— Понятно. Его аура у нас должна быть в архиве, раз он помогает при морге? — уточнил он у Кузьмы Макаровича, на что тот согласно кивнул. — Ну а если и нет, сделаю снимок уже в участке. — решил Глеб. — Всё, забирайте тело, тут нам больше делать нечего.
Избавившись от громоздкого аурографа, Глеб размял шею и плечи и, вернув махину сыщику, заявил, что намерен пройтись до участка.
— Проветрюсь и поразмыслю, — поделился он и откланявшись покинул дом скорби.
Вначале Глеб хотел зайти к Анне, чтоб рассказать о смерти Лизы. Но подумав решил не становиться гонцом приносящим плохие вести и молча пошел на работу. Порфирий проводив его до перекрестка заявил:
— С судьбой играешься. Нехорошо это.
— Да тут кто кем играется ещё разобраться надо, — поморщился Глеб.
— В любом случае, будь осторожнее, ваш убийца крайне хитер и не оставляет следов, а посему это может быть кто угодно.
— Хоть вы, Порфирий Григорьевич? — усмехнулся Буянов.
— Ха-ха, очень смешно, — фыркнул кот. — Ладно, у мня кроме того, чтоб с тобой нянчиться и свои дела имеются. Так что увидимся дома, — и кот запрыгнув на забор соседнего дома удалился.
Глебу же ничего не оставалось, как идти в околоток и строчить ненавистный отчет, самую худшую, на его взгляд, часть полицейской работы. По дороге он завернул в булочную и купив там еще горячий крендель, с удовольствием его съел, устроившись на скамейке в небольшом сквере. Оставшиеся крошки он кинул вездесущим воробьям, жителям любого мира. Наблюдая за тем, как пичуги сражаются за еду, вздохнул. Он сейчас почти так же сражался за каждую крупицу информации по делам. Князев же не задумываясь закрывал их, а кто недоволен, как Анна Витольдовна, тех отстранял.
— Надеюсь, что когда мы поймаем этого невидимого убийцу всё вернется на свои места, в том числе и Анна, — пробормотал Глеб поднимаясь со скамейки. — Иначе придется и впрямь отсюда уезжать, — тут он вспомнил предупреждения кота и хмыкнув добавил: — Если, конечно, останусь в живых.
Следующие несколько часов прошли за стучанием по клавишам печатной машинки. И хотя Глеб не сразу приноровился к ней, всё же это было во сто крат лучше, чем если бы он писал отчет пером. От одной мысли о вечных кляксах и противного скрипа, душу переворачивало, а тут, если приноровиться, можно было представить, что ты за компьютером. Только без монитора.
Когда отчет был почти написан более чем на половину, Глеб понял, что требуется передышка. Потянувшись до хруста в суставах, он вначале направился в столовую. Ароматы, доносящиеся оттуда, не могли не радовать голодного работник магического сыска. Сегодня подавали похлебку из рябчиков с зеленью и вырезку из судака с белыми грибами, под сливочным соусом. Запив всё это терпким квасом, Глеб почувствовал себя вполне счастливым человеком. Даже обидно стало, что он так редко попадает на обед в столовую, не еда, а сказка! Уж точно лучше чая с бубликами на завтрак.
После такой трапезы работать расхотелось окончательно. Но увы, дела никуда не делись. Все ожидало его присутствия. Грустно вздохнув, Глеб направился в прозекторскую, куда еще утром доставили тело Елизаветы Михайловны.
Казимир Игнатьевич, насвистывая что-то веселое, был занят делом. Руки его окрасились алым, а стоящее у ног ведро и брызги крови рядом, как бы намекали на неприятное содержимое.
Заметив Глеба, эскулап оживился и прикрыв тело тканью воскликнул:
— Господин Буянов, голубчик, как я вам рад!
— И я вам рад, Казимир Игнатьевич. Есть чем меня порадовать по делу умерший ныне Шмит? Или, дайте-ка угадаю, смерть от естественных причин?
Айболит сухонько засмеялся и погрозил Глебу пальцем:
— А вы сообразительный молодой человек, впрочем, эта черта мне в вас и нравится. Ведь вы дважды предполагали отравление и промахивались в своей догадке. Хорошо, что не стали наставить на ней и в этот раз.
— Значит, я верно понимаю, что у нас снова не убийство, а воля случая и остановившееся сердце?
— Именно это я и хочу вам сказать, голубчик. Именно это! — согласился Казимир Игнатьевич. — Вот, посмотрите сами.
Глеб сделал шаг вперед и остановился, понимая, что приблизиться к вскрытому телу Елизаветы, человека, которого он подвел, просто нет сил.
Заметив его замешательство, Айболит поджал губы и кивнул, как бы понимая всё без слов:
— Сложно, Глеб Яковлевич, всё это видеть, очень сложно. Пока душа не зачерствеет так и будете спотыкаться в моем царстве. Но вы должны учиться, что бы запомнить и на будущее суметь опознать и определить. Понимаете?
— Понимаю, — согласился Глеб и вздохнув поглубже шагнул вперёд.
Казимир Игнатьевич откинул ткань, но так, что было видно лишь лицо да плечи усопшей. Лиза лежала перед ним будто спала, бледная, измученная, с запавшими глазами и посиневшими губами.
— Похожа на мраморную статую, — пробормотал Глеб.
— Голубчик, да вы чудо. Именно как статуя, но обратите внимание на мочки ушей. Видите, они слегка синюшные? А теперь посмотрите сюда. — Айболит поднял руку Лизы. — Ногтевые пластины так же изменили цвет, к слову цианоз мы можем видеть и на губах. Всё это свидетельствует о внезапной остановке сердца. И хотя обычно такой смерти предшествует долгая сердечная болезнь грудной жабы или, скажем, перенесённых инфарктов, но и без оных такое случается. К тому же помните, девушка пережила тяжелое потрясение, так что возможно её тело было столь же больно, как и душа.
— И когда Лиза умерла?
— По степени окоченения и формированию трупных пятнен склонен думать, что рано утром, возможно около шести, но точно не вчера вечером.
— Бумаги описания готовы? — Глеб отвернулся, не желая больше видеть пример собственного промаха.
Но ведь он велел вчера приставить к палате охрану, где она и была, когда Елизавета Михайловна умирала. Почему грядущую смерть не заметил лекарь, ведь магия может куда больше, чем обычная медицина этого мира? В раздражении Глеб направился к дверям, но по дороге его настиг окрик Казимира Игнатьевича.
— Голубчик, документы-то возьмите!
— Ах да, спасибо. — Глеб вернулся, принимая папку из рук врача спросил: — А господин Чигвинцев сегодня не появлялся?
— У него нынче дежурство в клинике, да и собственная практика требует внимания, так что без его участия, — улыбнулся Айболит.
— Я, если честно, так и не понял, зачем он к нам пришел. Ну кроме того, чтоб перед Анной Витольдовной ус крутить, — поделился Глеб.
— Ну, за ус ничего не скажу. А по поводу практики, тут ведь как. Я хоть и не маг, но за долгую практику знаю, как работают лекари. Вот по-вашему, что они делают?
— Сколько я видел — руками туда-сюда водят. И все дела, — хмыкнул Глеб.
— Со стороны так и выглядит, но на самом деле это лишь первичная диагностика, которая тратит атман не хуже, чем считывание аур. Далее определяется проблема, а третий этап устранение, — пояснял Казимир Игнатьевич, загибая пальцы. — И если с переломом все достаточно просто, активировал свои силы, слился с атманом пациента и восстановил кость, то сердечные болезни куда сложнее, ведь сосудов в теле великое множество. Поди убери из них жировые отложения или спазмы. А ведь чуть не туда применил силы и вместо лечения не долго и навредить. — Он вздохнул. — Поэтому уважаю Петра Сергеевича за желание практиковаться тут, и совершенствовать свой дар на тех, кому хуже не будет.
— Целая лекция. — Буянов кивнул. — Спасибо.
— Извините старика, заболтался.
— Мне было очень интересно.
— Рад если так, а сейчас, голубчик, позвольте вернуться к моим делам.
Поблагодарив Казимира Игнатьевича, Глеб поспешил в кабинет.
Вокруг суетились служащие, и Глеб же, не желая отвлекаться из-за посторонних, нырнул к себе. Плеснул из графина воды в граненный стакан, выпил его залпом и сев за печатную машинку продолжил отчет.
Через полчаса монотонного стука по клавишам он выдернул последний исписанный лист. Пробежался по нему глазами и решив, что справился вполне достойно, сложил всё в папку, оставалось только прикрепить аурографии, найденные в доме утонувшей Лукиной. Сложив их поверх папки, Глеб придерживая карточки, направился в кабинет Князева. Однако начальника на месте не оказалось. Особо не огорчившись из-за этого, Глеб вернулся в кабинет, оставил подготовленный отчет, и прихватив аурографию неизвестного из дома Лукиной направился в кабинет аурографии узнать, что интересного есть на снимках, которые он сделал в больнице.
В каморке аурографиста возился Никодим. Хмурый и недовольный, он как ни крути был единственным, кто умел проявлять снимки. Правда Глеб пообещал, что поможет ему с описанием, на том и порешили.
— Ну, что интересного? — поинтересовался Буянов, входя в кабинет.
— Ничего особенного. — Городовой пожал плечами. — А зачем вы кота аж три раза отсняли?
— Тренировался.
— Ясно. — Никодим почесал нос. — Ну, в общем, вот. Сами смотрите, я все пронумеровал и подписал.
— Спасибо, — поблагодарил он городового и видя, что тот направился к выходу добавил: — Погоди-ка, дело для тебя имеется.
Никодим тяжело вздохнул и глянул на Глеба исподлобья:
— Чего еще?
— Вот тебе задание. Это аурография некого господина неопознанная. Поищи-ка, нет ли её ещё по какому делу. Может хоть имя получим.
Никодим кивнул и нехотя принялся за работу.
Глеб меж тем просмотрел отснятые им утром аурографии. Ничего необычного. Все по списку: он сам, Порфирий Григорьевич, сестра милосердия, главврач, да лекарь Чигвинцев. Более никто не входил и не выходил. Аурографию Чигвинцева Глеб нашел в отдельном ящике с пометкой «Служащие».
— Что ж, спасибо госпоже Лукиной за такую дотошность, — хмыкнул Буянов, собирая аурографии в стопку и принимаясь за их описание. Спасибо покойному Андрею, научил дурака.
Глеб так сосредоточился над описанием, что голос Никодима заставил его вздрогнуть.
— Нашел, господин Буянов! — городовой сверкал, как начищенный пятак. — Нашел схожую!
— Что, и фамилия-отчество имеются? — обрадовался Глеб.