такая же стрижка, как у этих двух типов. У одного из этих на виске была татуировка – разноцветная змейка. Возможно, что-то было у них на теле. Но из-за одежды рассмотреть что-либо не представлялось возможным.
Эти парни пытались украсть моих детей?! Они меня ни с кем не перепутали?
– Она! – вдруг заорал один из них, весьма симпатичный блондинчик (без змейки). – Ты! Все из-за тебя!
К нему подключился второй. Они крыли меня трехэтажным матом, но я никак не могла понять, в чем меня обвиняют. Это дети разбившихся в самолете охотников? Они считают, что в падении самолета виновата я? Они назначили меня виновной, потому что их отцы погибли, а я осталась жива?
– Вы их когда-нибудь видели? – спросили у меня.
Я покачала головой.
У входа в отделение послышались новые возбужденные мужские голоса. И вскоре рядом с нами оказалось еще несколько мужчин. Среди них были два сотрудника полиции в форме и трое опять же очень дорого одетых, но в костюмы, джентльменов, двое – лет по сорок с небольшим, один помладше – не больше тридцати пяти.
Это еще кто такие? Друзья и родственники погибших охотников?
Ответ я получила практически сразу же. Прибыл отец одного из молодых людей в сопровождении двух адвокатов. Отец был в ярости из-за очередной выходки сыночка. Но раньше сыночек доставлял папе проблемы как стритрейсер – гонял на купленных папой гоночных игрушках с превышением скорости и не раз попадал в ДТП. Правда, сам ни разу серьезно не пострадал, смертельных случаев тоже не было, а лечение пострадавших оплачивал папа. И новые машины – сыночку и пострадавшим. Вообще, к счастью, от выходок сыночка больше страдало железо, чем люди. Но насколько я поняла, в мой двор сыночек с дружком приезжали не на гоночной машине, а на той, которую они сами посчитали неприметной.
– Что вы наделали, идиоты? – прошипел отец.
– Мы требуем освободить Валерку! Его ни за что арестовали!
Оба парня, которые, по-моему, до сих пор находились под действием какого-то запрещенного препарата, снова стали орать в два горла. Из их воплей и оскорблений, сыпавшихся в мой адрес, я поняла, что они украли моих детей для того, чтобы потребовать выпустить из застенков их друга Валерия Разуваева, сына Ивана. Валерку в обмен на моих детей. Никакой выкуп их не интересовал. Ни к каким потомкам воспитанников Аполлинарии Антоновны отношения они не имели. К Ивану и каким-либо обвинениям в адрес Ивана тоже.
Поняв это, я повернулась к следователю и спросила:
– Можно мне отсюда уйти? Я не хочу все это слушать.
– Не хочет она! Из-за тебя Валерку арестовали!
Я повернулась к «клетке».
– Из-за меня?! Он меня выгнал из дома, где я жила, причем с маленьким ребенком, и поселился там. Он убил Алину, мать его сестры…
– Да на фиг она ему сдалась! И как он мог ее убить? Он обдолбанный был до бровей! Подумаешь, воск на одежде. Да мы свечи жгли! У нас, наверное, у всех был воск на одежде.
– Это правда, – сказал отец одного из обвиняемых и посмотрел на меня. – Моего забирали мои люди и видели, как они все обкурились. Они ничего не соображали. И Алины с ними не было.
«Не было. Она ушла в выбранную ею комнату. А обдолбанный Валера вполне мог убить подсвечником кого угодно и не помнить об этом. Камер в доме нет».
– Вы Дарья Салтыкова? – тем временем уточнил примчавшийся на выручку сыну отец.
– Авдотья.
– Простите. Я Дворецкий. Игнат Ильич. Пельмени и котлеты «От Ильича». Вы едите пельмени и котлеты?
– Ем. Только те, которые сама готовлю.
Сотрудники правоохранительных органов, внимательно слушавшие все, что говорили присутствовавшие, хмыкнули.
– Зря. У меня хорошие пельмени и котлеты.
– Не сомневаюсь. Но я в деревне выросла, где пельмени и котлеты готовят сами. Я вообще участвовала в их лепке с трех лет. Мой брат силки на зайцев ставил. А мука и вода были даже в нашем доме. Так что первые пельмени в моей жизни были с зайчатиной.
Игнат Ильич в задумчивости посмотрел на меня. Я подала ему идею о запуске новой линии? Только где он возьмет столько зайцев?
– Мы можем с вами решить вопрос с компенсацией?
Игнат Ильич кивнул более молодому адвокату. Но тут очнулся следователь и заметил, что молодые люди совершили похищение двух заведомо несовершеннолетних, да еще и группой лиц по предварительному сговору, что является отягчающими обстоятельствами. Похищение человека – статья 126 УК. В нашем случае сплошные отягчающие – похитили двух детей, заведомо несовершеннолетних, действовали вдвоем, по предварительному сговору.
– Но не из корыстных соображений, – почти хором сказали адвокаты. – Они не хотели получить деньги с Авдотьи Андреевны. Не хотели? – повернулся он к молодым людям, до которых, по-моему, так и не дошла пока серьезность их положения.
Они опять заорали, что требуют освобождения друга Валерки, брошенного в застенки из-за такой-рассякой Дашки.
Следователь предложил пройти к нему в кабинет. За нами потащился более молодой адвокат. Его пустили. Я не возражала. Я хотела домой, и побыстрее. Я устала. Баба Таня в больнице, и сегодня я к ней точно не попаду. А это – минус одна главная помощница. Дома ждет мама Андрея, которая явно очень волнуется. У нее может подскочить давление и, наверное, уже подскочило. И может прихватить сердце. Еще один ее инфаркт или инсульт я не переживу – в смысле не потяну. Мама Андрея одна не справится с Мишенькой и Сашей. Хотя Симеон Данилович предложил свою помощь. Я не могу взять больничный! Я не могу отказаться от полета.
В кабинете следователя адвокат начал заливаться соловьем. Они стали обсуждать дело со следователем, будто меня там и не было. Но я поняла, что мальчикам вполне может грозить до двенадцати лет лишения свободы. Хотя… могут быть и принудительные работы на срок до пяти лет.
– Дворецкий-младший вроде уже был на принудительных работах? – уточнил следователь.
– Был. Газоны убирал и фонтаны чистил, – подтвердил адвокат. – Под присмотром охранника, приставленного отцом. Но потом опять пошел вразнос. Его бы от дружков‐мажоров отделить – и мог бы стать нормальным парнем. Да каждый из них мог бы стать нормальным парнем. По отдельности.
– Так может, ему и дружку как раз на пользу пойдет изоляция от общества?
Насколько я поняла, молодых людей пока задержали на двое суток (48 часов), а потом их ждет мера пресечения в виде заключения под стражу или какая-то другая, которую определит суд. Но обвинение-то будет предъявлено не по «легкой» статье, да еще и с отягчающими… И в прошлом мальчишечки показывали себя не самыми законопослушными людьми.
Пока следователь общался с адвокатом, я размышляла. Мне явно предложат компенсацию, и я придумала, что могу попросить. Если только эти адвокаты на самом деле будут качественно выполнять свою работу. Пока я не видела никаких подвижек в деле Ивана, несмотря на все деньги, уже полученные адвокатом, который его представлял.
Стоило адвокату Дворецкого повернуться ко мне и открыть рот, я сказала:
– Вы представляете моего Ивана и добиваетесь снятия с него обвинений. Вы лично, вместе с коллегой, вся ваша адвокатская контора. Платит Дворецкий. Может вместе с отцом второго юноши.
Следователь хмыкнул. Адвокат какое-то время смотрел на меня очень внимательно, потом уголки его губ поползли вверх.