— И еще раз рада была встрече с вами, — кивнула Анна.
— А уж как я рад, вы даже не представляете. — Чигвинцев подкрутил ус. — Обязательно встретимся вновь, может быть завтра, например в полдень, тут, у пруда?
— А тут что же, и пруд имеется? — ушла от ответа Анна. — Сколько лет живу, а даже не знала. Пожалуй, покамест погода совсем не испортилась, прогуляюсь до него и посмотрю.
— Ну что же, значит позже, — по-своему понял её отказ Петр Сергеевич, затем приподнял цилиндр, еще раз одарил Анну улыбкой и скорым шагом ушел прочь.
Анна же, проводив его задумчивым взглядом, недолго думая и впрямь направилась искать пруд. В детстве ей нравилось смотреть на уток, гнездящихся на пруду в отцовском поместье. Правда ещё больше ей нравилось смотреть когда осенью утки улетали на юг. Такие маленькие и такие свободные, захотели и улетели. Ну не чудо ли?
Пруд нашелся через несколько поворотов дорожки за деревьями. Конечно, никаких уток тут уже не было, да и быть не могло. Легкокрылые улетели в теплые страны и вернутся лишь весной. Зато Анна полюбовалась статуей русалки, сидящей на камне недалеко от берега и расчесывающей волосы гребнем. Скульптор расстарался, и в игре светотени речная дева казалась совсем живой. Пожалуй, даже более настоящей, чем Елизавета Михайловна.
Грустные мысли вернулись с новой силой и поглядев еще немного на рябь на воде, Анна направилась дальше. И вот теперь прогуливаясь по парку, она размышляла, отчего мир так не справедлив и у лекаря не получится вернуть Лизу к жизни. Так и останется дичком с разумом ребенка. Ужасно.
Резкий порыв ветра едва не сорвал шляпку с головы Анны и она придерживая ее рукой ускорила шаг. С неба начал накрапывать дождь смешанный со снегом и не желая промокнуть и замерзнуть, она поскорее миновала быстро пустеющий парк. Затем перейдя через площадь зашла в кафе.
Как давно она не была в кафе. Уйму лет. Всё некогда, всё бегом. Да и одной разве есть смысл идти? Новыми подругами она не обзавелась, а старые сами разбежались, когда отец лишил её наследства. С подчинёнными же прогуливаться было как минимум не этично. В задумчивости глядя через мокрое стекло на посеревшей от непогоды город, Анна выпила кофе с круассаном, заказала и съела бланманже и решив, что достаточно уделила внимания себе, отправилась домой.
Правда по пути зашла в книжную лавку и прогуливаясь между полок выбрала томик стихов. После чего села в такси и наконец-то оказалась дома.
Марфа по случаю её выходного расстаралась с обедом, тут Анну ждал и суп с кореньями, и рябчики с зелеными бобами, а так же филе судака и расстегай. А на десерт мороженый пунш из морошки.
— Вот, госпожа, кушайте, а то этой службой совсем себя довели. Худенькая-то какая. И как ветром не унесло? Погода-то нынче дрянь, — причитала служанка, наливая из супницы бульон в тарелку и подставляя блюдце с сухариками.
— Ну, погода не сразу стала столь удручающей, так что я вполне успела погулять и как говорится подышать осенью, — отозвалась Анна.
— Вам бы на бал съездить, али прием какой, вот бы радостно было. — Кухарка зажмурилась, видимо представляя празднество.
— Перестань, Марфа, ты же знаешь, я это не люблю. Да и не по чину мне мазурки да кадрили отплясывать. Лучше расскажи, с работы посыльных не было?
— Не было, Анна Витольдовна. А ежели б и был, я б поганой метлой прогнала, чтобы не мешали отдыхать моей госпоже.
— Так уж и прогнала бы, — усмехнулась Анна, промакивая губы салфеткой.
— Вот прям от всего сердца! Из всех ваших так называемым знакомцев, я только Порфирия Григорьевича и уважаю.
— Потому что он кот?
— Потому что он всегда галантен, учтив и не говорит лишнего. Эх, Анна Витольдовна, не был бы он котом, какой бы мужчина получился!
— Марфа, твоя фантазия нынче безудержна. Я уверена, что в своей рыжей шкуре Порфирий Григорьевич проживает лучшую жизнь и другую ему не надобно. А теперь ступай, дай оценить твои старания по достоинству.
Служанка довольно хмыкнула и, перекинув через плечо полотенце, исчезла на кухне, оставив Анну одну.
Закончив обед Анна прошла в гостиную, зажгла свет и сев в кресло открыла купленную книгу. Но едва успела прочесть пару строк, как в дверь забарабанили.
— Марфа! — Анна недовольно нахмурилась. — Марфа, ну где ты там?
— Бегу-бегу, барышня! — служанка выскочила в коридор, замок щелкнул, и входная дверь со стуком распахнулась.
— Анна Витольдовна у себя? — голос Глеба Яковлевича обрадовал ее, как ничто иное за сегодняшний день. Вскочив с кресла, Анна поправила юбку, бросила взгляд в зеркало — не растрёпана ли прическа, и отложила в сторону книгу. Обложкой вниз.
— У себя, господин Буянов. Да только я сначала спрошу, примет ли она вас или отдыхать изволит, — осадила его прислуга.
— Пусть войдет, — крикнула Анна и Марфа недовольно ворча засуетилась в прихожей.
Через несколько мгновений Глеб уже входил в комнату. Непривычно хмурый, задумчивый. Брюки запачканы грязью, а седая прядь свисает на лицо. Не здороваясь он остановился напротив Анны:
— У нас труп, Анна Витольдовна.
— Не правильно, Глеб Яковлевич, точнее будет сказать у вас труп, — спокойно произнесла та.— Поскольку причем здесь я? Ежели вы запамятовали, так я напомню, что нынче дел полиции не касаюсь.
— Анна Витольдовна, кого вы обманываете? — скривился Глеб. — Ну если не вы, то кто?
— Я слушаюсь начальство.
— Да чтоб крысы это начальство съели, ей богу. — Глеб сел на стул и закинул ногу на ногу.
— Крысы или не крысы, а я не у дел. И это даже к лучшему, появилось время сделать то, что я давно откладывала. Хотите расскажу?
— Ну что ж, расскажите, почему нет, — насупился Глеб.
Прежде чем начать рассказ Анна взяла серебряный колокольчик и квартиру наполнил его звон. Тут же на пороге появилась служанка.
— Чего изволите?
— Марфа, накрой стол, — попросила Анна и повернувшись к Глебу уточнила: — Вы же останетесь отужинать? Уверена, у вас с утра маковой росинки во рту не было.
— Тут в точку. Есть хочется чертовски, так что почту за честь, — заверил тот.
— Вот и славно, — кивнула Анна. — Так вот чем я была сегодня занята — я навещала Елизавету.
— Какую Елизавету? Ту самую? — уточнил Глеб.
— Да, Глеб Яковлевич, спасенную вами дочь бывшего, теперь уже, губернатора, девицу Шмит.
— И как она?
— Скажем прямо — ужасно, — призналась Анна. — Мне показалось, что она будто на грани между диким зверьком и маленьким ребенком. Но и то и другое лишь усугубляет впечатление.
— Что ж, охотно верю. Надеюсь она все же оправится. Рано или поздно.
— Врачи в этом не уверены, посему и никаких прогнозов нет.
— Ну, дело, конечно, важное, навестить больную, тут не поспоришь, — кивнул Глеб и захлопал по карманам. Потом словно что-то вспомнив махнул рукой. — И всё-таки. Скажите, что вам ни капельки не интересно, с чем я пожаловал?
Анна тихо вздохнула и сохраняя спокойствие произнесла:
— Разве что самую малость. Рассказывайте, Глеб Яковлевич, кого убили на этот раз?
Глеб резко подался вперед и щелкнул пальцами:
— Вот то-то и оно, что не убили! Понимаете, какая ерунда!
— Если не убили, так зачем же вас вызывали? — теперь уже нахмурилась Анна. — Давайте-ка вы мне расскажете всё с самого начала, чтоб мне не приходилось угадывать в чём соль.
— Согласен, — кивнул Глеб и принялся рассказывать про поиски художницы от момента получения задачи, до того момента, как они с Порфирием Григорьевичем нашли её тело.
— Сразу скажу, что на ощупь ничего неожиданного. Страх, конечно же, и боль, но есть нюанс. Некая надежда, будто умереть это не конец, а лишь начало, — он побарабанил пальцами по столу. — У Мельникова-младшего, кстати, тоже такое считывалось. Хотя хоть убейте, я не понимаю, откуда это чувство.
— Действительно необычно, — согласилась Анна. — Я бы еще оценила, если надежда была бы присуща тяжело больным, умирающим людям. Тогда смерть для них во многом избавление, но молодая девушка и мужчина в самом расцвете сил? Чудно.
— Вот и я подумал, что чудно! — согласился Глеб. — При осмотре, кстати, не заметил никакой крови. То есть снова не ножевое, не огнестрельное, да и на ограбление не похоже. Единственное, что насторожило это засохшая пена на губах. Тут мне на ум пришло отравление.
— Это у вас не впервые, — хмыкнула Анна.
Глеб проигнорировал замечание и продолжил рассказ:
— Но когда мы доставили тело в морг, Казимир Игнатьевич сказал, что ничего подобного! Нет, он конечно возьмет ткани на анализ, но даже при первичном осмотре наш эскулап уверен, что смерть наступила от естественных причин. В случае с девицей Савицкой это отёк лёгких.
— Отёк лёгких? — переспросила Анна. — Кажется это тоже с сердцем связано?
— Да, с ним. Казимир Иннокентьевич объяснял. Но там всё запутано. В целом сердце не справляется с объемом крови и эта жидкость идёт в лёгкие и человек по сути тонет. Ужасно, как по мне. Утонуть на берегу, на суше.
— В любой смерти нет ничего хорошего, — отозвалась Анна. — Но меня смущает даже не это. Я вполне могу предположить, что юная особа имела порок сердца, который именно в этот день и час привел её к смерти, однако меня смущает то, что мы имеем второй труп за сутки умерший, так сказать, своей смертью в столь цветущем возрасте и так неожиданно.
— Как я понял со слов тетки пороков у, — Глеб заглянул в блокнот, — Анастасии Александровны не имелось, здоровая девушка, своеобразная натура. Хотя, что тут удивляться. Художники там все такие.
— Давайте на какое-то время забудем про художников, — предложила Анна и встав с кресла прошлась по комнате. — Скажите, удалось ли проверить наличие магических следов?
Глеб сделался серьезным:
— Без вас, конечно, прямо на месте не вышло, мы с Порфирием Григорьевичем очень жалели, что вас рядом нет. Как бы проще было узнать подобные вещи о магии с вашей поисковой сетью, но увы, поэтому лишь в прозекторской выдалась такая оказия.