— Не стоит шутить с такими вещами, как смерть, — снова холодно бросила Апрельская.
— Думаю, мне можно. Однажды я уже был мертв.
— Вы слишком болтливы для мертвеца, — буркнул Иван.
— А что? Лично мне очень интересно, — снова оживился Мартынов. — Уверен это очень интересная история.
— Не слишком интересная и уж совершенно точно не для ужина, — отрезал Глеб и снова сделал вид, что сосредоточился на жарком, исподтишка разглядывая реакцию гостей. Тщетно. Жизни в них было столько же, сколько в истуканах на острове Пасхи.
— Постойте, а ваше лицо мне кажется очень знакомым, — сказал Мартынов. — Где-то я вас уже встречал.
— Это вряд ли, — буркнул Глеб и снова опустил глаза в тарелку.
Остальная часть ужина прошла действительно будто на поминках. Иногда вспыхивающие короткие разговоры тут же затухали, а все попытки Мартынова вбросить какую-то шутку повисали в воздухе. Лазарев потягивал виски, его сын сосредоточился на ужине, остальные старались не поднимать друга на друга взглядов. Только неугомонный Порфирий всё время просил Еремея то подать ещё осетринки, то интересовался насчет ножки индейки.
По настоянию Глеба Еремей приносил напитки только в закрытых бутылках. Хотя старый слуга так и не сказал за весь день ни слова, будто немой, по его лицу явно читалось желание хоть сейчас выступить добровольным дегустатором алкоголя на предмет ядов.
Лазарев достал из кармана жилета золотые часы на цепочке, щелкнул крышкой, взглянул на время.
— А вот и полночь, дамы и господа, — объявил он. — Кажется, пережил я сегодняшний день, кому бы там иного не хотелось.
Глеб продолжал следить за реакцией гостей, не выдаст ли себя кто выражением лица. Тщетно.
— Еремей! — крикнул Лазарев. — Сходи-ка в гостиную, там в стеклянном шкафе возьми да принеси мою любимую бутылочку шотландского виски. Шестьдесят лет выдержки в бочке, господа, вы такого не пробовали, на весь мир десять бутылок, ей-богу. Открыл её один раз, как в отставку вышел, да оставил. Всё берёг-берёг её для особого случая, да вот он и настал.
По лицу старого слуги читалось, что хоть глоточек старого виски, но по пути случайно да «испарится». Кивнув он ушел, а Лазарев, тем временем, окинул гостей самодовольным взглядом.
— Вот так, любезные мои, кто бы ни был тот таинственный автор записки, он крупно ошибся. Ужин минул, а я всё ещё жив! Меня не запугать просто так.
— Истинно так, Алексей Степанович, — угодливо поддакнул Мартынов, — долгих лет вам жизни.
— Куда там запропастился Еремей, лентяй окаянный? — Лазарев поднял голос. — Еремей! Еремей! Пошевеливайся, старый пень! Моложе меня на два года, а глухой уже, как тетерев. Еремей…
Старик отбросил стакан, вскочил с кресла и побежал в зал. Глеб, уже сердцем чувствуя, что за картину он там увидит, рванул за ним.
На красном персидском ковре, рядом с открытой бутылкой виски лежал бездыханный Еремей. На синюшных губах его засыхала серая пена.
Глава 3
— Выехать отсюда невозможно, — сообщил Роман Алексеевич, стряхивая с мундира налипший снег. — Сугробы намело такие, что пока не пришлют на выручку роту рабочих с лопатами или парочку толковых магов, умеющих подчинять огонь, чтобы растопить все это к чертовой матери, тут и до весны можно проторчать.
Почти за полные сутки, это была самая длинная реплика, что услышал от него Глеб.
— Телефонная линия тоже неисправна, — доложил Мартынов. — Вероятно из-за снегопада оборвало провода. Не знаю, что и делать, господа…
— Поздравляю, мы застряли в одном доме с покойником, — в голосе Апрельского слышалось столько же сочувствия к чужой смерти, сколько бывает тепла от айсберга.
Майор растер озябшие ладони, взял не глядя бутылку со столика, сделал несколько глубоких глотков, шумно выдохнул, присел рядом с камином, вытянув руки к огню.
— Вы бы были поосторожнее, — сказал Глеб, — кто знает, что тут ещё может быть отравлено.
— Кто-то да знает, — буркнул майор. — Кто-то из присутствующих.
— Вы на что намекаете! — вскинулся Апрельский. — Я не потерплю…
— Не намекаю, а говорю прямо. Кто-то из присутствующих отправил виски. Если бы не этот остолоп Еремей, позарившийся на господскую выпивку, отравился бы мой отец!
— Не смей его так называть! — рявкнул старик.
В одно мгновение обстановка накалилась так, что вот-вот готова была взорваться. Повисла мучительная тишина, когда казалось что сейчас всё сорвется в драку, но вдруг напряжение разом схлынуло.
— Я его знал дольше, чем тебя! — тихо сказал Лазарев всхлипнул. — Хороший был человек. Достойный. Отец его ещё у самого Люмэ служил. Это были достойные люди. И я не позволю, чтобы их память оскорбляли. Он за меня яд принял, пулю поймал, для меня предназначавшуюся.
Тыльной стороной ладони он вытер слезу, громко вздохнул, схватился за сердце. Пошатываясь сделал пару шагов, его тут же взял под руку Роман и помог опуститься в кресло.
— Алексей Степанович, — тут же залебезил Мартынов, — если вам дурно, то Настенька моя помочь может, она ж у меня умница, медсестрой была.
— Уйдите прочь от меня все.
— Отец, у тебя есть какие-то таблетки? что-то принести от сердца?
— Не думаю, что это хорошая идея, пить сейчас хоть какие-то таблетки, — мрачно сказал Глеб. — Увы, у нас есть гарантий, что неизвестный не отравил тут всё вокруг.
— Замолкните, — рыкнул майор. — Не видите, моему отцу плохо.
— Роман, успокойся, — старик погладил сына по руке. — Он прав. Мне надо просто немного отдохнуть, отдышаться. Не хочу я ничего принимать. Меня, может, и заждались на том свете, но черта с два я буду помогать отравителю ускорить свою встречу с создателем.
Глеб вздохнул, взъерошил волосы. Всё произошедшее надо было как следует обдумать, затем не помешало бы расспросить каждого, кто что видел, кто что думает, но обстановка к этому не располагала. Майор вел себя так, будто в любую секунду мог кинуться в драку. Его, конечно, можно было понять — отец на миллиметр разминулся со смертью, но находиться с таким человеком в замкнутом помещении далеко не самая приятная вещь.
Сейчас он вместе с Мартыновым суетился возле старика Лазарева, чета Апрельских о чем-то перешептывалась, а Настя Мартынова тихо сидела в уголке и беззвучно шевелила губами, то ли молилась за упокой души Еремея, то ли боялась за себя.
Глеб отошел в сторону. Тут же словно из ниоткуда нарисовался Порфирий, поманил лапой, призывая пригнуться.
— Да уж, Глеб Яковлевич, голубчик мой, вляпались мы в историю, — быстро зашептал кот. — Хуже не придумаешь, застряли в одном доме с убийцей-отравителем. И когда выбраться получиться — поди гадай. Молока теперь не хлебнуть, чтоб сердце не замерло в испуге, ну как потравит, гад?
— Тут вы правы, — кивнул Глеб. — Лучше не пробовать ничего. Это может быть опасно. Если план злодея убить Лазарева сорвался из-за невезения Еремея, кто знает, на какие отчаянные шаги теперь он может пойти.
— И что прикажете? Сидеть тут теперь и голодать до весны? С внешним миром сношения нет, самим не выбраться, только на лыжи если вставать. Ну вы-то как знаете, Глеб Яковлевич, но я на лыжах ходить не умею и не буду!
— Не вариант. Бросить Лазарева на съедение? Нет уж, увольте. Надо думать, как нам убийцу вычислить. И как можно скорее, мне тоже не улыбается мысль о голодной смерти. Хотя тут компания такая подобралась дружелюбная, что через три часа за ножи похватаются, до весны не дотянем.
Кот нервно пошлепал кончиком хвоста по полу, глядя как люди суетятся вокруг старика.
— Вы вот что, друг мой, — сказал он. — Задержите-ка наших новых знакомцев тут, внизу. Отвлеките чем-нибудь. А я пока что быстренько пробегусь по комнатам, поищу, нет ли у кого чего интересного в вещах. Не в моих привычках, конечно, копаться в чужом белье, но обстоятельства такие, что иначе никак.
— Хорошая идея. Не думаю, что получится задержать всех надолго, так что поторопитесь. И будьте поосторожнее, Порфирий Григорьевич.
Кот торопливо затопал вверх по лестнице, а Глеб вернулся к остальной компании.
— Господа! — громко сказал он привлекая общее внимание. — Ситуация у нас экстраординарная, но надо что-то делать. Раз уж мы не можем покинуть этот дом, равно как и вызвать подмогу, боюсь, что надо выработать некоторые меры безопасности…
— Кто вы такой, чтобы тут командовать? — в который раз вскинулся Апрельский.
— Никто, — огрызнулся Глеб. — Просто хочу предложить меры общие безопасности. Но если вы считаете себя самым умным — можем пойти на улицу и там хоть замерзнуть под ближайшим кустом, мне дела нет. Я пробую заботиться о людях, кто бережет собственную жизнь.
— Да-да-да, — тут же подал голос Мартынов. — Дайте ему сказать.
Апрельский, продолжая что-то гневно шипеть себе под нос, сел обратно на диван, рядом с женой.
— Значит так, — сказал Глеб. — Никто не знает, что ещё может быть отравлено…
— Кто-то знает, — повторил майор.
— Весьма вероятно, — согласился Глеб и упрямо продолжил: — Значит, мы не можем так рисковать, чтобы принимать пищу или пить воду.
— Вы с ума сошли, — охнул Мартынов. — Мы же умрем с голоду! Или от жажды!
— Без еды человек может протянуть почти месяц, без воды три дня. Я очень надеюсь, что нас хватятся гораздо раньше и дорогу до особняка расчистят. Если нет, то ничего не поделать, самым безопасным для нас всех вариантов будет топить снег.
— Помилуйте, это безумие! — Мартынов нервно схватился за узел галстука. — Я не уличный пес, что снег есть.
— Да как вам будет угодно. Хотите играть в русскую рулетку и проверять, что тут в доме ещё отравлено — воля ваша.
Будто демонстрируя, что он думает о всех здравых предостережениях, майор взял новую бутылку и сделал несколько глубоких глотков виски.
— Сейчас же, — закончил Глеб, — нам над подумать, что делать с Еремеем.
— А что с ним? — спросил майор, утирая тыльной стороной ладони губы. — Он уже мертв. Мертвее не станет.