— Чёрт возьми, и как мы должны открыть его? — прошипел Глеб.
Он наудачу покрутил верньер туда-сюда, тот отозвался тихим перещёлкиванием, но, естественно, сейф и не подумал открыться.
— А вот об этом раньше надо было соображать, — отозвался Порфирий, уже удобно устроившийся в дорогом кожаном кресле промышленника.
Глеб со злостью ударил кулаком по стене. Не стоило и надеяться, что тут как в компьютерных играх, код от сейфа будет записан где-то в бумагах, нацарапан на стене или окажется днём рождения Морозова.
— Эх, всему-то тебя учить, — проворчал Порфирий, слезая с кресла, на сидении которого оставил следы рыжей шерсти. — Давай покажу, как это делается.
Он запрыгнул Глебу на плечо и навострил треугольное ухо.
— Давай, крути по часовой, только очень медленно. Когда скажу — остановишься и будешь крутить в другую сторону. А сам чтоб ни звука. И дыши потише, сопишь, как конь. У меня-то, в отличие от тебя, нежный острый слух.
Глеб осторожно, словно проводя какую-то хирургическую манипуляцию, начал поворачивать верньер. Когда вверху оказалась цифра «сорок пять», Порфирий резко дёрнул ухом.
— Стоп! Теперь в другую сторону вращай.
Пятнадцать… Шестнадцать… Семнадцать…
— Стоп! Снова по часовой.
Девятнадцать… Двадцать… Двадцать один…
Тихий щелчок.
— Открывай, — азартно шепнул Порфирий и облизнулся, будто надеясь увидеть внутри мировые залежи тунца.
Глеб медленно повернул металлическую ручку вниз и потянул на себя. Дверца сейфа открылась. Внутри на нескольких полочках плотно разместились стопки бумаг и какие-то коробочки. Глеб торопливо осмотрел содержимое. Акции, договора, ничего интересного. С чувством мелкого мальчишеского хулиганства просто бросил на пол ценные бумаги, стоимостью в сотни тысяч рублей. Начал открывать одну коробочку за другой. Кучка бриллиантов, искрящаяся и переливающаяся даже в тусклом свете. Откинул в сторону. Изумруды, размером с наперсток. Тоже туда же. Рубины, сапфиры, жемчуг… За эти камни можно было целиком купить, наверное, целую губернию, вместе со всеми жителями разом, но Глеб искал не это. В самой глубине, далеко за этими несметными богатствами, лежала скромная картонная коробочка, сентиментально повязанная красным бантом.
Уже зная, что он увидит внутри, Буянов потянул за кончик ленты и снял крышку. Примерно сотня чёрно-белых фотографий. Глеба передёрнуло, он сжал зубы. На карточках были запечатлены женщины. Одетые и обнаженные. Ещё живые и уже испускающие последний вздох. Красивые и здоровые, пусть и плескался в их глазах животный страх и осознание неминуемого, а вот уже искалеченные, изрезанные, изуродованные. Все похожи, как родные сёстры. И на каждой фотографии рядом сам Морозов. Позирует с несчастными, будто любящий муж привёл жену в ателье, сделать снимки на память. Только в руках у него, то нож, то тесак, скальпель, бритва, клещи…
— Возьми себя в руки, — зашипел Порфирий Глебу прямо в ухо. — Мы нашли, что хотели. Забирай коробку и уходим скорее.
Глеб убрал фотографии в карман пиджака, залез в окно и спрыгнул на землю. Не встретив по пути ни слуг, ни охраны, они с котом спокойно перелезли через прутья решётки и оказались на улице. На другой стороне он увидел гимназиста, с торчащей из кармана рогаткой и сдвинутой на затылок форменной фуражкой. Глеб замер, ожидая, что тот сейчас во всю глотку начнёт звать полицию, но мальчишка лишь щербато улыбнулся, подмигнул и по-свойски приложил палец к губам. Буянов усмехнулся, подмигнул ему в ответ и, заложив два пальца в рот, оглушительно свистнул, взмахнув рукой. Его сигнал увидел извозчик и сразу же подкатил бричку, запряжённую сонной пегой клячей.
На металлургическом заводе царил полный хаос. Ровно в двенадцать часов дня к проходной начали стягиваться десятки полицейских, выстраиваясь в ровные шеренги. Подкатывали всё новые и новые паромобили, тюремные фургоны. Воронцова, как офицер на Бородинском поле, вышла вперёд, взглянула на часы. И как только секундная стрелка показала точно «двенадцать» махнула рукой.
— Вперёд!
В рабочие офисы начали врываться сотрудники полиции, на все возмущённые крики и жалобы отвечая лишь «приказ губернатора». Загрохотала опрокидываемая мебель, хлопали толстые стопки бумаг, скидываемые из шкафов на пол, захлопали двери.
— Как пожар в борделе, право слово, — сказала Анна, стоя в центре творящегося хаоса, заложив руки за спину.
— Что вам здесь надо⁈ — брызгая слюной от возмущения, к ней подскочил какой-то плешивый клерк. — Я управляющий! Вы что, не знаете кому принадлежит этот завод? По какому праву…
— Я знаю, чей это завод, — холодно ответила ему Воронцова. — И, отвечая на ваш первый вопрос, мне здесь не надо ровным счетом ничего. А теперь исчезните, пока я не приказала вас арестовать.
Не прошло и десяти минут с начала полицейской операции, как за окнами заскрипели покрышки подъезжающих машин и в кабинет управляющего ворвался лично Морозов, в сопровождении двух десятков человек личной охраны.
— Что здесь происходит⁈ — пунцовый от злости, будто вот-вот схватит инсульт, он рявкнул так, что задребезжали пепельницы на столах.
— Ничего особенного, — спокойно ответила Воронцова, поворачиваясь к нему лицом. — Проводим обыск.
— По какому праву⁈ — взревел промышленник.
— Извольте не орать так, оглушите. Мы здесь по личному приказу губернатора. Он, если вы почему-то забыли, имеет полномочия назначать ревизии предприятий, если имеются основания полагать, что финансовые операции проводятся с нарушением закона.
— Какой ещё ревизии⁈ — Морозов и не думал успокаиваться. — Вы что, страх совсем потеряли, Воронцова?
К начальнице стягивались все новые полицейские, плотным кольцом окружая промышленника и его свиту. Обстановка накалялась так, что в любой момент могла перейти к побоищу.
— Я уже позвонил вашему начальнику! — продолжал орать Морозов. — Боровой почему-то был не в курсе ваших сумасшедших планов. Я смотрю, вы совсем уже зазнались? Решили, что можете потакать вашему старому дружку Шмиту? Ничего, ничего-о-о. Вы доигрались! Вы у меня теперь не просто должности лишитесь, я вас в тюрьме сгною!
— Как любопытно, — послышался откуда сзади тихий высоковатый мужской голос. — Извините, простите, позвольте.
Между полицейскими и амбалами охраны Морозова протиснулся невысокий человечек. Толстенький, с большими круглыми глазами и смешными тонкими усиками, он приподнял шляпу-котелок, явив лысую голову.
— Вы ещё кто? — повернулся к нему промышленник.
— Позвольте представиться. Лихорубов, Пётр Алексеевич. Главный прокурор нашей маленькой прекрасной губернии.
— Вы что здесь делаете? — Морозов сверлил его взглядом не отрываясь.
— Ну как же, — маленький прокурор развёл руками. — Доложили мне, что у вас тут беспорядки, преступления, убийства, побеги, полнейший хаос. Без меня не разобраться. Вот, приехал лично убедиться.
Он ещё раз приподнял котелок и поклонился сначала Воронцовой, потом Морозову. Промышленник сплюнул прямо на пол.
— Очень вы вовремя, господин прокурор. Губернатор спелся с полицией и пытается задушить мой бизнес.
— Как любопытно. — Лихорубов покивал и повернулся к Воронцовой. — Вопрос хороший, госпожа полицейская, могу ли я узнать, по какой причине вы вторглись на частное предприятие? Мешаете процессам? Нехорошо-с.
Один из охранников Морозова толкнул плечом слишком близко подошедшего полицейского. Не глядя на него Лихорубов слегка взмахнул пальцами и мордоворот тут же беззвучно повалился на пол, будто скрученный по рукам и ногам.
— Тихо, тихо, не дерзите, — с той же спокойной улыбкой тоненьким голоском сказал прокурор. — Так что, госпожа полицейская, простите, ещё не знаю вашего имени-отчества, почему вы здесь, позвольте узнать?
— Личный приказ губернатора, — ответила Анна. — Имеются основания подозревать, что господин Морозов замешан в уголовных преступлениях.
— Даже так, — прокурор озадаченно поцокал языком. — Неужели и улики к тому имеются? Или вы так по велению сердца решили? Ой, кто это тут у нас⁈
Все присутствующие с удивлением проследили за взглядом прокурора. Об его ногу потёрся толстый рыжий кот с красным бантом на шее.
— Добрый день, прекрасный сударь, — Лихорубов с улыбкой дружелюбно почесал кота за ухом. — Что там у вас? Для меня что-то? Как мило с вашей стороны, мой пушистый друг.
Он вытащил из-под банта фотокарточку, поднёс к лицу. Взглянул на Морозова. Взгляд его в одно мгновение стал ледяным, как прикосновение смерти, черты лица ужесточились, заострились.
— Арестовать! — сказал прокурор, словно выстрелил.
Глава 24
Прежде чем войти в камеру для допросов Анна привычным жестом поправила волосы и стряхнула невидимые пылинки со складок шерстяного платья. Не смотря на то, что внешне она выглядела как обычно, собранная и в меру строгая, в душе Анна ликовала. Для этого имелись сразу несколько причин. Во-первых, удачный поход Глеба и Порфирия в дом Морозова, в результате чего они добыли столько улик, что этому лиходею Фёдору Романовичу вовек не открутиться.
Во-вторых, похвала от прокурора Петра Алексеевича и прилюдная «порка» начальника, Василия Николаевича. Вспоминая пунцовое лицо Боровова, когда Лихорубов отчитывал его за подозрительную слепоту по отношению к такому персонажу как Морозов, Анна становилась чуточку счастливее.
И, наконец, сам арест Морозова. Ей хотелось немедленно сесть и написать отцу письмо, приложив к нему хоть одно фото из тех, что были добыты, и сказать: вот, дорогой батюшка, за кого вы хотели меня выдать. От кого я бежала и благодаря кому вы вот уже десяток лет не поддерживаете отношение с единственной дочерью
Конечно, ничего из этого Анна не сделала. Рано. И ликовать рано, и отцу писать. Глеб, покамест, не оправдан, а изувер Морозов не болтается на виселице, а посему впереди ещё много работы.
Вздохнув глубоко и очистив голову от лишних мыслей, Анна Витольдовна отворила дверь и вошла в комнату.