— Прошу прощения. Всего доброго, — отчеканила Анна и резко повернулась, так что взметнулся подол длинного серого платья.
— Не уверен, но как будто всё прошло не очень хорошо, — сказал Глеб Анне, когда перепуганная бледная Ефимия захлопнула за их спинами дверь.
— Хоть мы и не получили точных ответов, тем не менее, есть хоть что-то. Мельников-старший точно что-то скрывает, связанное с сыном.
— Ну, похоже, как будто он действительно скорбит о его смерти?
— Похоже, — Анна кивнула. — Но если в прошлом случилось нечто такое, о чем отец предпочитает умалчивать, это может оказаться очень важной информацией.
— Сын умер от естественных причин. Вы думаете, что это было изощренное убийство?
— Может быть. Может быть тайна связана с чем-то нехорошим в прошлом. Рано строить догадки. Вернемся в управление.
Не успели они подняться по ступеням в здание полицейского участка, как нос к носу столкнулись с Кузьмой Макаровичем. Сыщик был мрачнее тучи.
— Вас там, это, кхм, начальство новое ищет, — сказал он. — Кричит там, орёт. Не задерживайтесь лучше.
Он нервно пожал плечами, прикурил папиросу. Будто хотел прибавить что-то ещё, но только сердито махнул рукой и ушёл.
— Как думаете, — мрачно спросил Глеб, — какова вероятность того, что начальство узнало о нашем визите к Мельникову? Или есть шансы, что нам премию хотят выписать?
— Не будем гадать об очевидном, Глеб Яковлевич.
Анна постучалась в кабинет начальника полиции, который занимала ещё вчера.
— Войдите.
Глеб открыл дверь, морально чувствуя себя так, будто входит в пещеру к Минотавру.
— Алексей Леонидович? Вызывали?
Шеф кивнул. Сесть им даже не предложил. В чёрных глазах бушевала буря.
— Что-нибудь хотите мне сказать? — спросил он. — Нет?
Князев сцепил пальцы так, что побелели костяшки.
— Может мне что-нибудь надо знать о том, чем вы оба занимались на службе последние пару часов?
— Мы посетили Мельникова, — холодно ответила Воронцова.
— Мельникова? — Князев протянул эту фамилию так, будто при этом кого-то душил. — Позвольте уточню, это того самого Мельникова, которого я запретил беспокоить? А?
Он сорвался на крик, дёрнул шеей. От его утреннего расположения не осталось и следа.
— Того самого? Или какой-то другой Мельников есть в Парогорске? Которого вы посетили не нарушая моего прямого на то приказа? Ну, не томите. Отвечать!
— Того самого, — Анна сердито вздернула подбородок. — И рекомендую вам не разговаривать со мной в таком тоне, Алексей Леонидович.
— Вот как? — у Князева снова дёрнулась щека, но тон он сбавил. — Вы мне ещё советы раздаете? Может лучше припомните, что такое субординация? Что такое дисциплина на службе? Это вообще знакомые вам термины?
— Мы считали, что Мельников может что-то знать об обстоятельствах смерти сына, — вставил Глеб.
— А вы вообще помолчите, господин стажер. С вас взятки гладки, в полиции вы без году неделя. Но вот от вас, госпожа Воронцова, мне понадобится ответ, по какой причине вы нарушаете прямой приказ начальства. Ну, давайте, расскажите, узнали что-нибудь от Мельникова?
— Мельников отказался с нами разговаривать.
— Вот как? — с ядом в голосе протянул Князев. — Удивительно, что убитый горем отец не хочет общаться с двумя бездельниками на государевой службе, которые надоедают ему в день смерти сына. Странно это для вас, не так ли?
Он помахал пальцем возле уха.
— Напомните ещё раз, почему вы решили беспокоить этого несчастного человека? Я всё никак в толк не возьму.
— Есть информация, что между ним и сыном были напряженные отношения, — отчеканила Анна. — Мельников-старший вел себя подозрительно.
— То есть всё дело только в вашей интуиции? Мне казалось, я вполне доходчиво вам всё сказал по этому поводу.
— Дело в моём профессионализме.
— Ваш профессионализм довёл до того, что несчастный старик звонил мне и плакал. Говорил, что к нему приходят мои люди и пытаются своими вопросами порочить честь покойного сына!
— А вот это неправда, — вставил Глеб.
— Молчать! Вы вообще отдаете себе отчет в том, что вы творите?
— Этот звонок только больше убеждает меня в том, что ему есть, что скрывать, — сказала Анна. — Раз он счёл важным, в столь скорбный для себя день, звонить вам и убеждать не проводить расследования.
— Вы как себя чувствуете? — задохнулся от возмущения Князев. — Хорошо? Голова не кружится, ничего такого? Потому что мне кажется, вы немного приболели, Анна Витольдовна. Вам надо отдохнуть. Пару неделек. Или месяц. Лучше вообще бессрочно.
Анна вспыхнула, но в последний момент сумела сдержать порыв ледяного гнева. Князев покивал.
— Да, Анна Витольдовна, — в его голосе звенела холодная ярость. — Вам лучше пойти домой. Парогорская полиция в вашей службе больше не нуждается.
Глава 5
Анна вспыхнула, её ноздри раздувались от гнева, она сжала кулаки. Глеб ещё никогда не видел её в такой ярости. Ему показалось, что секунда-другая и она набросится на начальника. Но Воронцова сумела справиться с бушующими внутри чувствами, так что только молча развернулась и вышла из кабинета.
— Постойте! — Глеб ошарашенно взглянул на равнодушного Князева и выбежал вслед за ней. — Анна Витольдовна, погодите! Давайте всё как-то уладим, ну нельзя же так!
— Вы слышали ваше новое начальство, Глеб Яковлевич. Если в моей службе больше не нуждаются, так тому и быть.
— Да что за глупости, в самом деле? — рассердился Глеб. — Только из-за того, что мы ещё раз съездили и поговорили с Мельниковым? Увольнять? Вас? Да вы же лучший сотрудник этого богом забытого околотка.
Анна грустно улыбнулась.
— Ценю вашу высокую оценку моего профессионализма, но господин Князев сказал уже своё слово. На этом всё.
— Уйдете вы, уйду и я.
— Не глупите, Глеб Яковлевич. Это только моё дело.
— Почему нет? Я сам уволюсь из полиции. В знак протеста.
— Да? И чем же вы будете заниматься?
Вопрос был хороший.
— Пока не знаю, — Глеб растерянно пожал плечами. — Да мало ли. Стану землепашцем. Или смотрителем библиотеки. Прошлого убили, место вакантно.
— Черный юмор вам не к лицу, — мягко ответила Воронцова. — Прекратите дурачиться. Оставайтесь в полиции, это ваш долг перед лицом общественности.
Глеб хотел сказать что-то ещё, но ничего не пришло на ум. Не прощаясь Анна отвернулась, процокала каблуками по коридору и вышла из здания околотка. В полной растерянности Глеб смотрел перед собой несколько секунд, затем ворвался в кабинет начальника. Князев, будто ничего не случилось, сосредоточенно перебирал бумажки.
— Знаете что? — подняв голову сказал Глеб. — Увольняйте и меня. Я напишу рапорт.
Князев неторопливо собрал бумаги в стопку, убрал в папку, затем откашлялся и поднял взгляд на стажера.
— Вот как? — спросил он. — Хотите подать в отставку? Милости прошу, я вас не могу за ботинки хватать. Только вы мне скажите, кто за вас службу нести будет?
— Что-то вы не задавались этим вопросом, когда Анну Витольдовну отстранили.
— Анне… Витольдовне, госпоже Воронцовой, слишком затмили глаза личные мотивы. Она поставила их выше служебного долга и предписаний. Уйдете и вы, а что дальше? Кто будет следить за порядком в городе? Один несчастный Кузьма Макарович и десяток городовых?
— Да хоть бы и так, — ядовито ответил Глеб. — На вашей совести это будет.
— Со своей совестью-то я как-нибудь разберусь, — спокойно парировал Князев, — а вы со своей что делать будете? Сдается мне, Глеб Яковлевич, вы не из тех людей, что будут спокойно спать по ночам, зная, что из-за их халатности и неуместной гордости кто-то страдает.
В первую секунду Глеб хотел ответить какой-то очередной колкостью, но слова будто застряли у него на языке. Он понял, что Князев прав.
— Пока я вынужден вам объяснять прописные истины о субординации на полицейской службе, — продолжил начальник, — в приемной дожидается несчастная женщина, у которой без вести пропала племянница.
Князев взял со стола бумажку, быстро пробежался глазами по тексту.
— Некая госпожа Снегирева, Светлана Петровна. Вы не стесняйтесь, Глеб Яковлевич. Подойдите к ней и прямо в глаза скажите несчастной женщине, так мол и так, Светлана Петровна, я слишком горд, чтобы помогать вам в вашей беде. Остальные сотрудники заняты, а я пойду домой. Вместо служения простым людям, буду до конца дней своих попивать чай и листать газеты. У меня сильные личные мотивы. Так что, госпожа Снегирева, что там случилось с вашей племянницей, меня уже совершенно не волнует. Это же буквально то, что вы имеете в виду, своими угрозами написать рапорт.
— Нет, — огрызнулся Глеб, — это не угрозы. Это констатация того, что с вами я работать не имею ни малейшего желания.
Князева насмешливо посмотрел на него.
— Вот как. Ваше право, конечно. Хотите — пишите рапорт, я поставлю под ним подпись. Только вы кому и что этим доказывать собираетесь? Ради своей мальчишеской порывистости оставите людей без помощи? Таких, как госпожа Снегирева? Или если очередная Елизавета Шмит попадет в лапы сумасшедшего, пусть сама как-то выкручивается из беды? Вспомните на минутку о вашем долге, Глеб Яковлевич. Не стоит забывать, что есть вещи выше личных интересов. Ступайте, господин стажер. Делайте, что сочтете нужным. А пока что вас дожидаются в приёмной.
Скрипя зубами от гнева, Глеб вышел из кабинета. Пошел он к черту, этот Князев. Можно открыть своё частное детективное агентство и помогать людям. И без таких наглых хлыщей в высоких кабинетах. К черту его! Глеб был в полной решимости немедленно найти чернила, перо и бумагу, чтобы написать рапорт, но в коридоре он увидел пожилую женщину, сидящую на лавочке и нервно потирающую узловатые пальцы. Судя по красным глазам, бедная бабушка плакала уже несколько часов не переставая.
Кипящий в нем гнев резко остудился. В чем-то этот мерзавец Князев был прав. Уволиться он всегда успеет, а кому-то помощь нужна прямо сейчас.