Тут он заметил, что со стороны улицы к нему приближается женщина. Твёрдый шаг и лёгкий прищур подсказывали, что она из тех, кто видит цель и не видит препятствий.
— У вас найдётся закурить? — поинтересовалась незнакомка, останавливаясь подле Буянова.
— Для вас — безусловно, — кивнул Глеб, вновь чиркая спичкой.
Затянувшись, дама взглянула на дом Мартыновых и задумчиво произнесла:
— Эта традиция, когда покойник ночью перед похоронами проводит ночь дома, всегда казалась мне жутковатой. Что за дикость? Отчего бы не устроить прощание прямо на кладбище? Так было бы легче всем — и похоронным службам, и домочадцам. Меня оторопь берёт, едва представлю, как близкие полуночничают возле гроба усопшего родственника, будто отбывают повинную, — призналась она, становясь рядом с Буяновым. — А вы как считаете?
Глеб с интересом глянул на собеседницу. Короткие тёмные волосы, что непривычно для этого времени, меховой жилет и тёмные в пол юбка или, может, широкие брюки.
— Полностью с вами согласен, — поддержал Глеб разговор. — Буянов Глеб Яковлевич, — он протянул руку.
— Успенская Ольга Валентиновна, — улыбнулась женщина, отвечая на рукопожатие.
В тот же миг чужие эмоции закружились внутри Глеба. Острое, как перец чили, любопытство, ледяное спокойствие и стальная уверенность в себе.
— Очень рад, — произнёс Глеб, выныривая из вихря чужих эмоций. — Вы уже простились с покойным?
— Нет, подъехала недавно, — Ольга кивнула в сторону, и, проследив за её взглядом, Буянов хмыкнул: на углу улицы стояла та самая тройка, что промчалась мимо него. Успенская же поняла его усмешку по-своему. — Согласна, прошлый век. Однако нынче на санях по Парагорску проехать куда проще, чем на аромобиле. Поверьте, я уже дважды застревала и трижды стояла в ожидании. Отвратительно чистят улицы и совсем не следят за дорогами. Что поделать — провинция.
— Да уж, не столица, — согласился Буянов. — А вы были близким другом господина Мартынова?
— О нет, — отозвалась Ольга. — Я в Парагорск недавно, приехала навестить кузена. Так что с усопшим мы пару раз пересекались, и не более того. А вы его хорошо знали?
— Встречался однажды, — ушёл от чёткого ответа Буянов и, одёрнув пальто, добавил: — Что ж, мало топтаться на пороге. Стоит проститься по-людски.
— Так идёмте же. Быстрее зайдём — быстрее покинем это скорбное место, — согласилась Ольга и первой направилась в дом.
Глава 2
Глеб последовал за ней, чувствуя, как холодный воздух сменяется тёплым, насыщенным запахом свечей. В прихожей их встретил слуга, почтительно поклонившись и указав на дверь в гостиную, где уже собрались гости.
Атмосфера внутри оказалась гнетущей. Завешанные черным крепом зеркала, будто надгробия, возвышались слева и справа. Запах ладана заполнял собой комнаты, не давая усомниться, что тут лежит покойник. Из внутренней комнаты доносился плач и завывания, от которых по коже шли мурашки.
Молча ступая по некогда начищенному паркету, Глеб хмурился, ощущая, как давит созданная тут атмосфера. Ольга шагала впереди, будто не замечая этого, и Буянову оставалось подивиться ее невозмутимости. Он вспомнил слова Успенской о том, что ужасная традиция — привозить мертвецов в дом, и про себя подумал: «Обождите, Ольга Валентиновна, придет время — и хоронить станут сразу из морга, искоренив подобный обычай».
Зайдя в комнату, где на столе вместо приборов возвышался внушительный деревянный гроб, украшенный цветами и лентами с позолотой, Глеб ощутил явную нехватку воздуха и, не удержавшись, потянул шейный платок, показавшийся в этот момент удавкой, затянутой на шее. У стены, закутанные в черные одеяния, сидели пятеро старух, что причитали и рыдали на все лады. Вопреки им, с безмолвным укором взирали на живых иконы из красного угла. Да таяли свечи, нещадно чадя, с трудом разгоняя полумрак и отбрасывая причудливые кривые тени.
Приблизившись к гробу, Глеб взглянул на усопшего господина Мартынова. Лицо покойного казалось спокойным, почти умиротворённым, будто он спал, но Глеб знал, что за этой маской скрывалась трагедия. На щеках словно играл румянец, и Мартынов как никогда походил на живого, невзирая на печать смерти. Разве что губы — слишком яркие, точно неумелый гримёр накрасил их помадой.
Глеб привычно попытался считать ауру, однако ни единого отсвета от тела не заметил. Как учил его покойный аурографист Андрей, тезка усопшего, «аура гаснет, и атман покидает тело за семьдесят два часа». Что ж, значит, Мартынов мёртв дольше этого времени.
Ольга первой подошла к гробу, склонила голову и, прошептав что-то, отошла в сторону. Глеб последовал её примеру, но, глядя на лицо Мартынова, не мог избавиться от чувства вины. Ощущая, что его действия, пусть и косвенно, привели к этой смерти. Замерев у тела, он нерешительно тронул руку мертвеца — и тут же провалился в тёмный омут посмертия. Холод проник в каждую клеточку тела. Резануло по щеке удивление. Сдавило горло страх. Впилась клыками злость. С трудом прервав контакт, Глеб отшатнулся от гроба, бестактно хватаясь за его край и тем самым привлекая к себе ненужное внимание. Кто-то зашушукался, осуждая его. Женщина, идущая следом, недовольно поджала губы, смерив презрительным взглядом. Глеб хотел было извиниться, но язык не слушался.
— Вы что-то хотели сказать? — тихо спросила Ольга, заметив, как Глеб замешкался у гроба.
— Нет, — с трудом ответил он, отходя в сторону и вновь берясь за удушающий шейный платок. — Просто вспомнил кое-что.
Ольга кивнула, но в её глазах читалось недоверие. Она, казалось, чувствовала, что Глеб скрывает что-то важное, но не стала настаивать. Впрочем, Глеб и не жаждал обсуждать что-либо — ни тут, в комнате, где лежит умерший, ни в каком-либо другом месте.
— Пойдёмте на свежий воздух, Глеб Яковлевич, — предложила она. — Здесь, как по мне, слишком душно.
Покинув комнату, Буянов с Ольгой вновь прошли по коридору, мимо закрытых зеркал и старого слуги, ненавязчиво помогавшего всем желающим проститься, отыскать путь к умершему хозяину.
Глеб хотел было принести ему свои соболезнования, но Успенская увлекла его за собой, будто спеша сбежать из пропитанного ладаном и скорбью жилища.
Морозный воздух после духоты комнаты показался сладким и пьянящим. Вдохнув полной грудью, Глеб сунул руку в карман и, достав платок, промокнул лоб.
— Вы такой чуткий человек, Глеб Яковлевич, — Ольга прищурилась как бы изучая его точно невиданную букашку, — а по вам и не скажешь, что чужую печаль принимаете как свою.
— Сам не ожидал, — бросил Буянов и, желая перевести разговор со своей персоны, спросил: — А что ваш брат? Так и не появился?
— Увы, не наблюдаю его. Возможно, внезапные дела. Порой мне думается, что он слишком занятой человек, — поделилась она.
— Что ж, удачи вам в ожидании его, а мне, пожалуй, пора — тоже, знаете ли, дела.
— Я не стану его больше ждать, — отмахнулась Ольга. — Так что если желаете, могу вас подвезти куда пожелаете. — Она кивнула в сторону саней.
Глеб хмыкнул, ощущая себя Каем из сказки, которого заманивает в свои сани чаровница с севера:
— Благодарю за столь щедрое предложение, но, пожалуй, откажусь. К тому же мне и недалеко.
— Что ж, уговаривать не стану — не в моих правилах, — легко согласилась Ольга. — Увидимся завтра на похоронах. Вы же будете там?
— Скорее всего, — кивнул Буянов.
— Вот и славно. Заодно представлю вам кузена — мне кажется, у вас много общего.
Глеб хотел было усомниться, но Успенская резко развернулась, зашагала по направлению к ожидавшей её тройке, и Буянову не оставалось ничего иного, как, проводив её взглядом, уйти прочь.
Эти красные губы умершего, точно пропитанные кровью, отчего-то не выходили из головы Буянова. Поэтому, не задумываясь, он направился к единственному человеку, который мог бы помочь ему в данном вопросе, — а именно к судебно-медицинскому эксперту полиции города Парогорска, Казимиру Игнатьевичу.
Дорога от дома Мартынова до околотка оказалась неблизкой. Пока Глеб добрался до участка, он трижды успел пожалеть, что не принял приглашение Ольги Валентиновны воспользоваться её санями. Эх, как бы пронёсся с ветерком по улицам, лихо, со свистом и под бубенцовый звон! В прошлой жизни он не разу не катался на таких санях, а в этой у него вновь не было денег на излишний шик. Посему выходило, что единственную возможность прикоснуться к богатой жизни он пропустил.
— Да и чёрт с ними с санями, — проворчал Глеб, шмыгая носом. — Гулять полезно. И так в агентстве сижу в ожидании чуда, а тут хоть пешком пройдусь. Опять же погода хорошая.
Погода и впрямь радовала. Несмотря на мороз, солнце светило ярко, а небо казалось столь прозрачным, что можно было утонуть в его глубине.
По пути Глеб миновал пару рождественских базаров. Услышал запах свежей выпечки, от которого заурчало в животе. Послушал, как зазывалы кричат на все лады, приглашая отведать то калачи, то леденцы, то медовые орехи. Однако все эти крикуны больше напомнили старух, завывающих в доме. Он даже слово вспомнил подходящее — плакальщицы. Наёмные женщины, рыдающие по усопшему, если больше некому…
— Ещё один ущербный обычай, — буркнул Глеб. — Нет, однозначно стоит провести тут культурную революцию, чтоб некоторые вещи случились на век раньше. Не думаю, что от этого моим потомкам будет хуже — ещё и спасибо скажут.
Он хмыкнул от мысли о потомках. Какие потомки? Зачем? Впрочем, жизнь длинная — если её не оборвёт кто ни попадя, всё может быть. Сосватает его Порфирий Григорьевич за какую-нибудь мещанку, и вот сидит Глеб Яковлевич у камина, покуривая трубку да радуясь на выводок малышей, не подозревающих, что их отец — пришелец из другого мира.
За этими мыслями он и не заметил, как добрался до полицейского участка. Взбежав по ступеням, он открыл дверь и едва не столкнулся нос к носу с Кузьмой Макаровичем.
— Вот так встреча! — обрадовался сыщик, тряся руку Глеба. — Давно не виделись, Глеб Яковлевич. Непорядок!