Естественно, стоило только усесться за стол, как в окно начали настойчиво долбить. Глеб отложил бублик, все сильнее укрепляясь в мысли, что Порфирий сидит за окном и нарочно ждёт, когда получится выдернуть из комфорта.
— Так-так, что тут у нас сегодня? — спросил Порфирий, запрыгивая на стул. — Горячая вода и черствый хлеб? Ого, шикуете, Глеб Яковлевич. В честь чего такой пир? Что, премию на службе выписали?
— А вы всё язвите? — проворчал Глеб, наливая в блюдце молока и придвигая его к коту. — Утро без колкостей — день насмарку?
— Я забочусь о его питании, а он опять недоволен! — возмутился Порфирий. — Вот что не скажи — все в штыки, все наизнанку вывернет! Пожалуйста, Глеб Яковлевич, хотите падать в голодный обморок — воля ваша. Сколь угодно. Я умываю лапы, раз вы отвергаете мою заботу. Сами о себе беспокойтесь. Рассказывайте, что там вчера у вас приключилось, пока ещё в силах говорить.
Глеб начал подробный рассказ, на этот раз ничего не утаивая, как от Князева.
— Значит, у Лукиной в доме были фотографии Мельникова, Савицкой и вас? — в голосе кота слышалась тревога.
— Ну да, — беззаботно отозвался Глеб, надкусывая бублик, — и ещё какого-то неопознанного мужчины. Вероятно её прошлая жертва, с этим тоже надо будет разобраться.
— А мне кажется, — сердито сказал кот, — что в первую очередь надо разобраться, почему у неё была ваша фотокарточка.
— Ну была и была, — беззаботно отмахнулся Глеб. — Лукина уже никому зла не сделает. Она мертва. Уж поверьте мне, Порфирий Григорьевич, я видел это собственными глазами. Хотя и предпочел бы забыть. А сейчас, впрочем, у меня другие планы.
— Какие же это?
— Хочу навестить Лизу Шмит в лечебнице.
— Зачем? — Кот недоуменно склонил голову набок. — Она же находится не в себе. Что она вам вообще сказать-то сможет?
Глеб неопределенно пожал плечами.
— Не знаю. Просто всё думаю…. Вдруг во время опытов Рубченко она что-то увидела такое, отчего повредилась в уме? Может она сейчас одновременно в двух мирах? Может я вообще единственный, кто может хотя бы понять её состояние. Вдруг какие-то мои слова найдут у неё отклик?
— Ох, не строил бы я таких больших мечтаний, Глеб Яковлевич, — грустно вздохнул Порфирий.
— Лучше попробовать, чем не сделать и жалеть, — ответил Глеб, поднимаясь из-за стола.
— Не люблю я больницы, — проворчал Порфирий, опасливо косясь на серые больничные стены. — Таблетками пахнет, сразу тоску смертную навевает. Бррр. Будь моя воля — даже лапой сюда бы не ступил, без крайней на то нужды. Только ради вас и согласился. Хмарь беспросветная. Даже ваши цветочки картину особо не красят.
Повинуясь какому-то сентиментальному чувству, Глеб купил маленький букетик цветов. Да, Лиза сейчас, может, и бродит сознанием по другим мирам. Но вдруг ей все-таки будет приятно? Они прошли через больничный коридор, пока Порфирий уже назидательно вещал, что дарить цветы женщинам это глупости, и приносить надо что-по полезное. Рыбу, например. Или мешок картошки, на худой случай.
— Вы кладезь житейской мудрости, Порфирий Григорьевич, пропал бы я без вас, — рассеянно отозвался Глеб, стараясь совладать с накатывающим волнением, и постучался в дверь палаты.
Никто не отозвался.
— Елизавета, можно войти?
Тишина.
Он толкнул дверь и вошёл в палату. Елизавета лежала на кровати, свернувшись клубком, спиной к нему. Сердце Глеба кольнуло тоской, когда он увидел, что её некогда длинные локоны сейчас острижены коротким ёжиком.
— Елизавета, простите, не хотел вас беспокоить…
Нет ответа.
Глеб подошел ближе, осторожно тронул девушку за плечо.
Никакой реакции.
— Лиза…
Уже понимая, что произошло, он нервно потряс Лизу за плечо, но девушка не просыпалась. Букетик цветов упал на пол. Чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме, а к глазам подступают слёзы, повернул её на спину. Лиза была мертва. На приоткрытых губах застывшая пена, остекленевшие глаза смотрит вникуда. Одной рукой обхватил её запястье, почувствовав холодную кожу, пальцы второй положил на шею, надеясь на какое-то чудо. Пульса не было. Зато тьма, спутница всех усопших тут же потянула его за собой, накатила волна страха и одновременно счастья, колкая горечь и вспыхнувшая искра надежды. Почти так же, как и у прошлых умерших. Вынырнув из этого омута, Глеб нервно вздохнул и огляделся.
Не было видно ни ран, ни следов удушения, ничего. Ещё не зная, что скажет врач в морге, Глеб был точно уверен — «смерть от естественных причин». Ещё одна…
Порфирий мягко тронул его лапкой по ноге.
— Что? — глухо спросил Глеб.
— У Лукиной в квартире была портреты. Мельникова, Савицкой, Лизы, твой…
— И что?
— Я боюсь, что ты можешь быть следующим, Глеб.
Глава 15
Глеб непонимающе посмотрел на кота. Идея предложенная Порфирием в первый миг показалась ему абсурдной. Кто и зачем станет охотиться на него, убивать? С другой стороны, кто-то убил Елизавету. И если смерть Мельникова и Савицкой еще можно было списать на обезумевшую Лукину, хотя не ясно, как она это провернула, то гибель Лизы, увы, нет.
— Потом, все потом, — решил Глеб и отворив дверь крикнул: — Врача сюда, срочно!
Дальше началась обычная канитель. Появилась сестра милосердия, та самая Мария и врач, что не желал пускать их ночью. Бегло осмотрели тело Елизаветы Михайловны, после чего врач констатировал смерть, а Мария, тихо всхлипывая, с головой укрыла несчастную простыней.
Глеб тем временем вызвал наряд полиции из кабинета главного, и пока они ехали, стоял у порога палаты, глядя недвижимое тело девушки, которую он дважды не смог спасти.
— Глеб, давай вернемся к нашему разговору. Я шерстью на загривке чую, что тебе небезопасно быть одному, — зашептал кот, прыгнув на подоконник.
— И что прикажешь, теперь всюду ходить в компании городовых? Или Кузьму Макаровича в личные телохранители взять? — поинтересовался Глеб.
— Ерничать-то ты хорошо умеешь, а меня послушать, так это, конечно, излишне. Да что кот? Говорит там разную ерунду, какой толк его слушать? — Порфирий недовольно отвернулся.
— Давай начнём с того, что никто не знает о моем, скажем так, необычном прибытии в Парогорск, — напомнил ему Глеб.
— Тем не менее, твоя аурография лежала в стопочке с аурографиями нынешних жителей Северного кладбища, а значить Лукина подозревала тебя.
— А что тогда не дала амулет? — фыркнул Глеб и тут же вспомнил, как на болоте Дарья Ивановна, заслышав его голос, назвала его иномирной тварью. В целом и бежала она прочь от него, значит и ее смерть можно записывать на свой счет. На душе стало еще поганей. — Лукина мертва, а с ней умерли и все её знания, — добавил он.
— Кто-то знает, Глеб, кто-то знает, — вздохнул кот. — Иначе не смотрели бы мы сейчас на усопшую Елизавету Михайловну.
Глеб не успел ответить, прибыл наряд. Кузьма Макарович, уставший и с темными кругами под глазами, едва сдерживая зевоту кивнул Буянову.
— Что ж это такое, Глеб Яковлевич, ни дня покоя, я с проклятущих болот вернулся под утро, и вот опять, — он все же зевнул, да так, что челюсть хрустнула.
— Это наша с вами работа, — вздохнул Глеб. — И от нее не убежишь.
— Знаете, не хочу наговаривать, но иногда мне кажется, что это скажем так, работа вас сама ищет, — подмигнул сыщик.
— Очень надеюсь, что это случайность, — пробормотал Глеб, внутренне соглашаясь ним. — Но давайте к делу, нужны аурографии тела, палаты и всех, кто туда входил. А это я, Порфирий Григорьевич, врач, сестра Мария, может еще кто. Всех за двенадцать часов минимум, приступайте.
Он уже развернулся чтоб уйти, но сыщик его остановил.
— У нас тут одна неприятность вышла, Глеб Яковлевич. Вы уж не сердитесь, да только парень, который в прошлый раз Андрея Егоровича заменял, Никодим, вот он нынче наотрез отказывается вновь приступать к работе.
— Это еще почему? — не понял Глеб.
— Смеяться будете, — Кузьма Макарович пригладил усы, — но он считает, что должность аурографиста в нашем участке проклята.
— Этого еще не хватало, да с какой радости то⁈
— Вот и я ему говорю, Никодим, разве ж такое бывает? А он мне — как не быть? Ежели кто у нас аурорафистом работает, тот и помирает. В общем, наотрез отказывается исполнять обязанности.
— Ну, раз Никодим такой суеверный, пусть кто-то другой это сделает. — Глеб пожал плечами. — Или у нас народа нет?
— Есть, но эти веяния, как зараза. Никто не хочет попасть под проклятие, — признался сыщик.
— И что теперь делать? — поинтересовался Глеб.
— Ну, у нас имеется мысль. Аппарат-то мы привезли, но давайте снимать вы будете.
— Что за глупость я даже не знаю с какой стороны к нему подходить! — возмутился Глеб.
— Да там не сложно. Глянул в окошечко, подстроил, да нажал. Вы же человек молодой, сообразительный, в раз справитесь. — Кузьма Макарович улыбнулся.
— Раз всё так просто, то давайте, берите аппарат и вперед в палату, — предложил Глеб и сыщик тут же замялся, как бы подыскивая оправдания. — Ясно, — вздохнул Глеб, — никто помирать не хочет, но меня не жаль? Что ж, давайте сюда эту шайтан-машину. Сейчас разберусь, как с ней управляться и сам всё сделаю. И вот увидите, не помру, — хмыкнул он глядя на сыщика. За спиной послышался протяжный вздох кота.
Работать с аурографом оказалось и впрямь не сложнее, чем с современным фотоаппаратом, разве что весил механизм килограмм десять, не меньше. Пока Кузьма Макарович составлял список посетителей погибшей Шмит, Глеб сделал пару пробных снимков, тренируясь на Порфирии Григорьевиче. После чего решив, что вполне себе разобрался, приступил к основной работе.
Кроме тела Елизаветы Михайловны, и палаты в трех ракурсах, ему пришлось отснять ауры Марии, главврача и, внезапно, Чигвинцева.
— Этот-то что тут делал? — удивился Глеб, увидев имя Петра Сергеевича в списке.
— Был приглашенным консультантом, — пояснил сыщик. — По словам главврача приезжал третий день подряд с утра, для сеанса исцеления.