— Припомните, припомните ещё мои слова, когда будете думать, где найти нож, чтобы себя защитить. Посмотрю я на вас. Похихикаю. Не слушали Порфирия Григорьевича, да?
— Это всё, конечно, смешно и весело, друг мой, однако, я бы хотел услышать хоть какую-то стратегию, как же нам вычислить отравителя в этом доме.
— Не имею понятия, честно признаться.
Повисла долгая пауза.
— Знаете, что мне кажется обидным и несправедливым, Глеб Яковлевич? — со вздохом спросил кот.
— Как по мне — так буквально всё на свете, — мрачно отозвался Буянов.
— А вот и нет. Мне грустно, что умер человек, а всем как-будто всё равно.
— Мне не всё равно, — буркнул Глеб. — Я найду убийцу и за своё злодеяние он поплатится.
— Так-то оно так, да вот я про другое толкую, — сказал Порфирий. — Вот Еремей умер, а всех как будто больше волнует, что покушались-то на Лазарева, понимаете?
— Не очень, — признался Глеб.
— Человек умер, ни за что, ни про что. Зла никому не делал. А все смотрят на его смерть, только как на несостоявшееся покушение на его хозяина. Будто он предмет какой, пулю на себя принял, да и бог с ним.
Глеб сел на кровати, ожесточенно потёр виски, взъерошил волосы, затем щелкнул пальцами.
— Порфирий Григорьевич, вы гений.
Глава 6
Глеб ушел из комнаты и отсутствовал где-то минут двадцать. Вернулся с загадочной улыбкой на лице, чуть не приплясывая.
— Чему такому это вы радуетесь? — подозрительно спросил Порфирий. — К нам пробивается подмога сквозь сугробы? На горизонте дирижабль? Или вы обнаружили в себе силы летать и нас здесь больше ничего не держит? Пугаете вы меня, Глеб Яковлевич. Ну же, говорите уже. Вы никогда мне ничего не рассказываете.
— А вот всё-то вам да расскажи? — ехидно спросил Буянов. — Вот не дразнили бы меня весь день почём зря, так и поделился бы сразу. Теперь же считайте это заслуженным наказанием за вредность.
Бедный кот даже рот раскрыл от такого бесцеремонного коварства.
— Я… Вы… Да как… Ах вы!..
Порфирий словно имел в голове одновременно так много слов возмущения, что они, толкаясь, застряли в горле.
— А вот так, — Глеб с трудом сдержался, чтобы по-мальчишески не показать коту язык. — Один — один, Порфирий Григорьевич. Надо народ собирать. Идемте со мной, а то пропустите. Не услышите, что я узнал, к чему пришел. Хотя вам это, конечно, не интересно?
Несчастный Порфирий, не ожидавший такого коварства в ответ на своё ангельское поведение, снова попытался что-то сказать, но от возмущения только запыхтел, как маленький паровоз.
Тем временем Глеб уже развил бурную деятельность. Постучался в комнату Лазарева-старшего.
— Алексей Степанович, выходите, пожалуйста, и спускайтесь.
— Зачем? — лениво отозвался старик.
Судя по его мутному взгляду весь день он потратил только на опустошение бутылок с вином.
— Я убийцу поймал, — сказал Глеб.
— Как поймали?
Старик неуверенно попытался подняться с кресла, в его глазах блеснул огонь.
— Аналитически, — ответил Глеб. — Пока что. Собирайтесь и спускайтесь, все расскажу.
Не дав Лазареву время на дальнейшие ненужные расспросы, уже стучался в дверь Апрельских.
— Вы что себе позволяете? — открыв, попробовал было взять привычный тон Иван, но Глеб остановил его жестом ладони.
— Убийца найден, спускайтесь.
— Как?..
— Молча. Не задерживайтесь, не хочу вас за шкирку тащить, подобного честь вашего рода точно не переживет.
Подошел к соседней двери. Бах-бах-бах! Мартыновы, как и утром, снова открывать не стали.
— Кто это? — послышался донельзя перепуганный голос Андрея.
— Всё ещё Буянов.
— Вы с ума сошли так поздно ночью ломиться? Вы Настеньку перепугали до смерти!
— Спускайтесь, мы знаем кто убийца. Хочу огласить это прилюдно.
— Мы никуда не пойдем, — отозвался Мартынов через дверь. — Коли узнали, так сажайте под замок и не тревожьте нас!
Глеб выругался и крикнул:
— Не спуститесь через десять минут, вышибу дверь к чертовой матери и волоком притащу вас всех, если понадобится. Не позорьтесь.
— Хорошо, мы идём, — пискнул Мартынов.
— Чувствую себя, как пионервожатый в детском лагере, — проворчал Глеб, когда они с Порфирием первые спустились в каминный зал. — Пока всех соберешь, с ног уже валишься от усталости.
— Кто такой «пионервожатый»? — спросил Порфирий.
— Это… Не важно, это из моего старого мира.
— Вот на такой мелочи проколетесь и точно все поймут, что вы тело чужого Глеба заняли, — зашептал Порфирий, в голосе которого слышалось неприкрытое облегчение, что его товарищ в чем-то ошибся и теперь можно снова радостно ёрничать и язвить. — Вот будете горевать, будете думать «А мне же говорил Порфирий Григорьевич, а я же не слу-у-ушал, вот почему я его никогда не слушаю»…
— Рад, что дал вам повод ещё немного поворчать, — перебил его Глеб. — Но у нас тут сейчас повод посерьезнее. Я молодец и скоро вы это поймете. Перекрывать будем нечем. Такие карты не побить.
— Это мы ещё посмотрим, — кот сердито взмахнул хвостом, обхватывая лапы, и уставился на лестницу, ожидая пока спустятся все обитатели дома Лазарева. — Если уже поняли, кто убийца, чего сразу не схватите?
— Следую канону классики, — Глеб пожал плечами. — Традиция, вроде как, сначала собрать всех в одном месте. А потом уже обвинительно тыкать пальцем.
— Чем бы дитя не тешилось, — пробурчал Порфирий, глядя как по лестнице спускаются люди.
Несколько минут оживленного растревоженного шепота, пока все присутствующие, тщательно избегая друг друга, будто однополярные магниты, не расселись по креслам и диванам.
Апрельский сердито и недоуменно обвел всех присутствующих взглядом.
— Господин Буянов, — сказал он, — что это за шутки? Вы сказали, что убийца пойман? Но я вижу здесь всех! Вы что, хотите сказать, что это была кухарка?
— Нет, — Глеб помотал головой. — Убийца один из нас. Точнее, один из вас. Мы с Порфирием Григорьевичем тут ни при чем.
— Тогда почему же этот негодяй до сих пор не в наручниках!
Апрельский бросил косой взгляд на Мартынова, потом, испугавшись, завертел головой, отчего стал напоминать встревоженную курицу.
— У меня и наручников-то нет, — усмехнувшись признался Глеб.
— Ну всё! Хватит с меня с этих ваших ухмылочек и шуточек. Мы с Инессой возвращаемся к себе в спальню и не выйдем, слышите, не выйдем, пока сюда не прибудет вся парогорская полиция! В полном составе!
— Полностью согласен с господином Апрельским, — включился в разговор Мартынов. Судя по сеточке на волосах и длинному халату, он уже готовился ко сну, когда его потревожили. Жена же его, Анастасия, была столь бледна, будто только встала из гроба. — Если убийца не пойман, так мы все в опасности.
— Ну это вряд ли, — ответил Глеб.
— Почему вы так уверены? Может он бродит где-то возле особняка и готовит новый удар? Или, возможно, — Апрельский заслужил от Мартынова взгляд полный страха и подозрений, — сейчас сойдет с ума и на нас всех с ножом бросится!
— А что это вы так на меня смотрите⁈ — вскинулся Апрельский — Я человек чести, а вот насчёт вас мне ещё ничего не ясно! Это ещё подумать, рассмотреть бы надо!
— Муж, этот хам совсем распоясался, — поддержала его Инесса. — Что он себе позволяет!
— Господа, — Лазарев устало потёр глаза. — Если вы хотите выйти и провести пару раундов кулачного поединка — милости прошу. Но завтра, с утра и без меня. Позвольте уже наконец Глебу Яковлевичу рассказать, кто виноват во всех наших злоключениях за последние дни.
— Благодарю, Алексей Степанович.
Глеб поднялся, заложил руки за спину.
— Любопытно получилось, — сказал он. — Целый день озарений не было, а потом всего за пару секунд — вуаля, и все как на ладони. Яснее ясного. Вот смотрите, прислали господину Лазареву записку с предупреждением. И о чем же я думал? Что есть какой-то союзник, который не хочет раскрывать ни себя, ни убийцу, но почему-то посвящен в его дела. И всё, и тупик на этом. Как вытянуть эту ниточку? Никак. А смотреть-то надо было не наружу, а вглядеться внутрь, в смыслы.
Он прошелся вперед-назад, окинул присутствующих торжествующим взглядом. Можно было бы и поскромничать немного, но Эркюль Пуаро не скромничал, так что если подражать, так лучшим.
— И вот что интересно, — продолжил Глеб. — В записке, которую получил Алексей Степанович, было сказано «вас попытаются убить». Не «вас убьют», не «вам угрожает опасность», а именно «попытаются». Вот вроде мелочь, разницы-то почти никакой… Но вместе с тем, совсем в ином свете могут звучать эти слова, если отправитель точно знал, что попытка убить господина Лазарева провалится. От того так и сформулировал мысль.
Лица и Апрельских и Мартыновых выражали одинаковое, как под копирку, недоумение, а Алексей Степанович подался вперед.
— Знал, что попытка провалится? — переспросил он. — Неужели автор записки думал, что я отменю ужин?
— Вовсе нет, — ответил Глеб. — Напротив, автор этих строк очень хорошо вас знает. Он точно рассчитал, что вы назло ему обязательно соберете гостей, проведете ужин. А обратитесь ли вы в полицию или позовете частного сыщика, до этого ему дела особого не было. Надо было только не запачкать своей аурой ни саму записку, ни отравленную бутылку. И найти виновного будет почти невозможно. Повторюсь, он очень хорошо знал и вас, и ваш дом. И ваших слуг. Он точно знал, что вы захотите отметить пережитое «покушение» бутылкой любимого виски, который вы бережете для особых случаев. И точно знал, что бедный Еремей не удержится хоть чуть-чуть, но попробовать такое редкое сокровище.
Апрельский и Мартынов недоуменно переглянулись, Лазарев тряхнул седыми бакенбардами.
— Не понимаю, — сказал он, — к чему вы клоните?
— Порфирий Григорьевич натолкнул меня на эту мысль, — сказал Глеб, отчего кот приосанился, выпятив вперед грудь, будто он сам все расследовал и даже речь Буянова тоже им написана, до последнего слова. — Что Еремей умер, а смерть его никого не волнует. Он просто принял пулю, вам уготовленную, и ищем мы того, кто покушался на вас, Алексей Степанович. Не думаем мы, дескать, про самого Еремея. Кто он такой? Всего лишь слуга, маленький человек? А он был просто человек. Такой же, как мы с вами. А кто-нибудь знает, как его фамилия? Нет?