Кроме того, это место, если верить рассказам, после захода солнца принадлежит влюблённым.
Они медленно шли по плоским камням. Перед ними открылась просторная, плоская ложбинка. Идеальное, уютное, укрытое от посторонних глаз местечко. За утёсами плескалось море, а тут они были одни.
Никогда в жизни Куперу не пришло бы в голову, что два агента в подземном бункере Бакли-Филда с высоты 195 километров наблюдают, как он целует свою жену, запускает руки ей под майку и стягивает эту майку, как он расстёгивает свой ремень, как они раздевают друг друга и падают на сваленную кучей одежду, сплетаясь телами. Линда легла на спину, и его губы странствовали от её сосков к животу, а руки успевали всюду сразу.
Она захихикала:
— Щекотно.
Он убрал правую руку с её бедра и продолжал жадно целовать.
— Эй! Что ты там делаешь?
Купер поднял голову. Что он делает? Собственно, ничего он такого не делает, кроме того, что делал всегда и что ей всегда нравилось.
Он поймал её растерянный взгляд. Она смотрела мимо него. Купер обернулся.
На голени Линды сидел краб.
Она вскрикнула и стряхнула его. Краб упал на спину, растопырил клешни и снова двинулся к её ноге.
— Боже, как я испугалась.
— Радость моя, он тоже хочет, — ухмыльнулся Купер. — Нет уж, парень, найди себе другую.
Линда засмеялась и приподнялась на локте.
— Странный он какой-то, — сказала она. — Я таких не видела.
— Что же в нём странного? — Купер присмотрелся. Краб был небольшой и совершенно белый. Его панцирь светился на тёмной земле. Окраска была необычной, но Купера смутило другое. Линда была права. — Да у него нет глаз.
— Правда. — Она перевернулась и подползла к животному на четвереньках. — Он что, больной?
— Похоже, у него их никогда не было. — Купер провёл пальцами по её позвоночнику. — Да брось ты его, он нам ничего не сделает.
Линда взяла камешек и бросила в краба. Никакой реакции. Линда постучала пальчиком по клешне. Краб опять не шелохнулся.
— Какой стоик.
— Иди ко мне, оставь в покое этого дурацкого краба.
— Он совсем не защищается.
Купер вздохнул, присел рядом с ней на корточки, чтобы оказать внимание её интересу, и толкнул краба.
— И правда, — подтвердил он. — Даже не шевельнётся. Она улыбнулась и поцеловала его. Купер почувствовал кончик её языка и забыл обо всём на свете… Линда снова вздрогнула.
— Дэррил!
Он увидел, что краб вдруг очутился у неё на руке. Чуть поодаль сидел другой. А рядом ещё один. Его взгляд скользнул вверх по камню, отделяющему ложбинку от пляжа, и он подумал, что ему снится кошмар.
Тёмный камень исчез под мириадами скорлупчатых тел. Белые слепые крабы теснились вплотную друг к другу, насколько хватало глаз.
Их были тысячи. Нет, миллионы!
Линда с ужасом смотрела на неподвижно застывших животных.
— О боже, — прошептала она.
В ту же секунду этот поток пришёл в движение. Купер не раз видел, как резво бежали по пляжу мелкие крабы, но эти были ужасны в своей стремительности — словно волна, хлынувшая по направлению к ним. Их жёсткие ножки постукивали по камням.
Линда вскочила, как была, голая, и отпрянула. Купер попытался собрать её одежду, но пошатнулся. Половина тряпок выпала из рук, стремительно бегущее воинство понеслось по ним, и Купер отпрыгнул назад.
Крабы ринулись за ним.
— Они ничего не сделают, — крикнул он без всякой уверенности, но Линда уже бежала по каменным глыбам вверх.
— Линда!
Она споткнулась и упала, растянувшись во весь рост. Купер бросился к ней. В следующее мгновение крабы были уже повсюду, они карабкались по ней и мимо неё вверх. Линда подняла крик, Купер ладонью сметал их с её спины. Она с перекошенным от страха лицом вскочила, продолжая пронзительно кричать и стряхивая крабов со своих волос. Купер толкнул её вперёд, чтобы спасти из нахлынувшей лавины, но Линда снова споткнулась и, падая, увлекла его за собой.
Купер ударился и почувствовал, как маленькие жёсткие тела хрустят под его тяжестью. Осколки скорлупы больно впились в кожу.
Кое-как им удалось выбраться по камням наверх и нагишом ринуться к «харлею». Скорлупки панцирей хрустели под ногами. Купер на бегу обернулся и ахнул. Весь пляж кишел крабами. Они лезли из моря ордами, и не было им конца. Первые уже достигли парковки и по гладкой земле побежали ещё быстрее. Купер мчался что было сил, таща за собой Линду. Его ступни были утыканы острыми осколками. На подошву налипла отвратительная слизь. Он боялся поскользнуться. Наконец они добежали до мотоцикла, вскочили в седло, и Купер ударил по кикстартеру.
Они выехали на дорогу, ведущую к Саутгемптону. Мотоцикл возило по слякоти раздавленных крабов, потом они вырвались из их гущи и понеслись уже по твёрдому асфальту. Линда вцепилась в его голое тело. Навстречу им попался фургончик. За рулём сидел пожилой водитель, уставившись на них и не веря своим глазам. Купер мельком подумал, что такую сцену можно увидеть только в кино — двое голых на мотоцикле. Он бы и сам хохотал, не будь обстоятельства столь жуткими.
Вдали показались первые дома Монтока. Восточное остриё Лонг-Айленда было всего лишь узкой полоской, и дорога шла параллельно берегу. Ещё не доехав до Монтока, он увидел, что слева надвигается белый поток крабов. Это значило, что они выходили из моря в разных местах. Поток перетекал через скалы и устремлялся к дороге.
Купер добавил скорости.
За несколько метров до въездного щита с названием городка крабы достигли дороги и превратили асфальт в море шевелящихся тел. Из ближайших ворот на дорогу задом выезжал пикап. «Харлей» заскользил по крабьему месиву, его занесло. Купер пытался обогнуть пикап, но мотоцикл его не слушался.
Нет, думал он, о Боже, пожалуйста, нет.
Линда закричала, «харлей» развернуло, и они на волосок разминулись с хромированным радиатором пикапа. Куперу как-то удалось стабилизировать мотоцикл.
На предельной скорости они неслись в Саутгемптон.
Бакли-Филд, США
— Что это такое, ради всего святого?
Пальцы Коди метались по клавиатуре. Он накладывал фильтры один за другим, но на картинке как была, так и осталась светлая масса, с большой скоростью устремлявшаяся от моря на сушу.
— С виду как прибой, — сказал он. — Как офигенная волна.
— Это не волна, — сказал Майк. — Это живые существа.
— Какие, на фиг, живые существа, окстись!
— Это… — Майк неотрывно смотрел на экран. Он показал на одно место: — Вот здесь. Покажи это место поближе. Вырежи квадратный метр.
Коди вырезал и увеличил. Получилась площадка из светлых и тёмных квадратов. Майк сощурился.
— Ещё ближе.
Квадратики растра стали крупнее. Одни белые, другие серые.
— Можешь считать меня сумасшедшим, — с расстановкой сказал Майк. — Но это могут быть… — Но мыслимо ли это? Тогда что же ещё? Что ещё может выйти из моря и двигаться так быстро? — Панцири с клешнями.
Коди раскрыл рот. Потом скомандовал спутнику вести обзор вдоль пляжа.
Кихол прошёл от Монтока до Истгемптона, потом до Мэстик-Бич и Пачога. С каждым новым снимком Майку становилось всё страшнее.
— Это неправда, — сказал он.
— Неправда? — Коди взглянул на него. — Наифигейшая правда! Что-то там лезет из моря. По всей длине берега Лонг-Айленда что-то так и прёт из этого говённого моря. Ну что, тебе всё ещё хочется в Монток?
Майк протёр глаза, взял телефонную трубку и позвонил в центр.
Окрестности Нью-Йорка, США
После Монтока начиналась скоростная дорога, ведущая прямиком в Квинс. От Монтока до Нью-Йорка было ровно двести километров, и чем ближе к метрополии, тем оживлённее становилось движение.
Бо Хенсон был индивидуальным предпринимателем: он держал курьерскую службу. Сам же всё и развозил. Дважды в день он проделывал путь до Лонг-Айленда и назад. В аэропорту Пачога он забрал несколько пакетов, развёз их по округе и теперь возвращался в город. Было уже поздно, но чтобы составить конкуренцию таким фирмам, как «FedEx», считаться со временем не приходилось. Он устал и мечтал о пиве.
За сорок километров до Квинса его машину занесло. Хенсон резко затормозил и поехал медленнее. Что-то покрывало дорогу — в сумерках Хенсон не разглядел, что, но оно двигалось слева. Потом он понял, что шоссе усыпано крабами. Мелкими, снежно-белыми крабами. Они плотным потоком пытались пересечь дорогу, но это было безнадёжное дело. Мокрые следы шин показывали, сколько их уже заплатили за свою попытку жизнью.
Дальше движение замедлилось и еле ползло. Дорога была скользкая, как мыло. Хенсон ругался. И откуда они вдруг взялись? Он как-то читал в журнале, что сухопутные крабы на острове Рождества раз в год идут к морю для нереста. Но то в Индийском океане, и на картинках были красные крабы, а тут белые.
Всё ещё чертыхаясь, Хенсон включил радио. Немного пошарив в эфире, он нашёл местную станцию, прождал новостей десять минут, но нашествие крабов не было упомянуто ни единым словом. Зато на дороге появился снегоочиститель, который, пробираясь между еле ползущими машинами, пытался соскрести с асфальта эту шевелящуюся гадость. Результатом был полный паралич движения. Хенсон пробежался по всем местным радиостанциям, но о главном никто ничего не сказал, и это привело его в бешенство, потому что его — и без того несчастного человека — ещё и игнорируют. Кондиционер гнал в машину вонь, и он его выключил.
За перекрёстком, который влево вёл на Гемпстед, а вправо на Лонг-Бич, дело, наконец, пошло быстрее. Видимо, эти гады сюда не доползли. Хенсон нажал на газ и добрался до Квинса на час позднее, чем рассчитывал. Он был мрачнее тучи. Незадолго до Ист-Ривер он свернул налево и пересёк Ньютон-Крик, чтобы добраться до своей пивной в Бруклин-Гринпойнте. Он припарковал машину, вышел, и его чуть удар не хватил, когда он увидел её снаружи. Шины, крылья и бока до самых стёкол были заляпаны крабовой кашей. А ведь наутро выезжать.