— Глеб Яковлевич! — не выдержав больше воскликнула Анна, цепляясь пальцами за его плечо. — Глеб, вы меня слышите?
Ей казалось прошла вечность, за которую она успела понять, что и впрямь сошла с ума, раз пытается позвать мертвого и слышит, как стучит его сердца. И всё же чудо случилось. Буянов ещё раз вздохнул и медленно открыл глаза.
— Анна Витольдовна, — голос его хрипел. — Чигвинцев убийца.
— Я знаю, Глеб, знаю, — поспешила заверить его Анна, не в силах отвести глаз от ожившего Буянова. — Всё после.
— Но на… надо…
— Не надо. Его я его убила, — призналась Анна и увидев непонимание в глазах Буянова засмеялась, точно сказала хорошую шутку.
— Боже, боже, я же веду себя как сумасшедшая, но я убила убийцу, Глеб Яковлевич, как бы это ни звучало. Но это не главное. Главное, что мы с Порфирием Григорьевичем успели и спасли вас. Так ведь? — Анна взглянула на кота и ее веселость в миг исчезла, сменившись испугом.
— Что там? — не понял Глеб.
Анна не отвечая осторожно протянула руки и сняла с его груди обмякшее тельце Порфирия. Такое маленькое и легкое. Она положила его себе на колени, да так и осталась сидеть на полу, не в силах подняться.
Чуя не ладное, Глеб опустился с кушетки устроившись рядом с ней, посмотрел на неподвижного кота. Глаза Порфирия Григорьевича остекленев, подернулись поволокой, а пасть приоткрылась обнажая клыки.
— Он спас вас, Глеб Яковлевич, вытащил оттуда, — тихо сказала Анна проводя пальцами по пушистой мордочке. — Я и не знала, что так бывает, а он смог. Вот только сам… — она смолкла.
Не веря своим газам, Глеб ласково провел рукой по рыжей шерсти, ставшей вдруг клочковатой, точно у чучелка, почесал за неподвижным ухом, поправил подвернутый хвост:
— Порфирий Григорьевич, что ж это вы разлеглись? — прошептал наконец Буянов шмыгая носом. — Совсем же не время, давайте-ка, не пугайте нас с Анной Витольдовной, приходите в себя.
— Он нас не слышит, Глеб, — голос Анны дрожал как и она сама — он сейчас верно уже далеко- далеко, бежит по радуге, в страну молочных рек. Чтобы потом родиться малышом в новой шубке у мамы кошки.
— Каких еще молочных рек, в какой это новой шубке? — Глеб покачал головой. — Вот еще выдумки, он нам тут нужен, рыжий и ворчливый, как же мы без него?
— Не знаю.
— И я не знаю. — Глеб вновь погладил неподвижный рыжий бок. — Ну же, Порфирий Григорьевич, открывайте глазки. Мы тогда поедем домой купим вам тунца, так ведь, Анна Витольдовна?
— Так, — всхлипнула Анна.
— И тунец и форель, и утиную грудку, всё, как вы любите. Хотите, ешьте их сырыми. Хотите, вареными, только не бросайте нас.
Анна хотела ответить, но в горле встал ком. Она лишь взглянула на Глеба и тот увидел в её глазах безмерную боль. Буянов хотел было поддержать Воронцову, найти подходящие слова, которых, увы, не было, однако в этот миг его внезапно захлестнуло чужими эмоциями. Острым, как когти, раздражением, пряной грустью и обжигающим удовлетворением от собственного я.
Кошачий бок под его рукой дрогнул:
— И чтоб ни о каком лимоне к рыбе я больше не слышал! — подал голос Порфирий Григорьевич, потягиваясь всем телом.
— Ни в жизни, клянусь, — с трудом улыбнулся ему Глеб, ещё не до конца веря своим глазам.
— И я клянусь, — прошептала Анна, размазывая по щекам слезы.
— Допустим, верю, — снизошел до них кот. — А теперь отпустите, хватит мять шерсть. И так после подобных нежностей придется приводить себя в порядок!
Он легко спрыгнул на пол и тут же принялся вылизываться, как ни в чем не бывало.
— Но как? — только и смогла спросить Анна, глядя на кота, как на божество.
— Так, как умеем только мы, коты, — признался тот. — Просто минус одна прожитая жизнь, — тут он хитро покосился на Глеба и добавил: — Впрочем, если и эту жертву вы не оцените, тогда я навеки потеряю всякую веру в человечество! И никогда, слышите, никогда больше не стану вас спасть. Даже если вы попросите, так и знайте.
Порфирий Григорьевич вздохнул.
— Хотя, сегодня я добрый, но это совсем не значит, что не голодный. Что вы там мне обещали? Тунец, форель и утиную грудку? Так вот, я уже готов к встрече с ними.
Эпилог
Снег лег основательно. Серые улицы Парогорска превратились в белоснежную сказку. Деревья в пушистом инее выглядели так, словно сошли с праздничных открыток. Не смотря на то, что до Рождества оставалось ещё больше месяца, Глеб был уверен, что в воздухе пахнет праздником.
Стоя возле участка он дымил сигаретой, готовясь сделать сегодня важный шаг в своей жизни. В ещё одной новой жизни, в той, что подарил ему Порфирий. Удивительный кот сумел вытащить его из посмертия и вернуть к жизни в этом мире. Впрочем, стоило отметить, что никакого другого Глеб там за чертой не увидел, только бесконечная тьма и холод. То ли он исчерпал лимит перерождений, то ли их никогда и не было.
Он вспомнил, как смотрел на неподвижное тело Чигвинцева, убитого Анной, и думал: повезёт ли безумному лекарю попасть в иной мир или для него всё кончено?
Потом началась привычная работа, осмотр тела, расследование, объяснения о происшествии от Анны Витольдовны. Глеб и рад бы был помочь, но его не отпустили не то что на службу, но даже домой. Срочно прибывший из отпуска лекарь Феофан Лукич при осмотре только развёл руками:
— Не понимаю, почему вы живы, но данный факт неоспорим.
Глеб и сам не понимал. Может, приглянулся незримым богам, пославшим ему на помощь Порфирия Григорьевича, или ещё не сыграл свою главную роль? Как знать.
Анна вернулась на работу. Кроме убийств совершенных лекарем с помощью медицинской магии, ей предстояло разгрести всё то, что натворил Князев совместно с сектантами. По этому поводу из столицы прибыл прокурор Лихорубов, поскольку без его силы расследование бы, пожалуй, растянулось на годы.
Глеб не особо рвался на службу, но и лежать в госпитале не хотелось, поэтому как только Феофан Лукич нехотя признал, что все последствия негативного магического воздействия покойного Петра Сергеевича устранены, выписался. И вот теперь стоял у околотка, готовясь к важному шагу.
Паровик Анны припарковался на противоположной стороне улицы и Воронцова выпорхнув из машины и поправив шляпку направилась к Глебу:
— Готовы, Глеб Яковлевич?
— Всегда готов, — кивнул он и затушив сигарету первым направился к дверям.
Стоя рядом с Анной в кабинете начальника, Глеб задумчиво смотрел на Лихорубова. Прокурор, сидя за столом, на котором высились бумаги по делу сектантов, внимательно читал отчет, поданный Воронцовой. Тишина стояла такая, что пробудись сейчас муха, все бы услышали, как она трёт лапки.
Наконец чтение было завершено и Петр Алексеевич закрыв папку положил руки поверх нее:
— Итак, я верно понял, что господин Князев всё это время поддерживал контакты с Мельниковым, собирая информацию на участников культа? В том числе и на Чигвинцева?
— Именно так, — кивнула Анна. — Мы считаем, что документы ему требовались для давления на причастных. Возможно, среди имен уничтоженных огнем были и высокопоставленные люди, что могло бы объяснить, отчего Князев в своё время получил столь быстрое повышение, а затем так внезапно появился здесь, когда тело Мельникова-младшего ещё не успело остыть. Опять же не стоит забывать, что он сжигал бумаги и попытался убить нас с господином Буяновым, лишь ради того, чтобы мы не продолжали вести следствие.
— Но при этом Чигвинцев заявил, что не знал Князева? — уточнил Лихорубов.
— Да, — кивнул Глеб. — На мой взгляд лекарь стал одной из жертв эликсира Мельникова. После принятия у него случилось психическое расстройство, в результате которого он и стал убивать тех, кого считал пришельцами из другого мира.
— В том числе и вас?
— И меня.
— Допустим. Но как во всё это оказалась вовлечена госпожа Лукина? Дарья Ивановна, конечно, отличалась, — Лихорубов запнулся, подбирая слово, — своеобразным восприятием мироздания, но не была опасна.
— Увы, мы считаем, что ее обманул господин Чигвинцев. Сыграл на её возрасте и вере в демонические сущности, взращенные в ней ещё в детстве психически больным отцом. После чего напугал пожилую женщину, заставив её бежать и погибнуть на болотах. Тем самым он видимо желал завести нас в тупик и если бы не смерть Елизаветы Михайловны, ему бы это удалось, — призналась Анна.
— Как жаль, что ни с кем из них я не могу пообщаться. — Лихорубов потер висок. — Столько нитей оборвано. Столько нелепых смертей под предлогом изысканий путей в другие миры. Пока я вел допрос сектантов, я ей-богу думал, что сам с ума сойду! Но ведь они верят в эту ерунду, вот в чём беда, и как знать, о ком ещё мы не знаем, уже не сможем узнать. — Прокурор взглянул на стопку бумаг, а затем перевлё взгляд на Глеба. — А вы, господин Буянов, верите в существование других миров?
— И рад бы, но нет, — хмыкнул Глеб. — Я тут недавно помирал и, к сожалению, ни рая, ни ада не увидел, так что никакой надежды для меня.
— Что ж, может быть, может быть, — закивал Лихорубов, затем замолчал и вдруг хлопнул ладонями по столу. — Ладно, считаю, что дело можно считать закрытым. Основные виновники мертвы, а участники культа это уже не моя забота. Остается лишь один вопрос. Анна Витольдовна, вы готовы занять место главы полиции Парогорска на постоянной основе?
Анна чуть нахмурилась:
— Прошу прощения, Пётр Алексеевич, но нет. Пожалуй, у меня несколько другие планы на жизнь.
— Как жаль, а я ведь на вас рассчитывал, — поморщился прокурор. — Ладно, значит предложу это место Кузьме Макаровичу. А вы, Буянов, получите место старшего сыщика.
— И я прошу прощения. — Глеб сделал шаг вперед и положил на стол лист бумаги. — Но у меня тоже другие планы.
Лихорубов пробежал глазами заявление:
— Я всё понимаю, работа тут сложная, неприятная. Один начальник на каторге, другой в могиле. Место аурографиста считается проклятым, я до сих пор не нашел желающего на эту должность. Но, тем не менее, вот так бросать товарищей, одумайтесь, господа!