– Принеси мне мяса, подкидыш. Красного и сырого. А не эту бурду.
– Пошел ты, – ответила она. И хотела было развернуться, но передумала. – Хотя знаешь, что? Ты у меня в долгу! Ты все треплешься о вергельде, о клятвах, но что насчет долга жизни, а? Я могла оставить тебя эльфам, но не оставила! Я пришла за тобой! И это твоя благодарность? Что за дрянь!
Гримнир сплюнул.
– Ага! Вот и оно! Ну и какова твоя цена? Пригоршня золота? Голова врага? Фунт плоти? Что ты хочешь за мою жизнь, жалкая христоверка?
Но Этайн слишком устала, чтобы ссориться. И она понимала, что это все равно бестолку. Она скорее устыдит грозу за раскаты грома, чем изменит мнение скрелинга. Придя за ним, она, скорее, вернула свой собственный долг: что бы ни двигало Гримниром, он нашел ее в Бадоне, вырвал из лап Хротмунда и шесть дней нес ее на руках, хотя легко мог оставить на смерть. Теперь ее совесть была полностью чиста.
– Ни ломаного гроша, – тихо ответила Этайн. И, покачав головой, отвернулась.
Гримнир стиснул зубы. На его лице заходили желваки, будто он пытался прожевать какое-то мерзкое на вкус словцо. Наконец он все же его выплюнул:
– Погоди.
Он подвинул миску и жестом предложил ей сесть.
Этайн вздохнула. И даже не сдвинулась с места.
– У меня нет сил с тобой спорить.
– Nár, – проворчал он, кривясь, как от боли. – Не спорить. Садись.
И Этайн, не забывая об осыпающемся крае пика, присела рядом. Гримнир выудил из варева шмат оленины и протянул миску Этайн. Та покосилась на него, как на безумного, но пожала плечами и достала кусок и себе. Ели в странной неуютной тишине. Наконец Гримнир сплюнул пожеванный хрящ и утер рот тыльной стороной руки. Он покосился на Этайн.
– Старый Гифр рассказал мне все о клятвах и долге, – сказал он. – Никогда не клянись попусту, никогда не забывай своих долгов. Тут уж старый мерзавец не ошибался! – Гримнир рассмеялся, хрипло и мрачно. – Должников у несчастного пройдохи было даже больше, чем собственных долгов. А я никогда не любил просить, ничего: ни еду, ни кров, ни помощь в драке. Но… – он недовольно скривил губы, – но ты и правда вытащила мою задницу из передряги. И я твой должник. Так что я выплачу этот долг, как велит мне клятва, – Гримнир потянулся к саксу, но Этайн перехватила его руку.
– Давай считать, что мы в расчете?
– В расчете?
Этайн кивнула.
– За Бадон.
Гримнир задумчиво цокнул языком и медленно кивнул.
– Значит, в расчете, – он с хитрецой покосился на Этайн. – Хотя…
– Что?
– Если уж ты так стоишь за правду, то ты все еще должна мне – я спас твою жалкую шкуру на Пути Ясеня, – Гримнир злобно оскалился.
Этайн посуровела.
– Что ж, если вдаваться в детали… то ты все еще должен мне вергельд за моего погибшего друга Ньяла.
Гримнир с громким звуком прикрыл рот, нахмурил брови. И отвернулся, бормоча себе под нос, что, может быть, они все-таки и правда в расчете. Этайн фыркнула и громко рассмеялась.
– Господь всемогущий! У тебя такой вид, будто ты съел кусок дерьма! Старого и вонючего! – воскликнула она. И добавила: – Можно я кое в чем тебе признаюсь? Когда мы ушли из той пещеры в Зеландии, Ньял был еще жив.
Гримнир покосился на нее.
– Дан Христа-то? Nár! Я сам его душил! И знаю, что выдавил из него всю жизнь до последней капли!
– Нет, – потрясла головой Этайн. – Ты его покалечил, но когда мы уходили, он и не думал умирать.
Гримнир ругнулся и сплюнул под ноги, но Этайн уловила в его голосе и нотку восхищения.
– Жалкие богомольцы! Даже честно помереть не можете! – и он замолк.
Солнце достигло зенита и начало клониться к затянутому облаками западу; тени под Каррай Ду стали длиннее, а текшая под горой река превратилась в огненную ленту.
– Он знает, что я здесь, – прервал затянувшееся молчание Гримнир. – Ублюдок знает, что я могу одним ударом в его черное сердце стребовать с него долг, который тянется за ним уже пятьсот лет. Вот и спрятался за клятыми стенами – и приманил на свою вонь побольше мух в надежде, что они спасут его от расплаты, – Гримнир кивнул на запад, туда, где взмывал вверх столб дыма от еще одного идущего к городу войска. – Но эти-то свиньи откуда взялись? Еще одни ничтожные союзники Полудана? Вышли потешить себя и сжечь пару деревень?
Этайн вдруг поняла, что Гримнир не знает о разладе в Эриу. С тех пор как они покинули Уэссекс, и уж тем более после того, как причалили к здешним берегам, у нее не нашлось времени ему об этом рассказать.
– Нет. Это войско верховного короля Эриу, Бриана мак Кеннетига. Он идет к Дублину, чтобы подавить восстание, которое поднял брат ведьмы, король Маэл Морда Лейнстерский. Полудан его союзник – кажется, он и стоит за всем этим – и, по словам Оспака, «предлагает добычу, рабов и земли любому ярлу и держателю колец от этих земель до Хельхайма, который ответит на призыв к оружию». Готова поклясться, что на тех кораблях и грабители с Мэнса, и разбойники с Оркнейских островов.
Гримнир с живым интересом вновь обвел взглядом лежащие перед ними земли.
– Прямо как в Растаркалве, – сказал он больше самому себе. – Тогда Бьярки подбил сыновей Кровавой Секиры восстать против этого полудурка короля Хокона.
– Зачем?
Гримнир неторопливо поднялся на ноги, размял мышцы, хрустя и треща суставами.
– Главным образом, из-за славы. Хотел прослыть среди норманнов могущественным годи, вот и распустил слухи о пророчествах и знамениях, чтобы обернуть дело в свою пользу. И что на кону теперь?
– Наверное, трон, – ответила Этайн. Она тоже встала.
– Может быть. Надо подобраться ближе, – взгляд Гримнира остановился на воинстве вдали. – Что ты знаешь об этом их верховном короле?
Этайн пожала плечами.
– Немного. Я слышала, он уже стар. Хороший король и благочестивый слуга Господа. Ярл Оспак знал о нем достаточно, чтобы оставить Мэн и поплыть ему на помощь, даже против собственного брата пошел.
– А этот, – Гримнир ткнул большим пальцем себе за плечо: ниже по склону стоял в тисовой чаще их незатейливый лагерь, где отдыхал под навесом из веток и покрывал Бран из рода И Гаррхонов. Этайн слышала, как он стонет от боли в бреду. – Он один из людей верховного короля?
– Он и его товарищи хотели присоединиться к Бриану.
Бусины в волосах Гримнира тихо постукивали друг о друга – натянув и зашнуровав жилет, он начал наклонять спину, гнуться в стороны и играть плечами, чтобы размять затвердевшую кожу. Затем надел рубаху из покрывшихся ржавчиной кольчужных колец и подвязал пояс с ножнами сакса. Скатанный плащ из волчьей шкуры остался висеть на сумке.
– Проводи этого ублюдка обратно в лагерь, – сказал Гримнир. – Я сооружу носилки, возьмешь одного из этих захудалых пони.
Этайн покачала головой.
– Он умрет. Эта стрела…
– Он и здесь умрет, но если испустит дух среди гаэлов, у тебя хотя бы будет шанс получить расположение старого короля, – Гримнир кинул ей свою сумку. – Бери и двигай, подкидыш.
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь.
Гримнир нагнулся к ней – и тут она вспомнила. Вспомнила то, о чем это соседство заставило ее забыть: перед ней стояло создание, пережившее десять сотен лет битв, – двадцать людских жизней, слепленные в ужасное чудовище, которое большинство людей убило бы, только выдайся им такая возможность. И у нее с этим чудовищем было общее дело.
– Мы с тобой стоим на пороге гибели, подкидыш. Два изнуренных волка, два одиноких бродяги. Но у нас есть шанс это изменить. Поэтому я хочу, чтобы ты была самой собой. Будь хорошей богомолицей, излучай свет доброты человеческой. Мне надо, чтобы ты рассказала тем гаэлам внизу красивую сказку. Рассказала громко – любому, кто станет слушать.
– И если получится, – закончила за ним Этайн, – то, может, к волкам присоединится кто-то еще.
Глава 22
Когда день угас, Гримнир крадучись спустился с пика Каррай Ду. Его путь пролегал по заросшим сосной и тисами горным склонам, по тропам дублинских дровосеков и пустым лагерям, в которых когда-то меняли и торговали лучшее дерево на кили, доски, мачты и весла корабельные плотники данов. Лес сменился невспаханным полем, тропы дровосеков превратились в дороги, по которым легко проскачет конь или проедет повозка. Гримнир ускорился, остановившись лишь раз, чтобы осмотреть заросшие сорной травой стены сгоревшей усадьбы.
– Старая работа, – пробормотал он.
Этайн он услал в другую сторону, по более пологому склону – эта дорога выведет ее и проклятого ирландца прямо в тылы приближающегося к городу войска.
– Авангарду не попадайся, – учил он ее, сломав четыре тисовые ветки и связывая из них некое подобие носилок – Впереди идут молодые… им не терпится пролить кровь, прославиться. Высматривай плетущийся сзади сброд, ищи ваших клятых священников. Судя по виду, этого скоро отпевать.
– Его зовут Бран, – твердо произнесла она. – Бран из рода И Гаррхонов.
– Мне насрать, как его зовут, главное, чтобы ты рассказала им красивую сказку – и рассказала громко. Ты же хочешь, чтобы она дошла до их клятого короля.
– Почему так важно, чтобы об этом услышал король Бриан?
Гримнир отставил носилки, которые пытался привязать к одному из пони, прижавшему в ужасе уши к голове.
– Это важно. Если со мной что случится, помощь короля тебе не помешает, подкидыш.
Гримнир усмехнулся. Кто бы его видел! Поучал ее, словно какая-то толстомясая мамаша. Не хватало еще руки заламывать, трясясь, чтобы с ней ничего не случилось. Пф! Да плевать на нее. Его волновал только вергельд – расплата за пролитую кровь, которую он медленно и мучительно стребует у спрятавшегося в нору ублюдка Бьярки. Когда его кости рассечет клинок, со всеми клятвами и союзами будет покончено.
Поля сменились прибрежными лугами, с сочной высокой травой и фруктовыми садами; после дождей полноводная река разделилась на два рукава: узкий – медленный и черный, и широкий – быстрый и зависящий от приливов. Там, где они соединялись, лежало глубокое черное озеро, открывавшее путь к морю, а над ним, на мысе, возвышались крепостные стены Дублина.