изоду возбудили дело, у милиции есть его приметы, а он тут строит из себя, понимаете ли, великого мастера. Пусть делает, что ему велят, он за это деньги получает. Девку надо выследить и убрать. И обязательно забрать у нее четвертый экземпляр рукописи. Да-да, милый мой, той самой рукописи, которую ты в прошлый раз не нашел. Плохо, стало быть, искал. А может, нашел? А? И теперь вместе с этой девкой хочешь деньги из меня выкачать? Я пока еще никому об этом не сообщал, но я тебя очень сильно подозреваю. Будешь мне условия диктовать, скажу кому следует, что ты своевольничаешь и ставишь всех под угрозу. Да к тому же и работаешь ты грязно. Так что давай-ка не ерепенься, а исправляй свои ошибки.
Такого поворота Галл не ожидал.
— Это какое-то недоразумение, — спокойно сказал он.
— В общем, так, — чуть сбавил тон собеседник. — Завтра с семи тридцати до восьми ноль-ноль я буду гулять с собакой в сквере возле метро «Красные Ворота». Посмотришь на меня. В пять часов я встречаюсь с ней возле «Елисеевского», потом поведу ее в ресторан. Дальше — твоя забота. Когда все подготовишь, позвони по этому же номеру, договоримся о задатке. Все.
Галла душил гнев. Никому и никогда не позволял он кричать на себя, разговаривать таким хамским тоном. Все рушится, вот и в верхние эшелоны пролезло такое руководящее быдло. Раньше заказчики были уверенные в себе, спокойные, немногословные, не то что этот истерик. Но если отбросить эмоции, то что остается? Упреки в неквалифицированной работе. Их Галл отмел сразу. Он понял, что нарвался на человека, который всю жизнь был начальником. Такие приемчики давления на подчиненных он хорошо знал. Нет, Галл был в себе уверен. Он прекрасно помнил свои расчеты по последнему эпизоду. Он ушел из квартиры в ночь с пятницы на субботу. Филатова должна была выйти на работу в понедельник, но в понедельник ее не стали бы искать, списали бы на прогул, среди научных работников это дело обычное. На квартиру к ней поехали бы в крайнем случае во вторник, к этому времени все запахи уйдут без следа. Он помнил, как оставил форточки открытыми. Любовник тоже вряд ли появился бы, не подходит к телефону — значит, не приехала. Почему же возбудили дело? Должна быть какая-то другая причина, но вины его, Галла, здесь нет. Может, дело в заказчике? Под него копают? Может быть, он на подозрении у милиции, а убитая с ним связана? Да, скорее всего так. Но если так, то зачем он делает второй заказ, да еще меньше чем через месяц? Он что, сумасшедший? Вызвать «заказника» в город, где идет работа по совершенному им убийству, — непозволительно. Более того, новый заказ явно связан с предыдущим, коль речь идет об одной и той же рукописи. В квартире этой рукописи не было, он мог бы поручиться. И карточек, которые ему велели найти, не было тоже. Зато было кое-что другое…
Утром Галл приехал на «Красные Ворота», без труда углядел в сквере мужчину с бультерьером, но вместо того, чтобы уйти, задержался. Он на почтительном расстоянии проследовал с ним до дома, а спустя несколько минут отправился провожать его на работу. И хотя в прошлый раз заказ делал другой человек, Галл не сомневался: истинным заказчиком в обоих случаях был тот самый холеный, хорошо одетый мужчина, который уверенно взбежал по ступенькам и, предъявив служебное удостоверение, вошел в Министерство внутренних дел. Это было неприятно. Но главный удар ждал его впереди.
Поразмыслив, Галл решил воспользоваться связью для экстренных случаев. Он не имел права самостоятельно бросить дело и уехать из Москвы, дисциплина в организации была железная. А то, что браться за этот заказ ни в коем случае нельзя, было для него очевидным.
Экстренная связь была сложной, но срабатывала быстро, и уже через полтора часа Галл разговаривал с человеком, который должен был разрешить ему уехать. Но все получилось совсем не так.
— Заказ должен быть выполнен, — сухо сказали ему. — Ты допустил много промахов, дело следует поправить. Пока не исправишь — из Москвы ни шагу. За некачественную работу надо расплачиваться. И придержи язык. Сумеешь все сделать — ляжешь на дно. Не сумеешь — сам знаешь, что тебя ждет. Это твои проблемы.
Его проблемы… Вот он и попал между двух огней. С одной стороны, заведомо провальный заказ. С другой — система отказала ему в помощи и в защите. Почему? Он стал не нужен? Ерунда, такие, как он, всегда нужны. Таких, как он, слишком мало, чтобы можно было ими разбрасываться. Тогда в чем же дело? Они думают, что он выработался, стал допускать промахи и его теперь ищет ментура. С чего они это взяли? Ведь не может быть, чтобы они пели с голоса этого истеричного заказчика, плясали под его дудку. А если все же… Он работает в МВД, сведения у него точные. Значит, это может быть правдой. Выходит, этот подонок пользуется его, Галла, услугами, а потом поливает его грязью вместо того, чтобы попытаться помочь. Ну и дерьмо!
А они? Почти двадцать лет он у них на службе, ни одного прокола, безупречная репутация. Он свято соблюдал все их условия: не иметь семьи, постоянных женщин, близких друзей. Не поддерживать отношений с родственниками. Работать только там, где они скажут, где начальник — их человек и можно без лишнего шума уезжать в командировки, когда потребуется. И еще много всяких ограничений, которых он ни разу не нарушил. И за все это хорошую же благодарность он получил: чуть что — пошел вон, выкручивайся сам. Ясно, что он их не сдаст легавым, — самому пришлось бы признаваться, а только один эпизод с Филатовой тянет на «вышку», она же работник милиции. Да и доказать он ничего не сможет, против них у него ничего нет, кроме слов.
Ну что ж, подумал Галл, будем исправлять свои ошибки.
От назойливого грохота музыки и тяжелой духоты Настя была близка к обмороку. «Странно, — думала она, — я совсем не чувствую, чтобы за мной кто-нибудь наблюдал. А сколько разговоров всегда о сверлящих взглядах, которые прямо затылком чувствуешь, которые якобы спину тебе жгут. Наверное, я просто неопытная еще, — решила она, — или бесчувственная».
Когда бороться с дурнотой не осталось сил, она взяла сумочку и, извинившись, вышла в туалет. Павлов в первый момент испугался, что она просто-напросто сбежит, потом сообразил, что теперь его это не должно беспокоить. Он передал шантажистку Галлу, а уж от него ей не уйти.
В туалете Настя вынула из сумки ампулу с нашатырным спиртом, резким движением пальцев вскрыла ее и, обильно смочив жидкостью носовой платок, приложила его к вискам и ко лбу. По комнате растекся резкий запах.
Она присела на банкетку и закрыла глаза. Проклятые сосуды! Здоровья нет, а туда же, в сыщики записалась. Сидела бы дома, занималась репетиторством, натаскивала бы великовозрастных оболтусов по математике или иностранным языкам. Денежно и спокойно.
— Все в порядке? — раздался прямо у нее над ухом тихий голос.
Настя открыла глаза и увидела рядом красивую брюнетку в переливающемся платье и роскошных колготках-дольчиках — писк моды!
— У вас все в порядке? — настойчиво повторила брюнетка.
— Голова немного закружилась, — пробормотала Настя.
— Помощь нужна?
— Нет, спасибо. Мне нашатырь хорошо помогает. Отсижусь и пойду.
Брюнетка ласково улыбнулась.
— Если хочешь, могу сделать укол — глюкоза плюс стимулятор. У меня в сумке целая аптека.
— В другой раз.
Настя сделала попытку улыбнуться в ответ, но губы ее не слушались.
— Эй, подруга, — забеспокоилась женщина, — да ты бледная как смерть. Так не пойдет. Давай-ка руку.
Настя покорно протянула ей руку. В голове четко высветилась мысль о том, что, пожелай Галл убрать ее прямо сейчас, лучшего случая не придумаешь. Пузырек воздуха легко перекочует из шприца в вену, оттуда — в сердце, и конец. Ее найдут в женском туалете, рядом валяется шприц с сердечным стимулятором. Простая небрежность, никто не виноват.
Женщина между тем быстро вскрыла пакет с одноразовым шприцем, набрала по очереди из двух ампул. Держа готовый шприц одной рукой, другой перетянула жгут, ловко продезинфицировала место укола. Настя закрыла глаза. Ей было так плохо, что уже не было сил бояться. «Что это со мной сегодня?» — вяло удивилась она. Такой сильный приступ был у нее раньше только один раз, тогда ее «Скорая» увезла прямо с улицы. Прежде чем игла проникла в вену, она успела подумать: «Это не может быть Галл. Ему нужна рукопись, а где я живу, он не знает. Или все-таки знает?» Поршень плавно пошел вниз. Женщина склонилась над Настей, ее лицо было совсем близко.
— Потерпи, миленькая, — прошептала брюнетка, — через пять минут будешь как новенькая.
Она вытащила иглу из вены, аккуратно сложила шприц в надорванный пакет, сунула туда же пустые ампулы и положила все это в Настину сумочку.
— Ты меня слышишь, рыжая? Я все тебе в сумочку положила. Если твой кавалер заметит след от укола, будет чем оправдываться. А то ты что-то подзадержалась в сортире, как бы он не занервничал.
— Спасибо вам.
Настя явственно ощущала прилив сил. Уже, пожалуй, можно встать.
— Мне с вами повезло. Если бы не вы, я бы тут свалилась, — благодарно сказала она.
— Тебе не со мной повезло, а с начальником. Поняла, рыжая? — усмехнулась брюнетка. — Ну, я пошла.
Стоя на улице, Галл увидел через стеклянные двери, как из зала ресторана вышла женщина, которая была с заказчиком, и скрылась в женском туалете. Через две-три минуты туда же зашла эффектная яркая брюнетка, до этого курившая в холле в компании рослого мужика. По мнению Галла, рожа у мужика была откровенно бандитская, поэтому и женщину в переливающемся платье он определил для себя как дешевую ресторанную шлюху.
Брюнетка вышла из туалета первой и, подхватив «бандитскую рожу» под руку, направилась на улицу. Парочка остановилась неподалеку от Галла. Парень вульгарным жестом притиснул к себе женщину.
— Ну что?
— Да ничего. Не тот случай.
— А что же она там так долго делает?
— Сердечный приступ пережидает. Бледная такая — смотреть страшно. Ладно, еще не вечер. Ближе к ночи наша клиентура пойдет косяком. Между прочим, я сама сглупила. Могла бы сразу сообразить, что она не возьмет.