— Скажите, пожалуйста, это ваши вещи, что на вас?
— Мои-с, — соврал Егор Иваныч.
— Еще что у вас есть?
— Больше ничего нет, потому что мой отец бедный человек.
— Я знаю многих семинаристов, у которых отцы беднее вашего отца; они богатые.
— Не знаю, отец благочинный… Певчие архиерейские — богатые люди, а из остальных разве имеют деньги те, которые кондициями занимаются, то есть учат детей.
— А вы не обучали раньше?
— Я не имел времени: я все занимался своими лекциями… Уверяю вас, если бы не отец мой, я бы был или в академии, или в университете.
— О, в университете! Избави бог! Если мой сын захочет в университет, я его и ногой не пущу в свой дом.
— Оттуда, отец благочинный, как и из академии, можно хорошую должность получить.
— Знаю, каковы эти должности. Вон у нас судебный следователь в университете учился, а что он сравнительно с нашим братом?.. Наш брат и священник — много значит. Я очень сожалею, что выдал свою дочь за лекаря. Пьяница такой, прости господи! — благочинный плюнул.
— Зато он образованный человек. Говорят, что все кончившие курс в медицинской академии образованные люди.
— Это я знаю и эту академию больше уважаю, чем университет… Но вот что, Егор Иваныч… Вчера вы просили невесту…
— Точно так-с.
— Я нашел.
Егор Иваныч встал, поклонился и сказал:
— Покорнейше благодарю, отец благочинный.
— Этого мало. Я вам должен сказать, чтобы вы уважали вашу жену, а иначе я могу сделать с вами — что хочу. Тогда вы погубите и себя и свою жену. Я отдаю вам свою дочь, Надежду Антоновну.
Егор Иваныч остолбенел.
— Поняли вы это?
— Очень вам благодарен.
— Смотрите, чтобы жалоб не было. Я это делаю из любви христианской, из уважения к отцу ректору, который ходатайствовал у меня за вас. Поняли?
— Покорнейше благодарю, отец благочинный.
— Подите, занимайтесь.
Егор Иваныч, как вышел в зал, перекрестился: «Слава тебе, господи. Ай да отец ректор!»
В той же комнате, где он занимался вчера, он застал детей за играми и подошел к Васе.
— Здравствуйте, братец! — сказал Вася.
— Это почему? — спросил удивленный Егор Иваныч.
— Братец, братец! — кричали остальные дети и окружили Егора Иваныча.
— Я ничего не понимаю.
— А гостинцев принесли? Жених!
— Какой жених?
— Дайте гостинцев, скажем.
— Господа, мне заниматься надо с Васенькой.
— Жених, жених! Надин жених!..
— Вы Наденьке какое платьице сошьете?
— А мне, братец, лошадку хорошенькую купите.
Вошла Надежда Антоновна. Увидав Егора Иваныча, она косо взглянула на него. Егор Иваныч поклонился ей. Она отвернулась.
— Петя, Таня, пошли к мамаше!
— Не хочем. Мы с братцем посидим.
— С каким братцем?
— А с Егором Иванычем.
Надежда Антоновна ушла, а Егор Иваныч покраснел — и бог знает, что бы он сделал в это время с детьми.
Пришла Марья Алексеевна. Он поклонился ей.
— Мое почтение… как вас звать-то?
— Егор Иваныч.
— Егор Иваныч… Прошу любить и жаловать. — Она очень строго глядела на Егора Иваныча.
Егор Иваныч поклонился.
— Пошли вон! пошли! — сказала она детям и прогнала их из комнаты подзатыльниками. Потом подсела к Егору Иванычу. Егор Иваныч стал заниматься с Васей, а Марья Алексеевна молча смотрела на него, подперши подбородок правой рукой. «Чтоб те провалиться», — думает Егор Иваныч.
— Вася, ступай к детям, — сказала мать.
Вася ушел. Егор Иваныч остался один на один с протопопшей. Протопопша молчит. Егор Иваныч поклонился ей и сказал: «Прощайте».
— Куда же вы?
— К отцу благочинному.
— Он теперь занят.
— Так я домой пойду.
— Вам протопоп говорил что-нибудь сегодня?
— Насчет чего-с?
— Насчет Нади?
Егор Иваныч покраснел и тихо сказал: «Да».
— Вы напрасно не в свои сани садитесь.
Егор Иваныч молчит и переминается с ноги на ногу.
— Надя вам не пара: она протопопская дочь, как бы то ни было, а вы сын диакона.
— Я, матушка (он забыл ее имя), кончил курс по первому разряду.
— Знаю, что кончили, все-таки дочь моя вам не пара.
— Я, матушка, силой не напрашиваюсь; это воля отца благочинного.
Минут пять молчание.
— Ведь мы много вам не дадим приданого; на наши карманы не надейтесь.
— Я, матушка, не прошу ничего.
— Все-таки кое-что надо. Вам надо и ряску получше, так как вы не священническую берете; ну, кое-что еще дадим, а об остальном и не заикайтесь.
Егор Иваныч не знал, что лучше сделать: сказать ли ей: покорнейше благодарим, — или поклониться. Он промолчал.
Опять молчание.
— Вы мою дочь берегите как зеницу ока. А будете обижать, не сдобровать вам! Помните, что вам бы следовало жениться на дьяконской дочери; а если мы и отдаем вам дочь, так только из уважения к отцу ректору, потому что он начальник наш. — Марья Алексеевна ушла.
Егора Иваныча зло взяло. Он вышел в залу, стал ходить и думать: «Что они важничают-то! Я же ведь не напрашивался, сами суют. Ишь, отец ректор им дался!.. Уж лучше, кажется, отказаться от этой барской невесты».
В приемную, а потом в зал вошли Павел Ильич Злобин и его жена. Павел Ильич был худой, бледный господин, с коротенькими волосами и маленькой рыжей бородкой; они поклонились Егору Иванычу очень важно.
— Если не ошибаюсь, вы Егор Иваныч Попов? — спросил Злобин.
— Точно так.
— А я Павел Ильич Злобин, а это моя жена Александра Антоновна, урожденная Тюленева.
Егор Иваныч поклонился.
— Папаша дома? — спросил Павел Ильич Егора Иваныча.
— В кабинете.
Зять с женой вошли в кабинет; немного погодя они вышли с благочинным. Благочинный представил их Егору Иванычу и им Егора Иваныча, сказав: мой нареченный зять, — потом с дочерью ушел в другие комнаты.
Через несколько минут вошел благочинный с женой, за ним разодетая и нарумяненная Надежда Антоновна и дети с Александрой Антоновной. Благочинный взял правую руку дочери и повел ее к Егору Иванычу.
— Знаешь ты его? — спросил он дочь.
— Нет, — отвечала она робко и гордо.
— Тем лучше для тебя. Вот твой жених, — сказал благочинный. Дочь ничего не сказала.
— Что же ты молчишь?
— Что мне говорить прикажете?
— Согласна ты или нет выйти за него замуж?
— Согласна, тятенька, — сказала дочь нерешительно.
— Ну, и делу конец. Возьмите руки.
Егор Иваныч конфузится, конфузится и дочь благочинного.
— Что же вы? — говорит строго отец.
— Надя, возьми руку Егора Иваныча, — говорит мать.
Надя строго смотрит на мать и сердито берет руку Егора Иваныча.
— Смотри у меня! — кричит отец.
— Садитесь рядом.
Все сели. Егор Иваныч сел около Надежды Антоновны. Семейные начали говорить о непокорстве дочери, жених и невеста слушают. Егор Иваныч смотрит на невесту, невеста смотрит в сторону. Так они просидели до обеда. За обедом то же самое. После обеда жених и невеста пожали руки. Завтра воскресенье, и по этому случаю Егор Иваныч показал благочинному сочиненную им и сказанную при архиерее проповедь. Благочинный велел ему сказать ее в соборе и после обедни прийти к нему, Просватание отложили на три дня.
— Ну, что? — спросил Егора Иваныча отец, как только он вошел домой.
— Хорошо. Сегодня благочинный представил меня зятю и невесте, а через три дня и просватанье.
— Ну, и слава тебе царю создателю! Как же теперь, Алексея-то Борисыча мы обманули, выходит?
— Разве вы давали ему слово?
— На вот! А зачем мы вчера у него были?
— Я же ведь вам говорил, что торопиться нечего.
— Ну, ничего… Как же ты, Егорушко, дела-то обделал?
Егор Иваныч рассказал все, с некоторыми прикрасами, а именно: что невеста девушка смирная, послушная и что ректор приказал благочинному отдать за него дочь.
— Слава богу, слава богу!.. Уж я непременно молебен отслужу. Свечку рублевую поставлю. А что же он меня-то не звал?
— На просватанье, должно быть, позовет.
— Экой гордый! Ну, да где мне с благочинным дружбу водить! так-тось…
— А вы, тятенька, если вам случится быть у благочинного, ведите себя скромнее.
— Уж я знаю. Да что я, разве не отец тебе? а, Егорушко?
— Через вас я могу лишиться невесты.
— Полно-ка ты толковать-то… Разве невест-то мало?
Егор Иваныч рукой махнул и пошел на улицу. Отец остановил его.
— Ты куда?
— Пойду прогуляюсь.
— Пойдем вместе.
— Я один.
— Ну, бог с тобой!.. Вот они, Анна Пантелеймовна, каковы ныне сынки-то!.. Ты их воспитывай, обучай, а они, как вылупятся на свет божий, и знать тебя не хочут.
Егор Иваныч обиделся этим.
— Тятенька, на что тут сердиться? Мне хочется одному заняться самим собой…
— Ну, и занимайся. Ты ведь священником будешь, протопопа получишь, а я так заштатным и умру… Куда уж мне! Ступай, ступай, бог с тобой, я пойду спать…
На другой день утром Егор Иваныч прочитал проповедь о блудном сыне. Когда он прочитал ее, она ему не понравилась, потому что тут почти ничего не было действительного, а написаны цитаты, тексты и разные фразы. На сарае крыша была высокая, и свет проходил сквозь отверстие, сделанное в простенке. Егор Иваныч встал, сделал важную позу, посмотрел вперед, направо к налево, как будто представляя народ, постоял немного и начал спокойным голосом читать. Прочитав вслух немного, он остановился. «Ей-богу, никто ни одного слова не поймет… Как тут лучше сделать? Постой… Проповедь благочинный не читал, я расскажу историю блудного сына, применяясь к нынешней, введу тут один рассказ из нашей современной жизни… Ловко ли будет? Нет, рассказ из нашей современной жизни в церкви неловко говорить, а расскажу историю блудного сына как можно яснее, без тетрадки, как говорят у нас приезжие профессора. Надо сказать так, чтобы их всех ошеломило… Конец об начальстве я выкину, а заменю другими словами… Вот она, наука-то! Четыре человека сочиняли, четыре головы раб