Губан настолько углубился в платонические отношения с моллюсками, что скоро стал с нетерпением ожидать каждого нового полуденного визита. Сначала он считал их своей собственностью, но со временем уже не мог точно сказать, кто кому принадлежит, а их безопасность стала его обязанностью. Он старался так устраиваться в воде, чтобы его тень ненароком не упала на них, испортив главное время дня. Фаворитов он менял часто, представляя, как они колышут мантиями, соперничая за его внимание. Он подолгу висел над уступом, трепеща плавниками, как самка, ворочая огромными глазами, чтобы не пропустить ни одного их движения. А они в ответ пульсировали всеми цветами радуги. Ему особенно нравилась темно-розовая особь. Сквозь плоть у нее проступали голубоватые вены, а многочисленные пятнистые глаза почти кокетливо сужались и расширялись. Это походило на разговор, и он с удовольствием проводил с ней (или с ним?) время. Этих рассуждений Губан побаивался. Моллюски, как и кораллы, были гермафродитами. Они могли спариваться сами с собой, но все же предпочитали найти партнера, иначе зачем бы им собираться такой большой группой? Губан понимал, что луна прибывает с каждой ночью, и вскоре наступила годовщина великой катастрофы, праздник секса. Моллюски наверняка примут в нем участие.
Губан смотрел, как мускульные ноги втягиваются в раковины после кормежки. И вдруг он ощутил шесть тонких теплых струек воды, коснувшихся его тела. Не то они его поддразнивали, не то попрощались с ним до завтра. Тело откликнулось неожиданным образом. Губан почувствовал сексуальное возбуждение – в нем было одновременно и желание альфа-самца, и готовность самки, изогнувшейся в истоме. Сам того не желая, он начал танцевать и порхать, как самка, перемежая движения рывками самца-господина. Опасливо взглянув вверх, он вздохнул с облегчением – Фугу рядом не было, иначе она обязательно подняла бы его на смех. Он посмотрел на другого моллюска, с раковиной темного синего цвета. Он раскрылся шире остальных – Губан увидел бледное мерцающее перламутровое сияние внутри его плоти – там покоилась жемчужина! Длинная неправильная бледно-серая жемчужина уютно устроилась внутри оранжево-белого моллюска. Солнце едва заметно передвинулось на небе, и моллюски снова выдохнули. Их филигранные линии и узоры стали ярче, а когда они начали закрывать створки, Губан увидел кое-что еще. Весь их уступ покрывали тонкие золотые нити, плетение становилось плотнее возле каждой раковины. Они светились, и теперь, когда он знал, куда и как смотреть, нити тянулись далеко, даже в тень, где собирались моллюски поменьше. Конусы по-прежнему оставались угольно-черными, но вокруг моллюсков росло золотое кружево.
Губан разволновался. Он понял, что сюда, к нему, собираются моллюски со всего океана. Их приносит течение, которого он не замечал раньше. Они дрейфовали по течению, плыли сквозь неизвестные им воды, стремились к вершинам на зов слабеньких химических сигналов его моллюсков. Вода заряжалась эротической энергией, и все они ждали луны. Похоже, многие выбрали его черные вершины местом проведения очередного фестиваля секса. Интересно, а он сможет присоединиться?
Губан мчался вверх, его сердце колотилось так, словно он спасался от преследования. Встреться ему сейчас оранжевый спинорог, он убежал бы, как самка. Жабры Губана открывались и закрывались так быстро, что испускали легкое жужжание. Фугу метнулась к своей любимой нише и приготовилась раздуться, приняв его за угрозу. Губан прилагал все силы, чтобы успокоиться. Фугу опасливо смотрела. Однако, кроме Губана, угрозы поблизости не замечалось. Она успокоилась и уже внимательнее осмотрела Губана.
– Я тебе скажу кое-что важное, – пробурчал Губан. – Это касается Нерестовой Луны, главная ночь вот-вот наступит. А кроме моих двустворчатых друзей, тут никого нет. Между прочим, они довольно своеобразно на меня действуют. Тебе стоило бы побеспокоиться и поискать партнера, а то с кем будешь спариваться?
Губан обратил внимание на тонкие золотые нити биссусного шелка[17], мелькающие перед его глазами. Нити трепетали у кончиков его плавников, он не мог посмотреть на себя со стороны и увидеть, действительно ли он приобрел золотую ауру, зато видел, как начинают покрываться золотом черные вершины конусов. Над их украшением работало множество моллюсков всех видов, обволакивая их своими эротическими чарами.
– А ну, стой! – скомандовала Фугу. – Что-то ты мне не нравишься! Хвостом машешь, как самка, а цвета пульсируют. Ты, случаем, не заболел? Или уже готов к спариванию? Не стоит. Тут все равно никого нет, а если кто и появится, это будет катастрофа!
– Да я тоже об этом думаю, – озадаченно ответил Губан.
В самом деле, не может же он спариваться с моллюсками. Это же каким извращенцем надо быть, чтобы до такого додуматься! Но голос… его голос изменился!
– Представь себе, я тоже чувствую Луну. И у меня проблема, но совсем не такая, как у тебя. Меня другое беспокоит. Эй, ты слушаешь? Твой голос меняется, твоя морда меняется – что происходит?
Губан забился в конвульсиях. Его плавники тряслись, а по телу пробегали теплые волны. Когда он заговорил, он уже знал, почему изменился его голос. Переход.
Фугу от растерянности надулась. Она видела перед собой невероятно красивую рыбу-гермафродита с мощной головой альфа-самца и изысканной женской мордой. Тело диковины украшала разноцветная чешуя, как это принято среди рыб тропических рифов.
– Не бойся, – протрубил Губан, и его голос завибрировал в воде, как музыка. Он успокоился и казался теперь огромным, мирным и свободным. – Я помогу тебе.
Мельчайшие кусочки всякого сора, которые Губан принял за омертвевшую икру, несло по течению к черным вершинам. Здесь они облепляли панцири гигантских моллюсков, а более крупные фрагменты дрейфовали в океане, пока не попадали в Море Тамаса. С каждым днем оно разрасталось, каждый прилив приносил новые мертвые остатки. Море Тамаса принимало все, оставаясь безвольным дрейфующим существом, этаким самостоятельным морем в океане. Море Тамаса вбирало в себя кусочки пластика, издававшие странные звуки, не знакомые морским обитателям; огромная масса мусора крошила крупные куски, что-то тонуло, что-то оставалось на поверхности. Вокруг ревел и грохотал океан, а в Море Тамаса царила тишина, его колышущееся одеяло гасило звуки. Омертвевшие кусочки кожи, какие-то обрывки и прочая неорганическая дрянь цеплялась друг за друга, образуя мертвые поля, где ничего не росло и не двигалось по своей воле.
Гугл вошел в это предательское скопление и удивился. Маршрут, который проложил для него старый кит, терялся где-то в этой трясине. Обломки неживых вещей не испугали Гугла. В своей прошлой жизни он много раз сталкивался с чем-то подобным, но если в его раннем мире вещи имели форму и располагались в порядке, то здесь царил хаос. Зато все это когда-то было сделано руками антропов.
Сначала Гугл поискал способ обойти это место, но, как и Эа со своими похитителями, вскоре обнаружил, что Море Тамаса сомкнулось вокруг него со всех сторон. До сих пор он волен был выбирать дорогу, а тут впору было запаниковать. Однако его тренированный людьми мозг быстро восстановил контроль над чувствами. Он вспомнил игрушки, поплавки, понтоны. Он понимал, что будет больно, но все же попытался использовать сонар. Но все, что он получил, кроме боли, – это беспорядочное скопление разнородных сигналов.
Однажды, еще до встречи с Полосатиком, он уже испытал страх, когда понял, что Базу ему не найти. Потом его пути пересеклись с путями кита, потом кит оставил его, и Гугл ощутил, как постепенно облезает с него защитная пленка любви, оставленная на прощание Полосатиком. С тех пор он привык к одиночеству и сейчас продолжал плыть сквозь пластиковые сугробы. Эти вещества он знал, они не пугали его, но вода здесь была чужая, и его ободранная кожа неприятно реагировала на случайные царапины от разных обломков. Может, он бы и впал в панику, но военная подготовка твердо удерживала его спокойствие.
Большие куски пластика терлись друг о друга с унылым звуком. Ветра не было. Гугл сосредоточился и поймал слабенький живой сигнал. Он огляделся, чтобы понять, откуда он исходит. Непростая задача. Вода густая и непрозрачная, среди обломков попадаются острые. Гугл очень не любил, когда что-то мешало ему выполнять поставленную задачу. Так. Допустим, это – рабочее место. Вспоминаем недавние действия, чтобы определить, где была допущена ошибка. Тогда удастся найти верный путь. Он попытался вспомнить, но в памяти осталась только тоска по киту, покинувшему его.
Ладно. Будем думать об этом. Он нашел кита потому, что тот здорово подражал шуму винтов корабля. Впрочем, Гугл мало что помнил об этом. Помнил, как он очнулся от очень глубокого сна и обнаружил, что получил способность говорить и понимать горбача, да и вообще все живое в океане. Тогда кит пел. А Гугл мог только дышать и слушать. В отряде боевых дельфинов он всегда был лучшим, и теперь навыки умственной дисциплины очень пригодились. В сознании навязчиво крутились какие-то образы… О! Теперь он понял.
Море Тамаса
Смерть и сети
Продолжай двигаться, продолжай двигаться
Гугл остановился. Вокруг качались в обрывках сетей сотни трупов. Множество гниющей рыбы всех размеров и видов. Морские птицы. Разлагающийся детеныш кита вместе с матерью.
Только военная выучка позволила Гуглу сохранить разум, когда он увидел под собой запутавшегося дельфина-афалину. Он, не раздумывая, спустился к своему сородичу. Нет, он его не знал, хотя самец оказался подходящего возраста и размера. Морду его пятнали полосатые шрамы, а глаза только-только начали затуманиваться, значит, он умер не так давно. Гугл смотрел. На Базе их тренировали с зеркалами, и на мгновение ему показалось, что он видит мертвым самого себя.
«Продолжай двигаться, продолжай двигаться!» – звучал в его голове голос Полосатика. Гуглу наконец стало страшно. Эта вода смертельно опасна. Он должен выбраться отсюда живым. Он еще раз посмотрел на свое мертвое подобие. Здесь когда-то прошли дельфины, значит, он найдет их.