– Не собираюсь, – сказал Синклер. – Где Коршун? Худой, высокий. Бородка, очки. Глава княжеской безопасности.
– Он в задней комнате забаррикадировался, – ответил боец. – Требует Ингвара, говорит, информация важная. Мы сунулись – стреляет. Там коридор узкий, неудобно. Гранатой разве что, но надо же сперва Ингвара дождаться. Торгуется, паскуда. Говорит, есть информация. Ну, безопасник главный. Информация небось правда есть. Падаль очкастая, не пил и не ел совсем, от яда не ослаб.
– Он не пьет. Но он все равно. Провалился как профессионал, – сказал Синклер. – Сейчас он что?
– Сейчас притих.
Синклер вышел в центр зала. Он стоял в лабиринте трупов. Если он взмахнет руками, они все встанут как подорванные и будут драться на его стороне. Он будет махать руками, а трупы Хлеборобов будут повторять его движения. Горбач подумал об этом и сильно хлопнул себя по щеке. «Удивительно, что за бред лезет в голову. Это все атмосфера, – решил он. – От нее лезет в голову всякая чушь».
– Князь, – тихо позвал Синклер. – Это я.
Князь в это время задумчиво доедал капусту из кадушки воеводы. Его волосы слиплись от пота, глаза бегали, словно забыли свое место. Пиршественный плащ измазался в крови и рвоте.
– Кто «я»? – спросил князь.
– Твой друг, – сказал Синклер.
– Ты с ума сошел, нет? – спросил князь с удивлением.
– Это я. Синклер.
– Привет-привет, – рассеянно ответил князь. – Ты расстрелял наш пост на Скалбе, как мне доложили. Ты хотел меня о чем-то предупредить? Я тебя приму, только разберусь сперва здесь.
Он сел напротив мастера финансов и стал давить ему глаза большими пальцами. Получалось плохо, князь пыхтел и старался, изредка убирал со лба прилипшие волосы.
– Видишь ли, уже эмиссары приходят в просители, – пожаловался князь. – Я давлю-давлю, а они никак не кончаются. Они теперь никогда не закончатся? Не знаешь?
– Наверное, никогда, – сказал Синклер.
– Ничего не понимаю, – сказал князь. – Откуда их здесь столько? Никогда у нас в Красноармейске столько кукол не было.
– Это не Красноармейск.
– Шутки у тебя дурацкие, – сказал князь сердито. – Как не Красноармейск? А чем я правлю, по-твоему? Сараем за Уралом? Подожди, говорю, отвлекаешь.
Он вернулся к трупу и продолжил возиться. Иногда коротко вздыхал, как человек, занятый тяжелой, но осмысленной работой.
– Я хотел сказать.
– Да-да, привет, я тебя скоро приму, – ответил князь. – Слыхал уже, ты наш пост на Скалбе расстрелял. Шуточки у тебя, знаешь ли, Синклер. Подожди, я тебя приму. Вообще ощущение, что ко мне сегодня весь Красноармейск приперся, никаких сил нет.
– Я хотел сказать.
– Что сказать? – уточнил князь.
– Ты плохой человек. Очень плохой.
– Ой, иди ты в жопу, пожалуйста. Никакого воспитания, – благодушно ответил князь.
– Ты плохой человек. Ты заслужил все. Что происходит, – сказал Синклер.
– Ну так убей меня, – предложил князь. – А то я так скоро с ума сойду. Мне бы в отпуск. Можно плохому человек в отпуск?
– Можно, – сказал Синклер.
Сзади хлопнула дверь. Князь отвлекся от своего занятия и резко вскочил, рванув из-за пазухи что-то продолговатое. Горбач, наблюдавший всю эту сцену из-за спины Синклера, узнал боевой пиропатрон. Он хотел крикнуть Синклеру, но осекся – тот наверняка не хуже его понимает, что происходит.
В зал вошел крепкий мужчина с короткой стрижкой. На его клановой куртке был вышит меч. Бойцы Храбрецов коротко поклонились. Это Ингвар, догадался Горбач. За лидером Храбрецов стоят долговязый монах с длинной полуседой бородой. На нем звенели тяжелые вериги, а черное одеяние – рясу? – покрывала широкая четырехугольная лента, густо расшитая белыми нитками. Монаху бойцы тоже поклонились. Наверное, даже ниже, чем Ингвару. Горбач хотел рассмотреть его лицо.
– Опять эмиссары пришли, – сказал князь. – Не бойся, Синклер, я знаю, что делать. Я теперь все знаю. Если я их не вижу, то их нет. Сейчас они пропадут, и все будут в безопасности. Не надо спасибо, не надо руки целовать, я просто возвращаю долг.
– Мне жаль тебя. Тебя обманули, – сказал Синклер. – Мне…
Князь выкрикнул что-то гортанное, подпрыгнул на месте – неожиданно высоко для своего роста. Затем он поднял пиропатрон и активировал его, выпустил струю огня себе в глаза.
– Не надо, – сказал Синклер.
К запахам крови, рвоты и дерьма добавился запах горящего жира. Князь упал, опустошенный пиропатрон выкатился из руки и прозвякал по плитке тронного зала. Горбач успел заметить его улыбку – немного виноватую. «Теперь в зале не осталось живых Хлеборобов, – подумал он. – Только я».
– Ты не дослушал, – сказал Синклер. – Никогда не дослушиваешь.
Ингвар бесцеремонно прошел по трупам и взял Синклера за плечо.
– Вы кто, мать вашу, такой? – спросил Ингвар. – Вы психованный или нет? Вы зачем сюда поперлись, зачем с ним говорили?
– Я Синклер.
– Понятно, – сказал Ингвар задумчиво. – Дометиан, подойди сюда, будь добр. Это и есть тот парень?
В глубине зала скрипнула дверь. «Нет, я не последний Хлебороб, – понял Горбач. – Там еще остался Коршун. Глаза и уши самого могучего подмосковного клана, от которого теперь осталось меньше, чем ничего. Враг Синклера».
– Я слышу, все собрались. Три бедоносца, один другого лучше, – крикнул Коршун из-за двери. – Теперь можно и пообщаться. Не стреляйте, господа, я выхожу.
23Горбач
Коршун вышел из-за тяжелой двери в конце зала. Он выглядел собранным и уверенным в себе. Бородка была аккуратно подстрижена, как всегда. Коршун смотрел на парад трупов и толпу врагов с легким благосклонным недоумением, сложил руки на груди, спрятав ладони. «Словно педантичный профессор вышел из библиотеки и не понимает, зачем его позвали», – подумал Горбач.
– Отлично. Это просто превосходно, что вы все здесь, – сказал Коршун. – Замечательное окончание не самого приятного дня в моей жизни.
– Ты хотел сказать, самого неприятного, – поправил Ингвар.
– Бывало и хуже, – спокойно сказал Коршун.
– Хватит болтать, – сказал Ингвар. – Мне доложили, что ты намерен торговаться. Торгуйся, или я тебя убью. Вы меня очень сильно утомили, Хлеборобы. Я правда устал.
– Ты устал? – уточнил Коршун. – Ты захватил наш город, отравил всю дружину и устал?
– Это не ваш город, – сказал Ингвар. – Хватит пороть чушь. Вы забрали этот город силой, а я его освободил.
– И теперь передашь тем, у кого мы его забрали, надо полагать? Уверен, ты явишь этим несчастным людям свои лучшие стороны, командир. Научишь их благородству и травить своих врагов, – сказал Коршун.
– Демагогия, – сказал Ингвар. – Не тебе меня морали учить, животное. Ваш клан – самое жестокое дерьмо на всей Территории. Знаешь, сколько кланов будет отмечать сегодняшний день как собственный праздник? Десятки.
Коршун тихо засмеялся, прикрыв рот ладонью. Горбач приметил, что вторую он по-прежнему держал под мышкой. Прячет там оружие? Но это же слишком очевидный трюк. И что он сделает, если тут десяток вооруженных людей, а за дверью еще отряд? Голову себе прострелит?
– Что здесь скажешь? Я проиграл. Ты победил, оказался умнее. А я расслабился и не вывел вовремя в расход твоих топтунов, – сказал Коршун. – Не знал, что вы так близко, уважаемые бывшие братья. Давайте, дружочки, заканчивать. Я передумал торговаться, желаю быть немедленно умерщвлен за свои злодеяния.
Синклер кашлянул и аккуратно тронул Ингвара за плечо. Тот раздраженно обернулся. К нему, быстро переступая через трупы, подошел Филин и стал шептать на ухо. «Видимо, просит Синклеру дать поговорить с Коршуном», – догадался Горбач.
Коршун в это время с неприязнью рассматривал пятно на рукаве. Попытался стереть пальцем, но не преуспел, только вздохнул расстроенно. Поразительный человек. Он все еще думает о том, как выглядит.
– У них счеты, – сказал Филин. – Дай мужикам поговорить, не убудет.
Ингвар выслушал Филина и кивнул. Синклер вышел из-за его спины и встал перед Коршуном. Тот не выглядел удивленным. Он покивал Синклеру, как старому знакомому.
Даже сделал шаг вперед, словно хотел подойти и пожать руку, но передумал по дороге.
– Слышал твой голос, Синклер, – сказал Коршун. – Ожидал тебя здесь увидеть. Правда, в другом качестве. Но, как говорят у нас в клане, со старым другом не бывает встреч не ко времени.
– Еще говорят. Долг платежом красен.
– Это не только у нас говорят, – ответил Коршун безразлично. – Ну давай, отмороженное, высказывай мне свои обидки и претензии. Я тебя кинул умирать, оболгал, заслуживаю смерти. Правильно? А чего ты ожидал, ты же наивный, как ребенок. Знаешь анекдот про скорпиона и лягушку?
– Знаю, – сказал Синклер.
– Ну вот, если помнишь, в конце скорпион объясняет свои мотивы. Он говорит: чего ты ожидала, глупая лягушка, я же скорпион. Они оба утонули. И я тот скорпион, которому это понравилось. Чего лупишься, кретин деревянный? Срать я на тебя хотел и на твои чувства. Синклер туда, Синклер сюда, Синклер везде поспел. Князь однажды даже предложил назначить тебя моим заместителем. Я так смеялся тогда. Я тебя даже за человека не считаю, ты обрубок человека, охреневший выброс Стазиса, который нужен только затем, чтобы приносить беды, – сказал Коршун.
– Не стыдно. Сдохнуть от руки. Обрубка? – спросил Синклер.
– Совсем немного. Я сумею с этим переживанием справиться, не беспокойся за меня, – сказал Коршун.
– Ты убийца. Давно заслужил сдохнуть, – сказал Синклер. – В тебе человеческого. Меньше, чем во мне.
– Давай уже скорее, – попросил Коршун. – Можно одну просьбу? Не убивай меня сразу, помучай немного. Прострели руку, колено, ну, ты знаешь, не мне тебя учить. Чтобы я умирал медленно, от боли с ума сошел, просил о пощаде. Договорились? Чтобы я не сразу умер. Я так мыслю, это будет достойное наказание, как считаешь? Просто хочу запомнить этот момент. Не хочу, чтобы выстрел, и все.
Синклер достал пистолет и прицелился. Он выглядел сосредоточенным и напряженным. Горбач заметил, как Синклер хмурится. Это выражение лица было знакомо. Так Синклер подозревал, что что-то идет не так. Но не мог понять, что именно.