Золушку тоже увел какой-то мент. Это видел Афганец. Причем мент сначала хотел забрать самого Афганца, но мимо проходили какие-то подвыпившие дембеля и не дали в обиду «своего». Когда Афганец рассказывал все это Сынку, тот лихорадочно пытался сообразить, зачем нужно грохать нищих и кому это могло понадобиться.
– Он, главное, уже меня потащил куда-то, а тут эти… – Афганец только теперь понял, что был на волосок от смерти. Руки у него тряслись, зуб на зуб не попадал, а по лицу блуждала глупая бессмысленная улыбка.
– Как он выглядел? – перебил Афганца Сынок.
– Кто?
– Конь в пальто. Мент этот как выглядел?
– Ну как, как… – Афганец наморщил лоб, показывая, что задумался. – Нормально выглядел. Как мент.
– Мент! – Сынок почувствовал, что ситуация начинает уходить из-под его контроля. – Какого он роста был, волосы какого цвета, глаза. Может, ты его раньше видел, может, у него акцент какой-то.
– Акцент какой-то, – повторил Афганец, – точно, у него акцент какой-то был.
– Какой? – облегченно воскликнул Сынок.
– Ну я не знаю. – Афганец пожал плечами. – Нерусский какой-то акцент.
– Козел! – сорвался Сынок. – Урою!
– Хохляцкий! – воскликнул Афганец. – Хохляцкий у него был акцент, точно. Он шокал все время: «Шо ты тут сидишь, шо это у тебя за медали, шо тебе не нравится»… А так ничего особенного. Ростом поменьше тебя, не толстый, не худой.
Они сидели в грязной бытовке, где обычно спала свободная смена. Теперь тут собрались все нищие. На работу выгнать было никого невозможно. Сынок прекрасно понимал, что их можно заставлять, грозить, даже бить сколько угодно, и все равно они предпочтут торчать тут, сбившись в кучу, как тюлени.
– Ладно, сидите тут, – махнул рукой Сынок. – По крайней мере до утра. Запритесь, я скоро вернусь. Да, и давайте бабки, которые заработали.
Нищие нехотя полезли по карманам, выуживая пригоршни монет и бумажек.
Оставив нищих в бытовке, Сынок заскочил в ларек, купил бутылку водки и пошел в отделение милиции.
Сердюк еще не сменился. Сидел в каптерке и пил водку со свободными ментами.
– Приятного аппетита. – Сынок достал свою бутылку и поставил на стол.
– Чего приперся?! – зло воскликнул Сердюк. – Или, может, бабки принес?
– Бабки эти ты еще заработать должен, – улыбнулся Сынок и плеснул себе в стакан. – Дело есть.
– Да пошел ты со своим делом! – Сердюк грохнул кулаком по столу, так что звякнули подпрыгнувшие стаканы. – Завтра чтоб я тебя с твоей шушерой тут не видел.
– Как скажешь… – Сынок забрал со стола свою бутылку и направился к двери. – Пока.
– Постой! – крикнул капитан, когда Сынок уже хотел закрыть за собой дверь. – Погоди, я сейчас.
– Я жду на улице, – сказал Сынок, ухмыльнувшись, и закрыл за собой дверь.
Конечно, Сердюк ни за что не прогнал бы с вокзала нищих. Ведь это именно благодаря им – калекам, лохотронщикам, кидалам, щипачам и прочей вольной братии – его оплывшая жена могла позволить себе каждую неделю посещать салон красоты, его тупоумная дочурка – учиться в престижной школе с математическим уклоном, а сам он мог содержать смазливую любовницу, обходившуюся гораздо дороже жены и дочки, вместе взятых.
– Ну чего тебе? – спросил он, выйдя на улицу.
– Это был мент, – сказал Сынок.
– В каком смысле?
– В прямом. Мои видели, как он сначала Ванечку увел, а потом Золушку.
– Ты своим козлам по репе настучи, чтоб не врали! – вспылил капитан. – Чтоб кто-то из моих мог пойти на такое… Да ни за что!
– А это и не из твоих. – Сынок отхлебнул водки прямо из горла. – Это какой-то со стороны.
– С какой еще стороны? – ничего не понимал Сердюк.
– Раньше его никто тут не видел. К вам ведь пополнение не поступало?
– Какое пополнение, когда нам своих кормить нечем! Нет, конечно, не поступало, – капитан покачал головой.
– Скажи, а со стороны никакой мент не может на вашу территорию завалиться?
– Чтоб тут бомжей грохать? – Сердюк ухмыльнулся. – А зачем ему это надо?
– Не знаю. – Сынок пожал плечами. – Он с хохляцким акцентом говорит. Среднего роста, нормального телосложения.
– Смотри, ты прям как мент говоришь, – ухмыльнулся Сердюк. – А откуда про акцент хохляцкий знаешь?
– Он с Афганцем разговаривал. – Сынок закашлялся. – Своим всем передай, что, если кто встретит, пусть вяжет сразу. Кто поймает – премию дам, тысячу рублей. Даже две.
– Кому сейчас эти рубли нужны… – вздохнул Сердюк. – Ладно, передам.
– Ну тогда пока, я потопал. – Сынок снова отхлебнул водки и зашагал прочь…
Глава 22. ГЕРМАН.
Ирина шагнула на перрон, и ноги сразу ослабели. Родная сумеречная Москва… Сейчас она приедет домой, примет ванну, напьется, отключит телефон и завалится спать. И будет дрыхнуть до тех пор, пока бока не заболят.
– Дорогу!
Это носильщик везет перед собой громоздкую тележку и с надеждой вглядывается в лица пассажиров. Но его услуги никому не требуются. Экономический кризис, ни у кого денег нет. Лучше уж грыжу заработать, а дотащить чемодан бесплатно.
Ирина выгребла всю мелочь, какая у нее осталась. Два с полтиной. И на метро хватит, и еще пятьдесят копеек останется. Живем!
Сколько унижений ей довелось пережить за эти дни – страшно вспомнить. В гостиницу ее, конечно, не поселили.
Пришлось идти на Приморский бульвар и становиться в печальную очередь старух, торгующих поношенным тряпьем. Продала купальник, еще кое-что. Брали неохотно. Деньги вдруг стали мелкими, а люди жадными. На билет не хватало даже в общий вагон.
Мучила одна мысль – встречу эту заразу, убью на месте. Хотя понимала, что никогда больше не встретит.
А как хотелось есть!
Одна встреча-таки была. Она увидела вдруг того самого таксиста, которому так щедро отвалила на чай. На всякий случай подошла. Он ее не сразу узнал – что-то в Ирине изменилось разительно. Была барынька, стала чуть ли не побирушка.
– А что стряслось? – опешил таксист.
– Обокрали, – честно призналась Ирина. – Подчистую обокрали.
А дядька оказался душевный. Пустил ночевать и даже, выписав паспортные данные, под клятвы немедленно, как только вернется, выслать, дал взаймы недостающие на билет деньги.
Всю ночь Ирина прорыдала в подушку – занятие это уже входило в привычку. Ругала себя, весь свет и истерично думала, что, если этот добрый дядька сейчас полезет к ней, она ему не откажет.
Одна странная мысль утешала – ниже падать уже некуда. Значит, должен, должен начаться подъем, должна пройти вся эта морока…
У окошка кассы ее ждал сюрприз – проезд в метро успел подорожать. На жетончик теперь не хватало.
– В такой шляпе, а материшься, – укоризненно взглянул на Ирину какой-то дедок. – Совсем молодежь распустилась.
Она и сама не заметила, как крепкое словцо сорвалось с ее языка. А шляпа – панама, которую некуда было деть, действительно дурацки смотрелась в городе.
Больше всего в жизни она не любила унижаться. А унижаться придется – иначе бабулька не пропустит ее в метро, как не пропустила наглого долговязого паренька.
Ну, дай Бог, в последний раз. Только бы доехать до дома.
Ирина так и стояла посреди вестибюля с чемоданом в руке, не решаясь подойти к бабульке. И в тот момент, когда она уже была почти готова, когда отваги набралось достаточно для решающего последнего, как она думала, рывка, она увидела его… Вернее, сначала она услышала мужской голос и почему-то обернулась, а затем уже увидела. Они даже встретились глазами… Красавчик. Сладковатый самец.
Она не могла перепутать. Это был он.
Молодой человек был одет так же, как и в тот день. Так же, как и в тот день, рядом с ним была женщина с грудным ребенком.
«Зина!» – ахнула безмолвно Ирина.
Нет, женщина и ребенок были другие.
«Теперь понятно. Это целая система, конвейер. Какую же роль исполняет этот негодяй? Телохранителя? Проводника?»
От неожиданности в ее голове вдруг все перемешалось. Ирина никак не могла собраться, никак не могла сообразить, что ей нужно сделать. Позвать милиционера? И что? Этот тип скажет, что видит Ирину первый раз в жизни. И будет прав.
Она решила просто проследить за ним, тем более что для этого ей не надо было никуда прятаться. Можно даже идти рядом, можно даже заговорить с ним… А дальше? Дальше Ирина еще не придумала.
Парочка с ребенком вышла из метро. Ирина – за ними. Тип подбежал к ларьку, купил минеральной воды и печенье. Глядите-ка, и деньги у него водятся… Еще бы… Заботливо уложив продукты в пакет, он вернулся к женщине, приобнял ее, они о чем-то пошептались… И поспешили на перрон.
Разумеется, этот поезд шел в Симферополь. До отправления оставались минуты. Женщина поцеловала красавчика в щеку, вошла в вагон и вскоре появилась в окне, помахала рукой. Тип махнул ей в ответ.
Поезд дернулся, хрустнув стыками, и медленно заскользил вдоль платформы. Тип подождал, когда последний вагон скроется за далеким поворотом, и только после этого направился к зданию вокзала.
Несмотря на всю свою внешнюю импозантность, он был совершенно неприметным. Ирина даже несколько раз теряла его серую спину и никак не могла отыскать ее среди сотен других серых спин, но он вдруг оказывался совсем рядом, так рядом, что она при желании могла дотронуться до его руки. Но желания не было. Был только страх. Животный страх. И еще большая решимость.
Но Ирина боялась этого человека так сильно, что у нее ноги подкашивались. А ведь не было в нем ничего угрожающего. Напротив, очень даже милый молодой человек, идет себе спокойно, никого не трогает, улыбается. Вот-вот, что-то было отталкивающее в этой улыбке, улыбке человека, который совершает мерзость, гадость, подлость, а этого никто не видит… Окружающие думают, что он один из них, но он совсем другой, особенный. У него есть тайна, суть которой заключается в том, что все кругом дурачки, потенциальные жертвы, а он умнее их всех, вместе взятых. Он – кукловод, ему только стоит дернуть за ниточку… Но в ту минуту кукловодом была Ирина. Так ей, во всяком случае, казалось.