— И всё же я считаю, что будет не лишним расспросить Мельникова о сыне.
— А я сказал нет, — Князев прихлопнул ладонью по столу. — Тревожить отца, который только вчера потерял сына, лишь бы изображать бурную деятельность? Потешить важность своего «чутья»? Я сказал «нет». Это приказ. Дело закрыто. Возвращайтесь к своим обязанностям. Всё, можете идти.
Анна не прощаясь вышла из кабинета, громко цокая каблуками, и покинула здание управления. Оказавшись на улице, сделала медленный глубокий вдох холодного осеннего воздуха.
— Я так понимаю, вы с Князевым давно знакомы? — спросил у неё за спиной Глеб, чиркая спичкой и прикуривая папиросу.
— Очень давно, — сквозь зубы ответила Анна.
— Я так понимаю, про обстоятельства вашего знакомства вы рассказывать не хотите?
— Не хочу, — Анна кивнула.
— Так я и знал, — Глеб шумно выдохнул сизую струйку табачного дыма. — Сплошные тайны и недомолвки. Ладно, буду строить просто самые страшные и нелепые предположения. Или у Порфирия Григорьевича потом спрошу. Тот вообще всё на свете знает.
Анна хмыкнула, тут же снова посерьёзнела, заложила руки за спину, нервно дернула уголком губ.
— Какое ваше мнение, Глеб Яковлевич? — спросила она. — Вы тоже считаете, что господин Мельников скончался от тромба? Всего лишь роковой случай, для нестарого ещё мужчины?
Глеб ещё раз медленно и шумно выдохнул, протянул «эммм», оглядываясь по сторонам, словно ища помощи у прохожих. Помощи не нашлось.
— С одной стороны, — начал он осторожно, словно каждое его слово пробиралось по минному полю, — несчастные случаи случаются. Простите за каламбур. С другой стороны, не могу отрицать, что смерть Мельникова выглядит подозрительной и требующей внимательной проверки.
Он взглянул на Анну, пытаясь по её лицу прочитать, нужна ли ей поддержка в своих подозрениях или наоборот, она хочет, чтобы её отговорили.
— Физического насилия над несчастным Василием не было, — продолжил вслух рассуждать Глеб. — Отравления тоже. Какая-то хитрая магия? Может быть, мне судить тяжело, я с магическими делами исключительно на «вы»…
Глеб снова взглянул на Анну. Никакой реакции.
— Опять же его отец… — Глеб с сомнением пожал плечами. — Убитый горем человек, который, однако, находит в себе достаточно запала хамить и прогонять сотрудников полиции? Хм. Возможно, что даже не сами обстоятельства смерти Василия Мельникова заслуживают внимательной проверки, как деятельность его отца? Так или иначе, у нас есть повод побеседовать с ним подробнее.
Анна коротко кивнула и взглянула на Глеба, что тот расценил, как требование развить мысль. Насколько этичным будет подталкивать свою начальницу идти против прямого запрета её начальства? Трудно было сказать по вечно холодному и строгому лицу Воронцовой, насколько её желание допрашивать Мельникова являлось профессиональным чутьем, а насколько возможностью насолить старому знакомому, ставшему главным, с которым явно отношения не из приятных. Хоть бы и такой мелочью.
— С третьей стороны этой странной медали, — напомнил вслух Глеб, — у нас есть приказ Князева заняться другими делами.
Ему казалось, что он выбрал самый взвешенный дипломатичный ответ из всех возможных. Анна же наградила его старания только долгим молчанием и поджатыми губами.
— Едем к Мельникову, — наконец сказала она. — Сообщим отцу обстоятельства смерти сына. Заодно проверим его реакцию.
Дверь им открыла служанка. Она чуть вздрогнула и испуганно глянула за плечо, будто где-то там прятался хозяин.
— Здравствуйте, Ефимия, — Анна чуть склонила голову. — Семен Николаевич дома?
— Да, дома, но… Но не думаю, что Семен Николаевич вас примет сегодня.
— Сударыня, — Глеб сделал шаг вперед, — мы из полиции. Нам не нужно приглашение. Мы пришли по делу.
— Простите, может лучше всё-таки в другой день?
— А что? — быстро спросил Глеб. — Вам были инструкции не пускать нас?
— Вроде нет.
Ефимия растерянно оглянулась.
— Ну, тогда мы зайдем, — тоном не терпящим возражений сказал Глеб. — И будем помнить, что вы честно пытались отговорить нас.
Служанка распахнула дверь и отошла в сторону, пропуская гостей.
— Семен Николаевич в гостиной, — сказала она с явным нежеланием самой провожать к хозяину.
— Сначала зададим вам пару вопросов, — сказала Анна. — Если вы не возражаете, конечно.
— Мне? — перепугано спросила Ефимия. — Зачем?
— Вот такая работа, — сказал Глеб. — Просто задаём вопросы. Вы не волнуйтесь. Расскажите, происходило в последнее время что-нибудь странное?
— Нет, — шепотом ответила Ефимия и снова глянула за плечо. — А что могло странного произойти?
Глеб, словно успокаивая девушку, осторожно обхватил её ладонь пальцами.
— Мало ли что? — сказал он. — Какие-то странные гости, письма, записки, непонятные инциденты. Что-то такое?
— Нет, ничего подобного.
Судя по её эмоциям, она была немного встревожена, но не врала. Нервозность, суета, но никакого следа в её чувствах, что девушка пытается что-то подавить, не высказав вслух.
— Может Василий вел себя странно в последнее время? — спросила Анна. — Беспокоился из-за чего-то? Нервничал?
— Нет. Всё было как обычно.
— А что Семен Николаевич? Может он был чем-то испуган? Или обеспокоен?
— Нет, говорю же вам. Всё было как обычно. И вдруг… такой кошмар.
Ефимия всхлипнула и кончиком фартука стерла слезу.
— Бедный Василий Семенович.
— А что матушка Василия? — сердито спросила Анна. — Жива?
— Погибла больше десяти лет тому назад. Ехали на паромобиле, был дождь. Машину занесло и она слетела с дороги. Водитель и жена Семена Николаевича погибли, а сам Василий чудом жив остался.
— Какие отношения были между отцом и сыном? Какие-то ссоры? Споры по вопросам ведения семейного бизнеса?
— Нет-нет, что вы. Они любили друг друга, Семен Николаевич в сыне души не чаял.
Глеб почувствовал, как в эмоциях девушки проскользнула какая-то тревога. Она замешкалась с ответом всего на секунду, и это не ускользнуло от внимания Воронцовой.
— Врать сотрудникам полиции это плохая идея, — строго сказала она. — Скажите правду.
— Если вы что-то утаили, — тут же подхватил Глеб, — вы можете оказаться соучастником, скрывшим улики. Если нам не пригодится ваш рассказ или даже поможет, мы сохраним в тайне ваше имя. Не волнуйтесь.
Ефимия от этих слов начала волноваться только сильнее, так что Анне пришлось говорить чуть мягче:
— Между отцом и сыном были какие-то размолвки?
— У них… у них были напряженные отношения. Странно как-то прозвучит, не знаю… Но как будто Семен Николаевич всегда с подозрением относился к сыну. С опаской какой-то что ли. Знаете, будто со сноровистой лошадью, которая тебя лягнуть может в любой момент. Не знаешь, чего от неё ждать. Но сына всё равно любил, не буду наговаривать.
Анна скептически изогнула бровь. Затем перевела взгляд на Глеба с красноречивым выражением «я же говорила».
— Очень понятное сравнение, благодарю, Ефимия. Не знаете из-за чего?
— Уж этого не знаю, простите. Простите, забудьте, я всякие глупости несу.
— Не переживайте, это останется между нами. Проводите нас, прошу.
За одну ночь Мельников-старший постарел, казалось, на добрый десяток лет. Лицо его осунулись, морщины глубоко изрезали кожу, под глазами мешки. Промышленник словно не заметил гостей в своём доме. Даже не подняв на них взгляда, так и продолжил сидеть за столом в гостиной, покручивая в пальцах стакан, рядом с почти пустой бутылкой коньяка.
— Ефимия, — тихо окликнула Анна служанку. — Он вообще спал?
— Нет, — шепотом ответила та. — Семен Николаевич пьёт всю ночь. Это третья уже бутылка.
— Доктора может вызовем? — спросил Глеб. — Таблетки успокоительные даст, или так в сон погрузит, магией. А то так и помереть не долго.
При упоминании смерти служанка быстро запричитала что-то неразборчиво и несколько раз перекрестилась.
— Кхм, Семен Николаевич! — окликнула она хозяина.
Тот что-то пьяно забубнил и махнул рукой, то ли прогоняя служанку, то ли отмахиваясь от терзавших его изнутри демонов.
— Семен Николаевич, к вам пришли.
Промышленник поднял на Глеба и Анну красные глаза. Стиснул стакан, выпил до дна.
— Вы кто?
— Мы из полиции. Мы уже приходили вчера.
— Да… Да… Я помню. Всё помню. Что вам надо?
— Мы хотели бы расспросить вас о вашем сыне, о Василии.
— Я помню, как зовут моего сына! — заорал Мельников. — Что вы пришли-то сюда? Кружите тут, как воронье? Слетелись, вашу мать, на мертвеца? Проваливайте из моего дома!
— Семен Николаевич, — сказала Анна, — понимаю ваше горе, но мы хотим задать пару вопросов.
— Понимаете? — Мельников фыркнул, брызнув слюной. — Вы ничего не знаете. Ничего. Ничего не понимаете, через что я прошёл…
— Так расскажите нам. Мы попробуем понять вас.
Мельников перевел на неё осоловевший мутный взгляд. Попытался подняться со стула, но затем грузно опустился обратно.
— Ничего вы не знаете… — повторил он. — Даже представить не можете.
— Чего именно? Что у вас случилось?
Мельников икнул и мелко затряс головой.
— Уходите, — пролепетал он. — Просто уходите.
— У вас что-то случилось? В прошлом? Или у вашего сына?
Мельников продолжал молчать, мотая головой.
— Семен Николаевич, — твердо сказала Анна, — любые, даже самые незначительные обстоятельства, касающиеся вас или вашего сына, которые могут быть подозрительны, могут оказаться очень важными для понимания, что случилось с Василием.
— Убирайтесь! Убирайтесь вон!
Мельников заорал с такой яростью, что слюна брызнула с губ. Он схватил коньячную бутылку и запустил её в стеклянный шкаф. Треск, звон, шрапнель осколков, испуганный вскрик Ефимии. Глеб инстинктивно сделал шаг вперед, закрывая собой Анну, ожидая, что Мельников сейчас бросится в атаку, но тот лишь опустился на стул и громко зарыдал, уронив лицо в ладони.