– Ты еще более возвысился, ярл Гаулара… – Помолчал немного и весомо добавил: – А отныне и Согна.
– Садись за наш стол, отведай нашей еды, чтоб стать нам другом, – Атли указал Бьерну на ближний к нему край стола.
Бьерн прошел, присел. Следом уселся Латья, потом Вадим. Сам Избор сел с угла, покосился на Атли. Тот вновь склонился к бонду, подставил ухо. Мясистые губы бонда шевелились, шептали.
– Что хочет от меня конунг Альдоги? – ошарашил Избора пьяным рыком Хальфдан. Княжич представил, как он, рыча от злобы и отчаяния, стаскивает в одну кучу мертвых и еще живых, всех тех, кто много лет делил кров и пищу с его женой, тестем и сыном. Как, невзирая на мольбы, сечет их топором – Избор не сомневался, что топор – любимое оружие конунга, – швыряет в полыхающий костер…
Княжича передернуло. Его движение заметил
Атли:
– Тебе, сын князя, холодно на дружеском пиру? В голосе таилась угроза. И как Атли догадался, что именно он, Избор, – сын князя? Вадим выглядел богаче, Латья – увереннее… Подсказал бонд?
Не зная, что ответить, Избор покосился на Бьерна. Урманин грыз куриную ногу, не замечал его замешательства.
– Любой пир холоден без хорошего пива, – подражая вычурной речи северных людей и коверкая непривычные слова, выпалил Избор.
Услышав его речь, Черный расхохотался, с размаху шлепнул Атли по костлявому плечу:
– Он обидел тебя, ярл, назвав твой прием холодным, но лишь после того, как ты нанес обиду ему. Гостя положено еще у дверей угощать пивом!
Атли скривился – углы губ поползли вниз, глаза превратились в узкие щели, нос острым сучком выпятился вперед. Худое лицо ярла стало похоже на сухую еловую шишку. Зато конунгу ответ княжича пришелся по нраву. Толстые пальцы Хальфдана вытянулись к княжичу, поманили:
– Подойди ко мне, словен.
Избору пришлось подняться со скамьи и сделать несколько шагов к возвышению. Теперь лицо Хальфдана оказалось совсем близко. Он был молод, ненамного старше княжича, но в нем скопилось столько боли, что она не вмещалась в юное тело, превращая юношу в мужчину.
– Слушай меня, словен, – Черный склонился к самому лицу Избора. – Недавно умер мой сын. На его погребальном костре я сжег тех, кто не спас его от смерти. Я послал в чертоги Хель немало добра и людей, чтоб моему сыну ни в чем не было недостатка[146]. Среди ушедших с ним было много моих родичей. А теперь моя мать Аса Великолепная хочет, чтоб я помог тебе найти твоих родичей и забрать их у Орма. Но почему я должен беспокоиться о твоих родичах, когда не беспокоился о своих? Я не враг Белоголовому, а ты – не мой человек. Почему я должен забирать у Орма его добычу? Ответь мне, словен.
Избор покосился на Латью, потом на Вадима. Лица обоих выглядели растерянными. Взгляд княжича перебежал на лицо Бьерна. Урманин медленно зашевелил губами. Избор выдохнул и начал говорить, пытаясь в точности повторять слова, о которых догадывался по движениям губ Бьерна:
– Потому что я признаю тебя, Хальфдан, сын Гудреда и Асы, своим конунгом и обязуюсь служить тебе, пока не покину твои земли или смерть не возьмет меня.
За столом все молчали.
Тишина давила на спину, вжимала голову в плечи. Опасаясь смотреть на Бьерна – вдруг ошибся, вдруг повторил не так? – Избор уставился на сапоги конунга – красные, сафьяновые, с кожаной оторочкой по голенищу.
– У нас говорят «пока Один не призовет меня в свои чертоги», – нарушил молчание Хальфдан. – Но я приму твою клятву и так…
Избор выдохнул, расправил плечи. Бьерн поднялся со скамьи, подошел к княжичу, встал рядом:
– Теперь Избор – твой человек, конунг. А мудрый правитель славен заботой о своих людях. Ты будешь говорить с Белоголовым?
– Мои люди проверяются во многих битвах, – недовольно буркнул Хальфдан. – Время даст ответ на все вопросы.
– Ты, как всегда, прав, конунг, – склонив голову, Бьерн потянул Избора прочь от возвышения, подальше в полутьму застолья.
Уходя, Избор расслышал слова Атли. Гауларец обращался к Черному:
– Сын князя Альдоги говорил чужие речи. Бьерн подсказывал ему. Все сказанное им – шло не от сердца и не по размышлению. Его речи были пусты, как лай брехливой собаки. Ты ошибся, приняв клятву словена.
Хальфдан рассердился.
– Я никогда не ошибаюсь! – рявкнул он. – Слышишь, Атли?! Никогда!
Спустя месяц они покинули Согн. Своим наместником конунг оставил Атли.
Б войске Черного Избор с Бьерном и Вадимом прочесали пирами Рогалланд, Хадоланд, Тотн, Хейдмерк и дважды, короткими набегами, побывали в одной из усадеб Вингульмерка.
В Вингульмерк Хальфдан ходил осторожно – эти земли, после долгих споров, битв и распрей, ему приходилось делить с конунгом Гендальвом, хотя Хальфдан считал их исконно своими – ведь некогда Вингульмерк принадлежал его отцу.
Когда кроны деревьев порыжели, а земля стала покрываться желтой, опавшей листвой, Хальфдан решил вновь отправиться в Вингульмерк.
– Там тебя встретит твой враг, но мой друг. Ты будешь называть своего врага другом, – уклончиво объяснил он Избору.
Княжич догадывался, о ком идет речь, не спал ночами, представляя себе встречу с Белоголовым, Ворочался с боку на бок, мысленно говорил с нападником, слышал покаянные речи, спорил с его оправданиями. Ночь за ночью…
Они остановились в усадьбе Хальфдана – Золотой долине, близ небольшой реки – одной из сестриц могучей Гломмы и круглого лесного озера. От усадьбы до озера было около пятисот шагов. Озеро показалось Избору невероятно красивым – большим, гладким, с высоко вздымающимися над водой берегами и белыми птицами, парящими над темной озерной гладью. Люди из усадьбы редко ходили к озеру – привыкли, а Избора манила его красота. Там, на невысокой прибрежной скале, он и встретил своего врага.
Княжич узнал Орма сразу, едва взглянув. И сколь ни готовился, сколь ни провел бессонных ночей в разговорах с самим собой, сколь ни клялся себе, что сумеет сдержать ненависть, – а кровь хлынула в голову, застучала в висках, пальцы сами стали нащупывать на поясе оружие.
– Не надо.
Женский голос охладил пыл Избора, заставил княжича разжать кулаки.
– Айша? – Княжич предпочитал смотреть на нее, чем на Орма. Девка появилась вовремя, будто учуяв возможную беду. – Как ты здесь оказалась?
– Пришла, – она взобралась на камень, поджала ноги, скрестила их под юбкой. Мотнула головой в сторону урманина, взбирающегося на береговой откос. За спиной Орма один за другим поднимались его люди – враги, которые, по приказу конунга, должны были стать друзьями.
– Это Орм? – разглядывая их, поинтересовалась Айша.
– Да, – неохотно признал Избор.
– Он не похож на вора и убийцу, – задумчиво сказала Айша.
– Но он – вор и убийца, – стискивая до боли кулаки, прошептал княжич.
День смерти Мстислава вертелся в памяти – дым, вопли, пролом в городской стене, выброшенные из полыхающих домов вещи, полуобнаженные девки с застывшим ужасом на мертвых лицах, гортанные выкрики урман и падающий к его ногам брат…
– Тебе нельзя с ним драться. Тут его земля и его правда, – на всякий случай негромко напомнила Айша.
– А в Альдоге была моя! – Оттолкнув ее в сторону, Избор шагнул навстречу Орму, столкнулся грудь в грудь. И тут же, оттеснив хевдинга, перед ним очутился другой урманин – невысокий, крепкий, со звериным прищуром желтых волчьих глаз. Острый нож коснулся шеи Избора раньше, чем княжич успел вздохнуть. Урманин что-то произнес, надавил лезвием. Из сказанного Избор понял только «заступаешь» и «хочешь смерти». Кровь гудела в висках, мутная ярость затмевала сознание, в памяти всплывало прошлое – лицо убитого брата, одинокая фигура отца на пристани, спокойная улыбка Гюды…
За спиной зашуршали, отдаляясь, легкие женские шаги. Айша убегала. Так было даже лучше – девчонка только мешалась бы под ногами…
Избор отбросил в сторону руку желтоглазого, не заметив, что лезвие расчертило шею красной полосой, выкрикнул Белоголовому:
– Помнишь меня, ярл?
И задохнулся от резкого удара в живот – желтоглазый урманин не стал бить ножом, зато кулаком засадил от души. Отплевываясь, Избор переломился пополам, чтоб не упасть к ногам врага, схватился за тонкий древесный ствол. Белоголовый поднял руку:
– Подожди, Харек.
Подступил к княжичу, вгляделся и по-словенски чисто произнес:
– Я не знаю тебя.
– Знаешь, – дышать было все еще тяжело, – я – твой враг!
– Вряд ли, – Белоголовый обошел вокруг дерева, пожал плечами: – Ты слишком слаб, чтоб называться моим врагом. Как твое имя?
Если бы он вспомнил, если бы смутился – вероятно, ярость Избора сошла бы на нет и спустя малое время княжич вспомнил бы, что пришел в эту страну и к этому человеку не воевать и не мстить, а выкупать своих родичей. Если бы да кабы…
Но ярл насмехался. В голове промелькнуло Бьерново: «С ними он даже разговаривать не станет…». Избор уже не помнил, о ком так говорил болотник, зато помнил его насмешливый тон, снисходительную ухмылку.
– Все вы… – прошипел Избор сквозь зубы, незаметно сместил руку с ноющего живота к поясу, нащупал костяную рукоять охотничьего ножа, что всегда носил при себе. – Все вы одинаковы, урманское отродье…
– Мы не ждали тебя так скоро.
От неожиданности Избор замешкался. Всего на миг, но и мига хватило, чтоб Бьерн встал меж ним и Белоголовым, закрыл ярла своей спиной. Рядом с ним преданной собачонкой вертелась Айша – тяжело дыша от бега, растрепанная, с раскрасневшимся в спешке лицом.
Сверкнув хитрыми кошачьими глазищами, она отлепилась от урманина, скользнула к княжичу. Ловко выудила из его ослабших пальцев нож, сунула куда-то в юбочные складки. Коснулась плеча Избора, шепнула:
– Все будет хорошо. Бьерн знает, что делать, – и полуденной тенью нырнула за спину княжича.
– Я торопился, но, похоже, зря. Меня встретили не так, как я ожидал. Впредь держи своих щенков на привязи, – фыркнул Белоголовый.
– Не бросайся словами, Орм. Ты называешь щенком моего князя.