— Значит, дело закрыто, — важно объявил Порфирий и, подумав, добавил: — Даже два. Стоит отметить. Только чур — тунцом.
Часть 2Глава 1
— Вы ужасный игрок в карты, Порфирий Григорьевич, — сказал Глеб, выкладывая на стол короля червей.
— Сами бы попробовали играть нормально, когда у вас лапки, — пробурчал в ответ кот, — посмотрел бы я на вас. Послушал бы ваши хиханьки, да хаханьки.
— Как обыгрывать меня в шахматы, так вы первый, а как картишки раскинуть, так сразу лапки.
Глебу пришлось соорудить подставку, чтобы втыкать в неё карты — Порфирий Григорьевич действительно не мог их удержать в лапках. Казалось, что проблема решена, но коту особо не надо было поводов, чтобы поворчать или сослаться на нечестность игры. Воронцова, если бы увидела эту картину, непременно сочла бы обязательным отчитать Глеба с Порфирием, что те ерундой маются вместо работы, но на благо та отлучилась куда-то по своим делам.
Глеб сгрёб в сторону побитые карты и выложил на стол две шестёрки.
— А это вам на погоны, — прибавил он.
Кот пренебрежительно фыркнул, лапой скинул карты со стола.
— Гордитесь собой, да? Обыграл здоровый лоб маленького котика и рад? Никакого благородства. У меня от голода уже сознание мутится, а вы и рады воспользоваться слабостью оппонента.
— Желудок ваш, любезный друг мой, как бездонная топка. Два часа не прошло, как я вам подавал жареную курицу, — возмутился Глеб.
— Вы бы ещё про прошлый год вспомнили…
Их завязывающуюся перебранку нарушил стук в дверь.
— Да–да, входите! — крикнул Глеб через плечо.
Ожидать клиентов в последнее время не приходилось. Куда как скорее это был очередной продавец товаров вразнос или мальчишка посыльный, который прибежал поинтересоваться, не надо ли господам принести чего из кабака, может чаю горячего или свежих бубликов.
Однако, против Глебовых ожиданий, в кабинет вошел пожилой мужчина с военной выправкой. Хотя по лицу ему можно было дать все восемьдесят, идеально ровная спина, седые бакенбарды вразлет и орлиный взор выдавали в нем человека, который до самой гробовой доски будет держаться так, будто он на строевом смотру в гусарском полку.
Гость с любопытством осмотрел кабинет. Глеб развалившись полулежал в кресле, закинув ноги на стол, где всё ещё сердито топорща усы сидел Порфирий, а по полу разбросаны карты.
— Это агентство «Порфирий, Воронцова, Буянов»? — спросил посетитель.
Голос у него был такой, что можно было бы услышать и на поле боя в конной рубке.
— Совершенно верно, прошу, проходите.
Спохватившись Глеб вскочил с места, жестом пригласил гостя присесть. Тот играючи, будто мальчишка, перекинул трость из руки в руку, опустился в кресло.
— Меня зовут Лазарев, Алексей Степанович, — представился посетитель. — Полковник, ныне в отставке. А вы, должно быть, Порфирий? Простите, не знаю, как по отчеству.
— Отнюдь, — кашлянул Глеб и указал рукой на кота: — Я Буянов, Глеб Яковлевич, а Порфирий это он.
— Любопытно, что в названии вашего агентства первым именем указан кот.
— Как самый ценный и незаменимый сотрудник. Душа и сердце этого маленького предприятия, — заметил Порфирий.
— В этом нисколько не сомневаюсь, — усмехнувшись ответил Лазарев. — Всегда предпочитал котов собакам.
— Вот сразу видно хорошего человека, — шепнул Порфирий, устраиваясь на столе поудобнее.
— Так и где же госпожа Воронцова тогда? — спросил старик.
— Временно отсутствует, — ответил Глеб. — Чем мы можем вам помочь?
— О, понимаете ли, дело самое обыкновенное, — небрежно ответил Лазарев, будто о сущем пустяке. — Меня хотят убить.
— Напротив, кажется, это очень любопытно, — ответил Глеб, удивленно приподняв брови.
Он достал из портсигара сигарету, предложил старику, тот отказался, закурил сам.
— Что же за обстоятельства, при которых вы получили подобную угрозу?
— Вот, сами взгляните, пришло в конверте без штемпелей.
Лазарев достал из кармана сюртука сложенную бумагу, протянул её Глебу. Тот осторожно принял лист, попробовал и так сяк взглянуть особым взглядом, стараясь зацепить взором, нет ли следов чужой ауры на бумаге, но тщетно. То ли не хватало опыта, то ли отправитель был предельно осторожен. На дорогой мелованной бумаге шло всего лишь несколько аккуратных строк печатными буквами.
— Завтра на ужине вас попытаются убить, — прочёл вслух Глеб. — Будьте осторожны. Доброжелатель.
— Лаконично и вполне доходчиво, — кивнул Порфирий. — Не похоже на попытку запугать вас или пустое послание от безумца. Страсти маловато в этих сухих строках.
— Я расценил это сообщение точно так же, — постукивая тростью по носку ботинка усмехнулся Лазарев. — Потому и обратился к вам.
— Почему же именно к нам? — спросил Глеб. — Не лучше ли было бы обратиться сразу в полицию?
— Помилуйте, — отмахнулся Лазарев, — что они сделают? Выразят сочувствие? Посоветуют забиться в нору и не высовываться, пока потенциальный убийца не помрет от старости? К сожалению, в силу моего возраста, я куда ближе многих в очереди на погост, а оставить подобные угрозы без ответа не в моих привычках. Тем паче…
Лазарев лукаво взглянул на Глеба.
— Тем паче, что у парогорской полиции в последнее время далеко не самая лучшая репутация. Я читаю газеты, молодой человек. Один начальник в тюрьме, другой, замешанный в темных делишках, в гробу, два аурографиста мертвы… Ох, не самое выгодное вложение, надеяться на эту службу.
— Так почему же вы все-таки решили обратиться именно в наше агентство? — спросил Глеб. — Мы все-таки тоже выходцы из парогорской полиции.
— Молодой человек, я же сказал вам — я читаю газеты. И ваше лицо и лицо госпожи Воронцовой часто мелькало на передовицах в последние месяцы. К сожалению мордочка этого обаятельного рыжего упитанного сударя…
Порфирий весь расплылся от этих слов.
— Увы, не было представлено. Так что кому же ещё доверить столь ответственное задание, как охрану моей жизни? Или же, по крайней мере, месть за неё.
— Что ж, понимаю, — Глеб присел за стол, не удержавшись почесал Порфирия по загривку, заслужив сердитый презрительный взгляд. — Возможно, при таких-то вводных, что и в самом деле идея отказаться от ужина не так уж и плоха? К чему лишний раз играть с огнем?
Лазарев в сердцах стукнул тростью по полу.
— Меня кололи французским штыком, — выкрикнул он, — рубили турецким ятаганом, во мне до сих пор несколько картечин английской артиллерии! А вы мне предлагаете в испуге забиться в угол от какой-то записульки, будто нервная дамочка?
— Вас понял, — ответил Глеб, смущенный таким яростным напором. — Если это ваше решение, так тому и быть. Надеемся, что сумеем помочь, чем сможем. Можете рассказать подробнее о себе? Есть ли у вас враги?
Старик только презрительно хмыкнул.
— Враги? Молодой человек, я слишком стар, чтобы иметь врагов. Все мои противники либо остались на поле боя, либо уже на том свете — старость не щадит никого. С тех пор как я вышел в отставку, у меня из всех дел осталась только охота, карты, да опустошение винных погребов.
— Может кто-то из старых знакомцев, на кого вы и подумать не могли? Несостоявшиеся дуэли? Кто-то считает, что вы его обошли по службе?
— Никого, — бескомпромиссно отрезал старик.
Глеб задумчиво побарабанил пальцами по столу, оценил дорогой костюм Лазарева, золотой набалдашник его трости.
— А что у вас… в наследстве? Простите за такой вопрос, но, сами понимаете… Если у кого-то из ваших родственников имеются, например, серьёзные долги, очень такой простой способ решить все свои финансовые вопросы, добравшись до наследства.
Он старался очень аккуратно подбирать слова, кто его знает, не вскочит ли сейчас этот боевитый дедок и не отходит ли его тростью за такие предположения, но Лазарев остался совершенно невозмутим.
— Об этом я думал, — кивнул он. — Из родственников остался только сын, Роман, майор тридцать пятого пехотного полка. Завтра на ужине он тоже будет.
Порфирием с Глебом переглянулись.
— Разумеется я думал о том, не захотел ли меня прикончить родной сын, — Лазарев сказал об этом, как о самой заурядной вещи в мире. — Но насколько мне известно в деньгах он не нуждается, примерно несёт свою службу. Видимся мы едва ли раз в год, так что вроде и не успели нигде насолить друг-другу.
— И всё же, боюсь, в таких делах первый подозреваемый… — осторожно начал Глеб.
— Я всё прекрасно понимаю, — прервал его Лазарев. — Не надо мне разъяснять банальности. Если окажется, что мой родной сын решил избавиться от старика, пусть так. Поймайте его за руку и отдайте на мой суд. Если это будет кто-то другой — то же самое. Вот и всё.
— Понял. Кто ещё из гостей и слуг завтра будет в доме?
— Очень близкий круг. Слуг держу всего двое, кухарка Акулина, да слуга Еремей. Они со мной полвека уже, почитай. Из гостей только мой сын и две семейные пары. Сын моего коллеги по старому бизнесу, с женой, да дочка покойного сослуживца, с мужем. Вот и всё.
— Вы уже сообщали кому-нибудь о полученной угрозе? — спросил Глеб.
— Пока что вы двое первые.
Лазарев крепко стиснул пальцы на набалдашнике трости, несколько раз пристукнул ей по полу, будто втыкает шпагу в чье-то тело.
— Ума не приложу, кому из них пришло в голову убить меня. Да и за что? Что за времена нынче пошли, никакого благородства. Если раньше надо было кого-то убить, то кидали вызов на дуэль, а сейчас… Вы были когда-нибудь на дуэли, молодой человек?
— Довелось разок, — ответил Глеб, припомнив как давным-давно, казалось уже в прошлой жизни, выстрелил в Бакунина.
— Это хорошо. Значит, вы мне подходите. Итак, моё предложение. Завтра приезжаете в мой особняк, поприсутствуете на ужине. Сумеете поймать убийцу до того, как он расправится со мной — отлично. Если нет — поклянетесь не оставить это просто так и довести негодяя до суда. Если же всё это окажется лишь чьим-то дурным розыгрышем — значит просто отужинаете со мной и моими близкими. Аванс можете оставить себе в таком случае. Мы договорились?