– Но вы же тем не менее оплачиваете лечение внука и внучки?
– Валька оплачивает. Дочка моя.
Я удивленно посмотрела на Валентина Валентиновича.
– Знаешь, я тоже удивился. Но, оказывается, я не зря отправлял ее в Лондон учиться. Она не только пила, но и работала. Хотя в России этот вариант встречается довольно часто. Она пила от неустроенной личной жизни, как обычно пьют бабы. Но как-то трудилась удаленно. Я, Даша, этих современных технологий не понимаю. Я производственник и человек старой формации. Я знаю, как асфальт уложить и как на этом сэкономить. Вот он асфальт, можно посмотреть, потрогать, проехать по нему. За это мне платят деньги. А что она там на своем компьютере делает, сидя дома и потягивая виски из стоящей под столом бутылки… Не понимаю!
Валентин Валентинович рассмеялся и налил себе водочки.
– То есть ваша дочь переводила какие-то деньги…
– Даша, я не знаю. Ты кто по специальности? Ты же финансовый институт окончила?
– Финансовый аналитик. Аналитик по акциям.
– У моей Вальки какая-то другая специальность, но тоже финансовая.
И тут я вспомнила слова Креницкого. Он говорил, что Валентина умная и образованная. И на самом деле Лондонскую школу экономики за взятки окончить нельзя. Там не будут «рисовать» отметки. Я точно вспоминала его фразу: «Она какие-то деньги куда-то перевела». Потом она хвасталась перед Креницким, а ему было до лампочки. Он с ней сошелся, чтобы рога Ивану наставить. Не из-за самой Валентины, а из-за Ивана. Сама Валентина ни Ивану, не Креницкому не была нужна.
И…
Месть отвергнутой женщины. Месть женщины, которая поняла, что ее только использовали. Месть брошенной женщиной, когда оказалось, что не она сама была нужна. Месть обиженной женщины. Месть женщины, которой плюнули в душу.
Весьма интересная версия. В особенности если учесть, что эта женщина имеет блестящее финансово‐экономическое образование, умна и страшно хочет отыграться.
Она вполне могла отправлять предупреждения мне и Алине, когда мы начинали отношения с Иваном. Из женской солидарности? Просто предупредить? Ради того, чтобы мы отвергли Ивана? Или потому, что он выбрал нас? Сделать пакость нам? Из каких-то других соображений? Хотя какое это имеет значение сейчас?
Я помнила, что Смоленский сказал про отношения своей дочери с Валерием Павловичем Васильевым во время нашей первой с ним встречи: «Прямо спрашивал: чего тебе надо? На место Ивана метишь? Нет, говорит, у меня семья, разводиться не собираюсь. Зарабатываю хорошо, занимаюсь тем, что нравится. А с Валентиной вашей секс обалденный, такого никогда в жизни не было».
Но был ли секс на самом деле?
– У них с Васильевым могли быть деловые отношения? – спросила я у Смоленского.
Валентин Валентинович очень внимательно посмотрел на меня.
– Мне это не приходило в голову, – в задумчивости произнес он. – Хотя сейчас, когда ты это сказала… Васильев возглавлял детективное агентство. Вроде они международной деятельностью занимаются. А Валька, значит, отслеживала движение денежных средств? Так получается?
Я пожала плечами.
– Ну, Валька… Вот уж не думал, что моя дочь… Но ведь она откуда-то взяла деньги на эту американскую клинику?
На этой ноте мы расстались, я позвонила профессору Синеглазову, вкратце рассказала про встречу с Валентином Валентиновичем Смоленским и предложила вместе съездить в детективное агентство Васильевых и поговорить с младшим Васильевым, поскольку задать вопросы его отцу мы не могли физически.
– Может, Артамонова с собой возьмем? – спросил Симеон Данилович.
– А его-то зачем?
– Для массовки. Нам ведь там будут совсем не рады. И мы же будем в первую очередь говорить о наследстве, а он – один из «наших».
В общем, мы поехали втроем и без предупреждения.
Узнав о нашем прибытии, младший Васильев, Павел Валерьевич, согласился нас принять.
– Сканы страниц дневника Аполлинарии Антоновны получил, – начал он с места в карьер. – Значит, все, что проделали мои дед и отец, было зря. Кстати, у кого хранился дневник?
– У моих предков, – сказала я.
– Кто бы мог подумать… Вас мы меньше всего принимали в расчет. Вашу семейку. Хотя мой дед говорил, что веселая вдова Салтыкова вполне могла родить внебрачного сына совсем не от конюха. И именно вам, Даша, через несколько поколений передались самые лучшие гены.
«Примерно то же самое говорил олигарх Бегунов. Не про гены, про отца воспитанника Аполлинарии Антоновны. Но не от царя же Салтыкова родила моего предка? По меркам того времени, она была уже немолодой женщиной. И не балериной, и не юной певичкой. Где она могла познакомиться с кем-то из венценосных особ? Вообще с кем-то из высшего света? Да, она не была крестьянкой, но куда она выходила или выезжала в те времена? Она не могла ходить по кафе, интернета не было. Балы предназначались для вывода в свет юных девушек. Она уже дочь свою должна была выводить! Хотя во время прогулки в каком-нибудь саду… Но с кем?!»
– Аполлинария Антоновна умерла в Карелии, – напомнила я. – И тогда в Карелии оставались только мои предки. Васильев умер ребенком. Артамонова уехала в Петроград, то есть уже в Ленинград. А мои предки остались. Логично, что дневники хранились у них.
– Странно, что они сохранились.
Я пожала плечами.
– Они отправлены французам? – спросил самый молодой из Васильевых, глядя на Симеона Даниловича.
– Сканы. Не сами дневники. Дневники в надежном месте.
– Не сомневаюсь. Что вы хотели узнать от меня? Вы же явно пришли не только из-за наследства.
– Да мы вообще не из-за наследства, – хмыкнул Артамонов.
– Валентина Смоленская работала в вашем агентстве? Выполняла разовые поручения? Сотрудничала с вами на постоянной основе? Каким-то образом? – спросила я.
– Змея подколодная, – прошипел Павел Валерьевич, сам в этот момент напоминая пресмыкающееся. – Мой отец ни в чем не виноват!
– А подделка документов? – вкрадчиво спросил Артамонов. – А желание получить наследство, которое ему не положено?
– Не он первый, не он последний, – махнул рукой младший Васильев. – Если бы вы знали, с чем к нам тут граждане обращаются, то посчитали бы моего отца ангелом с крылышками. Подумаешь: наследство, причем мифическое. Но это была идея фикс моего деда. Мы считали своим долгом ему помочь. Это была бы компенсация за то, что он не получил от государства, которому служил много лет. А его в девяностые годы турнули со службы, как и массу других опытных сотрудников. Часто менялось начальство, расформировывали отделы. А перебежчиков сколько было в те годы! Кто-то ушел в крупные частные компании, в основном – совместные предприятия или просто компании с западным участием, а кто-то сразу осел в пригородах Лондона. Сколько секретов слили, сколько сдали «своих». Мой дед служил Родине, он никого не предавал. Ну, захотел немного заработать, семью обеспечить. Нормальное желание. Он никого не убивал.
– А ваш отец?! – воскликнула я.
Павел Валерьевич резко повернулся ко мне.
– Вы тоже считаете, что мой отец убил Алину и этого певца? И, может, еще скажете, что он бомбу подложил в самолет, в котором летел Артамонов и должны были лететь вы, Даша?
– Про бомбу не скажу. Он не мог ничего подложить. Его там не было физически. И никто бы его к самолету не подпустил. Уже известно, что взрывоопасную смесь на борт пронес один депутат. И это стало причиной гибели всех людей в самолете, включая самого депутата. Не знаю, выплывет информация за пределы узкого круга осведомленных или не выплывет, но в авиакомпании уже все известно. Семьи погибших летчиков и стюардесс получат компенсацию, и нам обещали помочь с получением страховки, которая должна равняться стоимости нового лайнера. Вероятно, это как раз делается, чтобы СМИ не узнали истинной причины взрыва. Меня лично предупредили, чтобы на вопросы о взрыве самолета – если будут – не отвечала. Не в курсе. Мне не сообщали. Скоро об этом самолете все забудут – у нас в России других трагедий полно. А чиновников, депутатов и бизнесменов, которые летели на охоту, не очень жалуют, и из-за их смерти не переживают. На место гибели этого самолета цветы не несут.
– Ваш отец в следственном изоляторе? – уточнил Синеглазов.
Младший Васильев кивнул – и у него внезапно изменилось выражение лица. Его явно посетила какая-то мысль. Он посмотрел на меня и уточнил, есть ли у меня возможность связаться с олигархом Бегуновым.
«Нужна я, пожалуй, Бегунову… У такого мужика, даже если бы он не был олигархом, должны быть тысячи таких, как я, на выбор».
Я покачала головой. Значит, Васильев знает, на какой рейс меня тогда перекинули? Хотя это же детективное агентство. Я сказала, что могу связаться с Питером Разувайффом, если это имя что-то говорит Павлу Валерьевичу.
– Еще лучше! – воскликнул детектив.
Мы все вопросительно посмотрели на него, потом до меня дошло.
– Свидетельство о рождении жеребенка или как оно правильно называется – ваших рук дело? – спросила я.
Синеглазов хмыкнул. Артамонов спросил, с какого боку тут рождение жеребенка. И где он родился?
– Что?! – пораженно посмотрел на меня Васильев. – Откуда вы знаете про этот бланк?
Я любезно пояснила, как мне поясняли Разувайфф и Бегунов.
– А олигарх вам головы не оторвет или другие части тела? – поинтересовался Артамонов.
– Документ в надежном месте. Не доберется он до него, – на автомате ответил Васильев, что-то напряженно обдумывая.
– Вы собирали компромат на Бегунова? – уточнил Синеглазов.
– Не что чтобы компромат… Информацию. Заказчик был анонимный. Наш сотрудник работал в конюшне. Там, кстати, все делается так, как должно делаться. За этим следит Разувайфф, который не хочет лишиться высокооплачиваемой работы, да и родственников его там немало пристроено. Вам, Даша, все правильно сказали: в Англии с этим строго. За такую подделку документа Разувайфф вылетит из конного бизнеса как минимум на несколько лет, а это фактически означает навсегда. Бегунов же вполне может вылететь из Англии. Его конному бизнесу там точно придет конец.