— Бог ты мой, — тихо простонал Вандербильт. — Теперь он навешает нам на уши Женевскую конвенцию.
— Неужто и инопланетяне в плену такие же? — ухмыльнулся Пик.
Оливейра окатила его презрительным взглядом.
— Мы подвергнем массу дальнейшим тестам. Кстати сказать, я не понимаю, почему нам потребовалось так много времени, чтобы уяснить дело. Леон, что тебе бросилось в глаза, когда ты тайком обследовал в сухом доке «Королеву барьеров»?
— Когда меня поймали? Голубое свечение.
— Вот это я и имею в виду, — сказала Оливейра, повернувшись к Ли. — Вам, генерал, тогда, в доке, непременно хотелось действовать в одиночку. Вы там неделями копались в корпусе «Королевы барьеров» — и всё без толку. Наверное, ваши люди просмотрели что-то важное, когда исследовали пробы воды. Неужто никто больше не заметил этого свечения? Или кучу одноклеточных в пробах воды?
— В воде ничего не было. Нормальная вода, — сказала Ли.
— Ну, хорошо, — вздохнула Оливейра. — Вы можете мне показать те результаты?
— Конечно.
— Доктор Йохансон, — поднял руку Шанкар. — Как осуществляется это объединение? Что его вызывает?
— К тому же одновременно, — удивлённо сказал Росковиц, впервые раскрыв рот. — Ведь какая-то из этих клеток должна скомандовать: эй, ребята, все сюда, сольёмся в экстазе.
— Не обязательно, — хитро сказал Вандербильт. — Самая высокая степень согласованных действий встречается у человеческих клеток, правильно? А ведь там никто никем не командует.
— Это вы о структуре ЦРУ? — улыбнулась Ли.
— Эй! — поднял руки Росковиц. — Люди, я всего лишь подводник. До меня не доходит. У людей клетки не распадаются от удовольствия, к тому же у нас есть центральная нервная система, которая всему голова.
— У клеток тела связь идёт через химические вещества, — сказала Делавэр.
— А что это значит? Можем ли мы представить наши клетки в виде стаи рыб, где все разом плывут в одну сторону?
— Стаи рыб действуют лишь на первый взгляд синхронно, — объяснил Рубин. — Поведение рыб связано с давлением.
— Я знаю, послушайте, я только хотел…
— По бокам у рыбы расположены латеральные органы, — невозмутимо поучал Рубин. — Как только одно тело изменяет положение, ударная волна передаётся его соседу, который автоматически поворачивается в ту же сторону, и так далее, пока не повернётся вся стая.
— Я же сказал, я это знаю!
— Ну конечно! — Лицо Делавэр просияло. — Вот в чём дело!
— В чём?
— Ударные волны. С их помощью большая масса этого студня просто перенаправляет всю стаю. Ну, помните, мы удивлялись, какое потребовалось бы волшебство, чтобы стая рыб не плыла в сеть, вот вам и объяснение.
— Перенацелить всю стаю? — с сомнением сказал Шанкар.
— Да, она права, — воскликнул Грейвольф. — Если Ирр направляют миллионы крабов и могут транспортировать на континентальный склон бессчётное количество червей, то они управляют и стаями. Ударные волны дают такую возможность. Чувствительность к давлению — это практически единственная защита, какой располагает стая.
— Ты хочешь сказать, эти одноклеточные в танке реагируют на давление?
— Нет, — Эневек помотал головой. — Это было бы слишком просто. Рыбы могут создать ударную волну, но одноклеточные?
— Но что-то ведь вызвало их слияние.
— Погодите-ка, — сказала Оливейра. — Есть похожие формы коммуникации у бактерий. Mixococcus xanthus, например. Вид, живущий в почве. Они собираются в небольшие скопления. Если отдельные клетки не получают достаточно питания, они подают сигнал голода. Вначале колония не реагирует, но чем больше количество голодающих, тем интенсивнее становится сигнал, пока не перешагнёт определённый порог. Тогда члены колонии начинают собираться в кучку. Формируется такой клубочек, который видно невооружённым глазом.
— А в чём состоит этот сигнал? — спросил Эневек.
— Они выделяют вещество.
— Запах?
— В известном смысле.
Обсуждение затормозилось. Все морщили лбы, поджимали губы, барабанили пальцами.
— Хорошо, — подвела черту Ли. — Я довольна. Это был большой успех. Не будем растрачивать время на обмен эрудицией. Какой шаг у нас на очереди?
— У меня есть предложение, — сказала Уивер.
— Прошу.
— Леон в «Шато» подал идею, помните? Речь шла об опытах ВМФ с мозгом дельфинов. Об имплантантах, которые состоят не из простых микрочипов, а из компактных искусственных нервных клеток. Они до мелочей воспроизводят части мозга и связаны друг с другом через электрические импульсы. Я подумала: если желе действительно объединение одноклеточных и эти одноклеточные берут на себя функции клеток мозга, замещают их, — то они должны между собой сообщаться. Может быть, там действительно изобрели искусственный мозг, включая химические вещества-послы. Может быть… — Она помедлила. — …они берут на себя даже эмоции, свойства и знания своего хозяина и таким образом учатся им управлять.
— Для этого они должны быть обучаемы, — сказала Оливейра. — Но как одноклеточные могут учиться?
— Мы с Леоном могли бы попробовать искусственно создать стаю таких одноклеточных в компьютере и наделить их свойствами. Пока эта стая не начнёт вести себя как мозг.
— Искусственный разум?
— По биологическим признакам.
— Годится, — решила Ли. — Сделайте. Другие предложения?
— Я попробую порыться в праистории, поискать родственные формы жизни, — сказал Рубин.
Ли кивнула.
— А у вас что нового, Сэм?
— На самом деле ничего, — послышался голос Кроув из облака сигаретного дыма. — Мы пока работаем над расшифровкой старого сигнала Scratch.
— Может быть, послать вашим Ирр что-нибудь более подходящее, чем арифметический пример? — сказал Пик.
Кроув взглянула на него. Дым рассеялся, и её красивое лицо с тысячью морщинок расплылось в улыбке:
— Потерпите.
— Ну вы и оптимистка! — сказал Пик.
Нижняя палуба
Росковиц провёл всю свою жизнь на флоте и не планировал что-либо в ней менять. Он считал, что каждый должен делать то, что умеет, а поскольку под водой ему нравилось, он сделал карьеру подводника и дорос до командира подводной лодки.
Но Росковиц считал также, что любознательность является одной из самых характерных черт человека. Для него много значили такие понятия, как верность, долг и отечество, но он не был солдафоном. Он заметил, что большинство подводников бороздят мир, о котором ничего не знают, и начал жадно образовываться. Биологом он от этого не стал, но о его интересе стало известно в тех подразделениях ВМФ, где занимались наукой и нуждались в людях с армейской выучкой, но с подвижным умом.
Когда было принято решение перестроить «Независимость» для гренландской миссии, Росковицу поручили оборудовать на судне базу подводных исследований — по последнему слову техники. Лишних денег не бывает нигде и никогда, но в данном случае не поскупились: на «Независимость» возлагали последние надежды человечества, и на нём не экономили. Росковицу дали свободу действий. Он должен был закупить всё, что сочтёт необходимым, а если сроки позволят — заказать конструкторам то, чего ещё нет, но очень нужно.
Никто не ожидал, что Росковиц замахнётся на пилотируемые батискафы, — после стольких нападений на водолазов и подводные аппараты.
Но Росковиц сказал:
— Хоть кто-нибудь когда-нибудь выигрывал войну одними машинами? Мы можем запускать нацеленные ракеты и беспилотные самолёты-разведчики, но в решениях, какие принимает лётчик, его не заменит никакая машина. А в ходе этой миссии непременно будут ситуации, в которые придётся вникать лично.
Его спросили, чего он хочет. Он сказал, что на борту должны быть как роботы, так и обитаемые лодки. Ещё он предложил отряд дельфинов и, к своей радости, узнал, что МК6 и МК7 уже откомандированы на судно. Узнав, кто будет опекать дельфинов, он обрадовался ещё больше.
Росковиц не знал О’Бэннона лично, но имя слышал. Говорили, что Джек лучший тренер дельфиньих отрядов, что он открестился от флота, как от чёрта, но теперь снова в строю.
Потом Росковиц удивил начальство ещё раз.
Они ожидали, что он забьёт корму вертолётоносца аппаратами типа русского «Мира», японского «Shinkai» и французского «Nautile». В мире было не так много батискафов, способных погружаться глубже 3000 метров. Но Росковиц знал, что от существующих лодок ему будет мало проку. Вертикальные движения они могли проделывать только посредством заполнения и откачивания балластных танков. Они были неповоротливы, как дирижабли. Росковиц же думал о войне и невидимом противнике. Ему нужен был глубоководный истребитель.
Вскоре он наткнулся на одно предприятие — «Hawkes Ocean Technologies», — способное осуществить его мечту о полёте под водой.
Росковиц выразил свои пожелания и выложил кучу денег, поставив условие, чтобы конструкторы сократили и без того предельно сжатые сроки. Деньги делают своё.
Когда в 10:30 учёные собрались у пирса нижней палубы — в неопреновых костюмах, сберегающих тепло, — Росковицу было приятно, что и ему есть чем удивить этих умных людей. Пилотами были опытные морские волки, у которых уже перепонки между пальцев выросли. Но Росковиц решил обучить управлению аппаратами и учёных. Он знал, что в ходе такой экспедиции может случиться всякое, придётся и гражданскому человеку сыграть свою роль.
Он подал знак Браунинг опустить с потолка один из четырёх аппаратов «Дипфлайт». Лодка походила на увеличенный «феррари» без колёс и на космический корабль — широкий и плоский, с двумя застеклёнными кабинами, торчавшими из поверхности под углом вперед. Под кабинами размещались многосуставные манипуляторы.
Но самым поразительным были обрезанные крылья.
— Вам, наверное, кажется, что он похож на самолёт, — сказал Росковиц. — Это и есть самолёт, и такой же подвижный. Плоскости выполняют ту же роль, только действуют в обратную сторону. Самолёт они поднимают вверх, а «Дипфлайт» вгоняют вниз. Рулевой механизм тоже как у самолёта. Он не падает камнем на дно, а опускается под углом до 60 градусов, делает элегантные повороты, молниеносно мчится хоть вверх, хоть вниз. — Он изобразил полёт ладонью и указал на кабинки: — Главное отличие от самолёта, что тут не сидишь, а лежишь. Это позволяет нам ужаться до габаритов три на шесть и на метр сорок в высоту.