– Мне ничего от тебя не надо, – сказал он, устремив взгляд за Каррай Ду. – Пф! Что ты можешь предложить такого, чего я не получил бы в избытке острым клинком? – Вдалеке под горой мерцали сквозь частокол деревьев рыжие огни Дублина, за шепотом и вздохами морского ветра он слышал отзвуки застольной песни. – Я последний из нашего народа. Со мной исчезнет и наша кровь. – Гримнир взглянул на призрачные фигуры – с такими же клыкастыми ухмылками, как у него. – Но если суета и буря мечей приведут меня к вам – если наконец-таки грянет Суд Одина – тогда, клянусь вам, сородичи мои, мою смерть запомнят надолго!
Глава 30
Появившаяся из вороньего вихря на плоской темной крыше башни Кварана женщина была похожа не на холодную собранную дублинскую ведьму, а, скорее, на дрожащую бродяжку. Взъерошенная, голая выше талии, в разорванном платье, Кормлада стояла на коленях и в ужасе качалась из стороны в сторону. Из ее рта и носа струилась кровь, на щеках, руках и бледной груди темнели царапины. Молчаливые северяне, поджидавшие ее с опущенными копьями, слишком хорошо понимали, что женщину перед ними жестоко изнасиловали. Двое отступили, пропуская в круг Бьярки Полудана и его неотлучную тень Драугра.
Бьярки щелкнул зубами.
– Не ожидал такого.
Заслышав его голос, Кормлада бросилась к нему; она сыпала бессмысленными проклятиями, призывала богов, чьи имена лучше не произносить вслух ночью, когда в воздухе витает кровь. Драугр схватил ее прежде, чем она успела прикоснуться к Бьярки; поймал ее молотившие в воздухе руки и низким голосом что-то ей зашептал, успокаивая и утешая. Понемногу Кормлада перестала отбиваться и наконец обмякла в обхватившей ее руке, словно безвольная кукла.
Бьярки подошел ближе и взял ее за подбородок двумя пальцами, вынуждая поднять на него глаза.
– Полагаю, ты не справилась с заданием.
– Сокруши эту гору, – прошипела она, заходясь кровавой пеной из разбитых губ. – Призови свое мастерство и обрушь ее этому ублюдку на голову! Вырви из чрева земли ее кости и перемели Каррай Ду в пыль!
Бьярки рассмеялся.
– Убить муху топором? Я так не думаю. Нет, я найду другой способ поймать ублюдка. Этим, – он обвел рукой копья, – я лишь попытал удачу. – Он хотел уже обернуться, но замер и скосил на Кормладу глаза. – Предупреждаю: очисти свое лоно – если в тебе прорастет его семя, я убью и приплод, и тебя вместе с ним. Будь проклята дочь королей! Я не потерплю у себя под носом мерзкого полукровку!
Кормлада не ответила – убийственный взгляд, который она бросила на Бьярки, сказал все за нее.
– Пусти меня, – пробормотала она Драугру. Тот помедлил, озабоченно хмуря брови. И Кормлада оттолкнула его. – Убери от меня свои грязные руки! Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты!
Драугр отпустил ее; Кормлада пошатнулась и вновь рухнула на колени, ее худые плечи задрожали от мучительных всхлипов. Драугр знаком велел остальным уйти и отступил от нее.
– Какая трогательная забота, – насмешливо фыркнул Бьярки. – И вновь обратился к Кормладе: – Соберись. У нас гости, и они захотят увидеть награду, за которую приплыли бороться.
Полудан развернулся и спустился с крыши; Драугр, помедлив, ушел вслед за ним. Через несколько минут целая и невредимая Кормлада поднялась – такая же холодная и собранная, как в момент, когда покинула Каррай Ду; наведенные ей чары остались – на камнях всхлипывала и выкрикивала проклятия ее бледная копия. При виде нее Кормлада презрительно скривила губы; один тайный знак – и ее взъерошенное сломленное подобие обернулось туманом, которое разорвал на мелкие клочки ветер. Она сузила глаза, полные губительного черного льда.
– Легковерный дурак. Повелся на простейший трюк.
К ней присоединился Круах. Вместе они спустились в сердце башни Кварана.
Снизу доносились раскаты хохота – в тронном зале держали совет короли. Кормлада тенью скользнула по ступеням мимо своих покоев, к галерее; там во тьме ей представилась возможность наблюдать за развернувшейся внизу пьяной сценой. Поистине примечательное сборище бродяг: Бродир, Сигурд и их тэны шумели и пили наравне с норманнами Дублина, которых возглавлял ее сын Ситрик – и сын Олафа Кварана не давал обносить себя медом. За другим широким столом она заметила своего брата Маэл Морду, который брал одну из ее служанок под одобрительные крики Черного Осны и благородных капитанов Лейнстера. Когда к толпе присоединились Бьярки и не отходивший от него ни на шаг Драугр, приветственные крики стали еще громче. Сигурд подал им рога с пенным элем и настоял, чтобы они наверстали вместе с хозяевами праздника. За столом Мэна завязалась ссора, но даже обнаженные клинки и кровопролитие не смогли испортить их вакханалию.
В полной уверенности, что ее не побеспокоят, Кормлада вышла из галереи. Заперла двери своих покоев. Круах наблюдал за ней с привычного насеста, склонив набок голову и поблескивая тусклыми глазами. Кормлада соединила кончики пальцев. В тяжелом от фимиама воздухе повис вопрос: как?
– Как заставить его поменять план и возглавить войско?
Круах нахохлился.
Прочен хауберк
бесчестья и позора,
однако и в нем есть
прореха одна.
Засела в груди
нечестивой заноза,
сестрица тщеславия,
самонадеянность.
– Его величайшая слабость, – кивнула Кормлада. В этом был смысл. Она достала из сундука у стены, около обтянутой парчой лавки, треугольный кларшах, маленькую арфу, столь любимую ее народом. Ее рама была сделана из ивы и дуба, изящную резную шею украшала инкрустация из кости; двадцать девять ее струн были из сученой серебряной проволоки, а тридцатая – из черного железа, упавшего с неба. Кормлада опустилась на стул с прямой спинкой и наиграла кончиками пальцев зловещую мелодию.
– Его самонадеянность, – сказала она. – А он гордец. Он гордится своим хитроумием, гордится ложью, гордится стремлением заполучить то, что не принадлежит ему по праву.
Кормлада сощурилась, когда в мелодии наметился нежный мотив; дым благовоний, пойманный в ловушку ласковых звуков, начал собираться в бесплотные фигуры – они танцевали, сплетались друг с другом…
И Дублинская ведьма, коварно улыбнувшись, запела.
Глава 31
Ирландский лагерь осветило восходящее солнце, и спавшие под кроваво-красным небом гаэлы и их союзники, вздрогнув, очнулись от сна. По траве долины реки Лиффи ползла дымка, резко пахнущая дымом сгоревших крестьянских лачуг, тлеющих лагерных костров и костров погребальных, на которых ирландцы сожгли мертвых врагов; выгнанные из палаток, зевающие еще мальчишки, пошатываясь, плелись к верховью реки за водой, а воины постарше тем временем готовились завтракать оставшимися с вечера овсяными лепешками, кашей и мясом. Вернувшиеся к своим людям вожди рассказывали, что принц Мурроу решил вести боевой отряд за реку.
– Да, – говорил капитан галлогласов, вгрызаясь в кусок вареной свинины, – поедем в Фингал и Хоут, парни. Попотчуем клятых данов их же угощением?
Слушавшие с мрачной решимостью кивали. В ход пошли точильные камни, и звук, с которым воины затачивали острия своих копий, топоров и мечей, походил на шипение хищного зверя.
Меж палатками пополз скрежет камня по стали, такой же отчетливый, как боевой клич. Он отдавался эхом от стен стоящего на вершине холма монастыря, и молодые монахи, молившиеся у Креста Кинкоры, чувствовали, как ползут по спине мурашки. Этот звук долетал даже до королевского шатра, где в тихих раздумьях стоял коленями на молельной скамье Бриан мак Кеннетиг. Заслышав готовящихся к битве воинов, он напрягся; поднял голову и нашел взглядом выкованную в королевстве Дал Каш изящную секиру там, где оставил ее стюард, – висящей на кожаном темляке, на стойке. Вид секиры, шорох точильного камня, запах дыма… все это напоминало королю о давно прошедшей юности. Он тосковал по дням, когда не Мурроу и не Доннхад, второй его сын, а он сам возглавлял набеги на земли врага; напоминало о времени, когда его чаша была полна сладкого вина, выпитого временем и немощью до горьких остатков.
Бриан тряхнул головой.
– Сентиментальный старый дурак, – пробормотал он. Хрустнув суставами, он поднялся с молельной скамьи и позвал управляющего. На зов короля откликнулся Рагнал из Корка, облаченный в те же тунику и штаны, что и прошлой ночью. Бриан вскинул бровь.
– Все еще помогаешь идущим за войском беднякам, да?
– Мне еще многое предстоит искупить, сир, – ответил Рагнал. – И ни один человек до сих пор еще не сбивался с пути истинного, следуя примеру Господа.
Рагнал был на десяток лет моложе Бриана и успел прожить больше жизней, чем многие могут сосчитать: ему довелось побыть морским разбойником, мистиком, купцом, вором и рабом. Несколько лет назад Бриан в жесте милосердия пожаловал Рагналу свободу от ярла Корка и получил взамен ярого сторонника.
Король опустился на свою лежанку. Помассировал одеревеневшими пальцами бедро, пронзенное когда-то до кости копьем. Хотя и эту, и дюжину других ран Бриан получил в победоносных боях, из-за них он чувствовал себя скорее калекой, нежели королем. Он напрягся.
– Кого Мурроу поставил в караул?
– Уи Руэрка, сир, как вы и приказали. Они охраняют реку и дорогу к Дублину, – ответил Рагнал. – Старый Донал мак Эймен и его скотты охраняют западную дорогу из низины Долкана.
Король приподнял бровь.
– На случай, если нас предаст Малахия?
– Ваш сын прозорлив, сир, – пожал плечами Рагнал. – Здесь яблоко действительно упало неподалеку от яблони. Мурроу боится за вас – Малахия отказался от совместного набега на Хоут.
– Старые яблони Эриу с возрастом стали чересчур недоверчивы и сонливы, – ответил Бриан. – Дюжину лет назад в ответ на это оскорбление я насадил бы голову Малахии на пику. А сейчас… – Король вздохнул. – Что ж, это неважно. Пусть седлают моего коня. Придется самому поговорить с этим старым сварливым ублюдком.
– Как пожелаете, сир, – Рагнал поклонился и повернулся к выходу из шатра; передав приказы короля, он замешкался на пороге. Снаружи витала над лагерем золотистая дымка тумана, и роса превращала траву у монастыря Святого Майнэнна в вышитый драгоценными камнями ковер. – Этой ночью я услышал одну историю, сир. Сказку – мне рассказала ее девушка, одна из тех, кто идет за войском. Поистине примечательная история.