- Не знаю, - сказал Юра со вздохом.
- Я тебе скажу, - сказал Жилин. - Ничем существенным не отличается. Вот завтра ты будешь со своими ребятами. Завтра все тебе будут завидовать, а ты будешь хвастаться. Мы, мол, с инспектором Юрковским… Расскажешь, как ты стрелял в пиявок на Марсе, как своими руками вот таким стулом изничтожил мистера Ричардсона на Бамберге, как спас синеглазую девушку от злодея Шершня. Про смерть-планетчиков ты тоже чего-нибудь наврешь.
- Да что вы, Ваня, - сказал Юра, слабо улыбаясь.
- Ну, а почему же? Воображение у тебя живое. Могу себе представить, как ты споешь им балладу об одноногом Пришельце. Только учти. Честно говоря, там было два следа. Про второй след я не успел рассказать. Второй след был на потолке, в точности над первым. Не забудь. Ну, прощай.
- Ти-ла-ла-ла и-а! - тихонько завопил сзади капитан Корф.
- До свидания, Ваня, - сказал Юра. Он двумя руками пожал руку Жилина. Жилин похлопал его по плечу, повернулся и вышел в коридор. Юра услышал, как в коридоре крикнули:
- Иван! Есть еще одна гипотеза! Там, в пещере, не было никакого Пришельца. Был только его ботинок.
Юра слабо улыбнулся.
- Ти-ла-ла-ла и-а! - распевал позади капитан Корф, расчесывая рыжие бакенбарды.
13. «КОЛЬЦО-1». ДОЛЖЕН ЖИТЬ
- Володенька, подвинься немножко, - сказал Михаил Антонович. - А то я прямо в тебя локтем упираюсь. Если вдруг придется, скажем, делать вираж…
- Изволь, изволь, - сказал Юрковский. - Только мне, собственно, некуда. Удивительно тесно здесь. Кто строил эти… э-э… аппараты…
- А вот так… И хватит, и хватит, Володенька…
В космоскафе было очень тесно. Маленькая круглая ракета была рассчитана только на одного человека, но обычно в нее забирались по двое. Мало того, по правилам безопасности при работах над Кольцом экипажу надлежало быть в скафандрах с откинутым колпаком. Вдвоем, да еще в скафандрах, да еще с колпаками, висящими за спиной, в космоскафе было не повернуться. Михаилу Антоновичу досталось удобное кресло водителя с широкими мягкими ремнями, и он очень переживал, что другу Володеньке приходится корчиться где-то между чехлом регенератора и пультом бомбосбрасывателя.
Юрковский, прижимая лицо к нарамнику биноктара, время от времени щелкал затвором фотокамеры.
- Чуть-чуть притормози, Миша, - приговаривал он. - Так… остановись… Фу ты, до чего у них тут все неудобно устроено…
Михаил Антонович, с удовольствием покачивая штурвал, глядел, не отрываясь, на экран телепроектора. Космоскаф медленно плыл в двадцати пяти километрах от средней плоскости Кольца. Впереди исполинским мутно-желтым горбом громоздился водянистый Сатурн. Ниже, вправо и влево, на весь экран тянулось плоское сверкающее поле. Вдали оно заволакивалось зеленоватой дымкой, и казалось, что гигантская планета рассечена пополам. А под космоскафом проползало каменное крошево. Радужные россыпи угловатых обломков, мелкого щебня, блестящей искрящейся пыли. Иногда в этом крошеве возникали странные вращательные движения, и тогда Юрковский говорил: «Притормози, Михаил… Вот так…» - И несколько раз щелкал затвором. Эти неопределенные и непонятные движения привлекали особенное внимание Юрковского. Кольцо не было пригоршней камней, брошенных в мертвое инертное движение вокруг Сатурна; оно жило своей странной, непостижимой жизнью, и в закономерностях этой жизни еще предстояло разобраться.
Михаил Антонович был счастлив. Он нежно сжимал податливые рукоятки штурвала, с наслаждением чувствуя, как мягко и послушно отзывается ракета на каждое движение его пальцев. Как это было прекрасно - вести корабль без киберштурмана, безо всякой там электроники, бионики и кибернетики, надеяться только на себя, упиваться полной и безграничной уверенностью в себе и знать, что между тобой и кораблем - только этот мягкий удобный штурвал и не приходится привычным усилием воли подавлять в себе мысль, что у тебя под ногами клокочет хотя и усмиренная, но страшная сила, способная разнести в пыль целую планету. У Михаила Антоновича было богатое воображение, в душе он всегда был немножко ретроградом, и медлительный космоскаф с его слабосильным двигателем казался ему уютным и домашним по сравнению с фотонным чудовищем «Тахмасибом» и с другими такими же чудовищами, с которыми пришлось иметь дело Михаилу Антоновичу за двадцать пять лет штурманской работы.
Кроме того, его, как всегда, приводили в тихий восторг сверкающие радугой алмазные россыпи Кольца. У Михаила Антоновича всегда была слабость к Сатурну и к его кольцам. Кольцо было изумительно красиво. Оно было гораздо красивее, чем об этом мог рассказать Михаил Антонович, и все же каждый раз, когда он видел Кольцо, ему хотелось рассказать.
- Хорошо как, - сказал он наконец. - Как все переливается. Я, может быть, не могу…
- Притормози-ка, Миша, - сказал Юрковский.
Михаил Антонович притормозил.
- Вот есть лунатики, - сказал он. - А у меня такая же слабость…
- Притормози еще, - сказал Юрковский.
Михаил Антонович замолчал и притормозил еще. Юрковский щелкал затвором. Михаил Антонович помолчал и позвал в микрофон:
- Алешенька, ты нас слушаешь?
- Слушаю, - басом отозвался Быков.
- Алешенька, у нас все в порядке, - торопливо сообщил Михаил Антонович. - Я просто хотел поделиться. Очень красиво здесь, Алешенька. Солнце так переливается на камнях… и пыль так серебрится… Какой ты молодец, Алешенька, что отпустил нас. Напоследок хоть посмотреть… Ах, ты бы посмотрел, как тут камушек один переливается! - От полноты чувств он снова замолчал.
Быков подождал немного и спросил:
- Вы долго еще намерены идти к Сатурну?
- Долго, долго! - раздраженно сказал Юрковский. - Ты бы шел, Алексей, занялся бы чем-нибудь. Ничего с нами не случится.
Быков сказал:
- Иван делает профилактику. - Он помолчал. - И я тоже.
- Ты не беспокойся, Алешенька, - сказал Михаил Антонович. - Шальных камней нет, все очень спокойно, безопасно.
- Это хорошо, что шальных камней нет, - сказал Быков. - Но ты все-таки будь повнимательнее.
- Притормози, Михаил, - приказал Юрковский.
- Что это там? - спросил Быков.
- Турбуленция, - ответил Михаил Антонович.
- А, - сказал Быков и замолчал.
Минут пятнадцать прошло в молчании. Космоскаф удалился от края Кольца уже на триста километров. Михаил Антонович покачивал штурвал и боролся с желанием разогнаться посильнее, так, чтобы сверкающие обломки внизу слились в сплошную сверкающую полосу. Это было бы очень красиво. Михаил Антонович любил делать такие вещи, когда был помоложе.
Юрковский вдруг сказал шепотом:
- Остановись.
Михаил Антонович притормозил.
- Остановись, говорят! - сказал Юрковский. - Ну?
Космоскаф повис неподвижно. Михаил Антонович оглянулся на Юрковского. Юрковский так втиснул лицо в нарамник, словно хотел продавить корпус космоскафа и выглянуть наружу.
- Что там? - спросил Михаил Антонович.
- Что у вас? - спросил Быков.
Юрковский не ответил.
- Михаил! - закричал вдруг он. - По вращению Кольца… Видишь под нами длинный черный обломок? Иди прямо над ним… точно над ним, не обгоняя…
Михаил Антонович повернулся к экрану, нашел длинный черный обломок внизу и повел космоскаф, стараясь не выпускать обломок из визирного перекрестья.
- Что там у вас? - снова спросил Быков.
- Какой-то обломок, - сказал Михаил Антонович. - Черный и длинный.
- Уходит, - сказал Юрковский сквозь зубы. - Медленнее на метр! - крикнул он.
Михаил Антонович снизил скорость.
- Нет, так не получится, - сказал Юрковский. - Миша, смотри, черный обломок видишь? - Он говорил очень быстро и шепотом.
- Вижу.
- Прямо по курсу на два градуса от него группа камней…
- Вижу, - сказал Михаил Антонович. - Там что-то блестит так красиво.
- Вот-вот… Держи на этот блеск… Не потеряй только… Или у меня в глазах что-то такое?
Михаил Антонович ввел блестящую точку в визирное перекрестие и дал максимальное увеличение на телепроектор. Он увидел пять округлых, странно одинаковых белых камней, а между ними - что-то блестящее, неясное, похожее на серебристую тень растопыренного паука. Словно камни расходились, а паук цеплялся за них расставленными голыми лапами.
- Как забавно! - вскричал Михаил Антонович.
- Да что там у вас? - заорал Быков.
- Погоди, погоди, Алексей, - пробормотал Юрковский. - Здесь надо снизиться…
- Начинается, - сказал Быков. - Михаил! Ни на метр ниже!
Взволнованный Михаил Антонович, сам того не замечая, уже вел космоскаф вниз. Это было так удивительно и непонятно - пять одинаковых белых глыб и совершенно непривычных очертаний серебристая тень между ними.
- Михаил! - рявкнул Быков и замолчал.
Михаил Антонович опомнился и резко затормозил.
- Ну, что же ты? - не своим голосом закричал Юрковский. - Упустишь!
Длинный черный обломок медленно, едва заметно для глаза наползал на странные камни.
- Алешенька! - позвал Михаил Антонович. - Здесь в самом деле что-то очень странное! Можно я еще немножко спущусь? Плохо видно!
Быков молчал.
- Упустишь, упустишь, - рычал Юрковский.
- Алешенька! - отчаянно закричал Михаил Антонович. - Я спущусь! На пять километров, а?
Он судорожно сжимал рукоятки штурвала, стараясь не выпускать блестящий предмет из перекрестия. Черный обломок надвигался медленно и неумолимо. Быков не отвечал.
- Да спускайся же, спускайся, - сказал Юрковский неожиданно спокойно.
Михаил Антонович в отчаянии посмотрел на спокойно мерцающий экран метеоритного локатора и повел космоскаф вниз.
- Алешенька, - бормотал он. - Я чуть-чуть, только чтобы из виду не упустить. Вокруг все спокойно, пусто.
Юрковский торопливо щелкал затворами фотокамер. Черный длинный обломок наползал, наползал и, наконец, надвинулся, закрыв белые камни и блестящего паучка между ними.
- Эх, - сказал Юрковский. - С твоим Быковым…