Лекарь наигранно изобразил аплодисменты:
— А вы сведущи в медицине.
— Добрый друг научил.
— Жаль будет сообщить ему, что рана была смертельной, а вы обратились так поздно. Отек мозга, паралич и как итог — смерть.
— Анна поймет, что на меня воздействовали магией!
— Конечно воздействовал, — легко согласился Петр Сергеевич. — Я и отпираться не стану, я же пытался вас спасти. Ах, как жаль, что ничего не вышло! Чувствуете, немеет язык? Это смерть медленно берет свое. Даже жаль, что с вами не пришлось поэкспериментировать, как с другими. Там я за день-два наносил визит и касаясь запускал необратимый механизм уничтожения. Что есть организм? Большая машина, отлаженная как часы. Но легкий сбой, например, образовавшийся тромб и вот уже нет приличного человека, любимого сына, важного члена общества. Гения науки и магии. Основателя глупого культа, среди таких же глупцов как он. Или вот картина в его комнате, я сразу понял, что она другая, я видел это в своем путешествии. А Василий Семенович не скрывал и едва я замолвил словечко о том, как бы хотелось и мне иметь рисунок на память, как он рассказал где искать Анастасию Александровну. А там что, немного магии и смерть. Право, я думал вы чуть сообразительнее, и потому предупредил старушку Лукину, что вы идете за ней, демон, вышедший на охоту. Ну а чтобы она точно не убежала, я ослепил ее.
Чигвинцев задумался, а Глеб смотрел на него, ощущая, как немеет всё лицо, как закладывает уши и смертная тень застилает глаза, и жалел лишь о том, что не сможет вывести этого гада на чистую воду. Не успеет предупредить Анну, не сумеет…
— Я убрал свою аурографию из коллекции Лукиной, — прошептал ему на ухо Петр Сергеевич. — Теперь это лишь моя тайна, ведь по сути я говорю с мертвецом.
Глеб хотел ему ответить, но не смог. В голове точно взорвалась петарда. В глазах потемнело. Грудь сдавило так, что не вздохнуть.
Тук-Тук. Тук.
Сердце еще стучит, удивился Глеб и проваливаясь в черный омут небытия вдруг понял, откуда была искра надежды у остальных. Что если он сейчас очнется в своём мире, а всё случившееся окажется сном?
Вдруг?
Тук…
Глава 22
Дом, в подвале которого сектанты проводили свои мессы, напоминал растревоженный муравейник. Десятки городовых обыскивали и осматривали каждый угол, снимали отпечатки аур, с улицы несся гул заведённых паромобилей, крики полицейских, ругань и стенания задержанных.
Заложив руки за спину Анна наблюдала за этой картиной, представляя сколько дел ещё предстоит впереди. Провести с десяток долгих допросов, потому что кто-то будет врать и запираться, сличать показания, разбираться, кто на кого кивает, лишь бы обелить себя. Проверять алиби каждого участника, выясняя, кто к каким убийствам причастен. Надо вызывать прокурора Лихорубова, это сильно сократит время на допросах, ему не соврешь. Затем понадобятся обыски в домах, опросы родственников задержанных, да ещё находить близких тех, кто был замучен сумасшедшими сектантами. Они орудовали больше десяти лет, количество погубленных ими жизней представить было страшно. Затем перебирать старые дела, искать в них пропавших без вести или чья смерть не была сочтена криминальной…
Чем больше Анна думала об этом деле, тем больше в её голове грядущие задания разрастались, как снежный ком. Тут понадобится потратить далеко не один месяц, чтобы поставить точку в следствии и передать всё в суд. А потом начнётся ещё и судебная волокита…
Анна резко одёрнула себя. Всё это уже без неё. Раз она отстранена распоряжением Князева, то и вся грядущая канитель к ней уже никакого отношения не имеет. Тяжесть этих мероприятий ляжет на плечи Кузьмы Макаровича и Глеба. А её удел теперь это бесконечные прогулки в парке, чтение книг, да беседы с Марфой о выборе ужина. И так до гробовой доски.
— Что это вы загрустили, Анна Витольдовна? — спросил Порфирий, который только что сопровождал Куропаткина до полицейского фургона, будто заправский конвоир. — По лицу вашему вижу, думы вас терзают какие-то мрачные.
— Да вот, думаю над тем, на что потратить старость. Научиться вязать чулки или прикупить небольшой огородик, да заниматься выращиванием капусты, — невесело отозвалась Анна.
— Всё бы вам глупости всякие думать, — сердито проворчал Порфирий. — Вам на службу надо возвращаться, а то зачахнете совсем без любимого дела. Надо стратегию выстраивать, как этого мерзавца Князева со службы уйти. А вы всё «капуста», да «чулки». Либо вы играете в карьерные игры, либо карьерные игры играют вами.
Кот прошелся вперед-назад, будто школьный учитель перед классом.
— Вот и думайте, как этого негодяя обскакать, — продолжил он. — Где насолить, за что ухватить, да на мороз выставить. Накопать его грязные делишки, серые поступки, собрать всё воедино, да пригвоздить, навеки распрощавшись. А вы только нос гордо задрали, да ушли. Э-хе-хе. Не дело это.
— Ваше византийское коварство меня пугает, Порфирий Григорьевич, — с улыбкой ответила Анна. — Но я к таким вещам испытываю презрение. Не моё это. Пусть господин Князев дальше живет своей жизнью, как может, а я умываю руки и влезать в карьерную борьбу не собираюсь.
С тоскливым вздохом кот отвернулся, покачал головой. Затем снова глянул на Анну хитрым зеленым глазом.
— Не хочу, не буду, что вы все отказываетесь бороться за себя? А давайте к нему в дом залезем хотя бы? Раздерем на пару ему всю мебель, пусть знает, гад?
— Заманчивое предложение, Порфирий Григорьевич, но я на такие мальчишеские выходки не способна.
— Всё вам не то, всё вам не эдак, — заворчал Порфирий. — Все мои бесценные прекрасные идеи отвергаете. Что не предложу — так всё не в масть.
— А вы всё ворчите и ворчите, мой рыжий друг, — с улыбкой отметила Анна.
— Во-первых, не ворчу, а говорю правду, строго по фактам. Во-вторых, могу немного и поворчать, когда мой желудок пуст уже который час, а никто даже и не соблаговолит подумать, чтобы покормить бедного несчастного котика. Особенно жестоко это, когда я заслужил хоть маленькую сухую корочку хлеба не только своей красотой и мудростью, но и спасением ваших жизней.
— Ну что ж, тогда выдвину встречное предложение, коли так. Предлагаю вам зайти ко мне в гости, да отметить поимку сектантов.
Порфирий сделал вид, что очень пристально изучает, что там происходит на улице.
— И что же у вас имеется? — наконец с ленцой спросил он.
— Марфа уже отдыхает, но, думаю, в кухне всегда для вас найдется холодная копченая индейка, да форель запеченная с мятой.
— Конечно, не бог весть что, но и то сойдет, в голодный год. И штофик валерьяночки по такому случаю не помешал бы, — заметил будто невзначай Порфирий.
— И штофик валерьяночки, — согласилась Воронцова.
— Вот, в кои-то веки что-то дельное предлагаете, — оживился Порфирий. — У меня-то, конечно, была на сегодня ещё целая сотня гораздо более интересных дел запланирована. Но уж так и быть, составлю вам компанию.
Анна в сопровождении кота прошла через море хаоса, которое творилось на площадке перед заброшенным домом. Мешанина из полицейских, задержанных, зевак, стянувшихся невесть откуда, десятки автомобилей.
— Анна Витольдовна, — к ней подошел Кузьма Макарович, — вам бы в больницу надо.
— Зачем? — она изогнула бровь. — Что, я так плохо выгляжу?
— Всё-таки такой стресс пережили, — буркнул сыщик, — по-хорошему надо бы. Не бережете вы себя.
— Не стоит хлопотать надо мной, будто курица-наседка, — резко отрезала Воронцова. — Я сама в состоянии принять решение, куда мне следует обратиться и что с моим самочувствием.
— Кстати да, я вот соглашусь с Кузьмой Макаровичем, — поддакнул Порфирий. — В больницу вам надо, Анна Витольдовна. Заодно покажетесь там господину Чигвинцеву. Бледная дева, чудом спасенная из лап сумасшедших фанатиков, падает в обморок в крепкие, но нежные руки молодого врача.
Он сощурился и хитренько захихикал. Кузьма Макарович ухмыльнулся и расправил усы.
— Увольте меня от подобных сентенций, роль свахи вам не к лицу, Порфирий Григорьевич, — сердито сказала Анна, почувствовав, как кровь прилила к щекам. — Иначе ужинать я сегодня предпочту в гордом одиночестве.
Она взглянула за окно:
— Точнее, скорее уже «завтракать».
— Бесчеловечный шантаж, — возмутился кот. — Даже пошутить не дают. Меня окружают одни жестокосердные тираны. Угрюмые и без капельки чувства юмора.
— Не хотите в больницу, так поезжайте домой, Анна Витольдовна, — сказал Кузьма Макарович. — Давайте вам хоть служебную машину выделю, такси вы тут не вызовите, Глеб Яковлевич последнее свободное забрал.
— Что ж, это можно. Премного благодарна.
Порфирий очень тщательно облизал тарелку, на которой ещё минуту назад был крупный кусок форели. Вздохнул, внимательно оглядел квартиру Воронцовой, с видом самого голодающего в мире создания. Ещё раз надрывно вздохнул.
— Умеет, конечно, Марфа готовить. Чудо, а не женщина, всем бы такую кухарку, — он лукаво глянул на Воронцову. — Вот она столько старается, а как будто сольный концерт даёт, слушателей ей не хватает, если вы, конечно, понимаете, на что я намекаю.
— Я и одна способна расправиться с кулинарными шедеврами Марфы, — с улыбкой ответила Воронцова, уже догадываясь, куда клонит кот. — Помощь с этим мне не нужна.
— Всё вам хиханьки, да хаханьки, как дитя малое. Вот шутки-шутками, — сказал Порфирий, — а замуж вам надобно, Анна Витольдовна.
— Это ещё зачем? — сердито спросила Анна, откладывая вилку и нож.
— Ну, как же. Положено так. Знаете, там, стаканы воды в старости, кресла-качалки, пледы, чтения поэм вслух, табун детей. Вот эти вот все штуки.
— Благодарю покорно, не нуждаюсь пока что.
— Это только сейчас, — назидательно сказал Порфирий. — А о будущем кто думать будет, Анна Витольдовна? Хотите, чтобы Порфирий Григорьевич вам тут бегал кабанчиком, то стакан воды поднести, то очки поискать, когда вы в пряже петлю рассмотреть не сможете, м?