— Почему?
— Тот тип, с которым она пришла, — это полковник Павлов из МВД. Мне его Ариф показывал.
— Ну ты и дура, — разозлился парень. — Какого же черта ты за ней поперлась? Ты хоть что-нибудь соображаешь?
— А что, по-твоему, полковники милиции со шлюхами не путаются? — огрызнулась брюнетка. — Тоже мне, идеал советской морали.
«Значит, его фамилия Павлов. И даже полковник. Учтем, — отметил про себя Галл. — И еще какой-то Ариф. Это тоже учтем. Интересно, что эта девица ей предлагала? Наркотики? Вряд ли, сбытчики стараются иметь дело только с проверенной клиентурой. Скорее всего что-нибудь противозачаточное, презервативы или таблетки».
Телефонный звонок раздался, едва Настя переступила порог квартиры. Звонил Гордеев, сильно встревоженный.
— Как ты, деточка? Оклемалась?
— Более или менее.
Настя взяла аппарат и прошла с ним в кухню, плотно притворив за собой дверь. Она опасалась, что на лестнице возле квартиры могут оказаться любопытные уши.
— Все сработало. Тебя провожали. Трудно пока сказать, кто это — сам или подручный. Но до подъезда он тебя довел. Так что с этим порядок, все идет по плану.
— Слава богу, не зря мучилась.
— Теперь вот что, Анастасия. Одну я тебя на ночь не оставлю. Не хватало еще, чтобы тебя «неотложка» увезла. Возражений не принимаю, но имеешь право выбирать. Кого к тебе прислать?
— Не надо никого, Виктор Алексеевич. Обойдусь.
— Ты плохо слышишь, Анастасия? Я сказал, ты имеешь право выбирать, а не решать. Решаю я. Так кого?
— А эту, из ресторана, нельзя? Она в вену с первого раза попадает.
— Эту нельзя. Ее видели. Может, Захарова?
— Только не Захарова, — поспешно, даже чересчур поспешно, ответила Настя.
— Коротков тебя устроит?
— Устроит. Только жалко его дергать. У него страстный, но ограниченный во времени роман.
Колобок, похоже, рассердился.
— Знаешь что, дорогая, ты эту благотворительность прекрати. У меня романы нашего Тристана в одном пикантном месте уже сидят. Всех денег, как говорят, не заработаешь, всех женщин не перелюбишь. Так что не валяй дурака.
Коротков приехал грустный, его массивная фигура словно уменьшилась в размерах, широкие, обычно развернутые плечи поникли.
— Неужели так серьезно? — сочувственно спросила Настя.
— Очень. Не знаю, что с этим делать. Просто болезнь какая-то.
Для влюбчивого Юры Настя всегда была наперсницей, плакательной жилеткой и спасательным кругом одновременно. Если роман заканчивался неудачно, она буквально за уши вытаскивала Короткова из депрессивной ямы, в которую он каждый раз собирался сваливаться. Настя и сама видела, что случай с Семеновой — особенный. Обычно Юра в разгар очередного увлечения бывал радостно воодушевлен, глаза горели, работа спорилась, у него словно крылья вырастали. А в этот раз он был подавлен и разбит, будто тащил неподъемную ношу. Настя не смогла бы точно определить, какое чувство в ней берет верх — сочувствие или белая зависть. Ей были недоступны любовные переживания ни в виде окрыленности, ни в виде тоски. Нежная привязанность — самое большое, на что она считала себя способной. Может быть, когда-нибудь, думала она, это случится и с ней. Ведь случилось же в юности, но только однажды, больше десяти лет назад. И с тех пор ни разу не повторилось. Наверное, у компьютера на двух ногах не может быть сильных эмоций. Такая, видно, у нее судьба.
— Как себя чувствует сердечный друг Александр Евгеньевич? — поинтересовался Юра.
— Резину тянет. Ни да, ни нет, а гораздо сложнее. Принципиальное согласие дал, но просил еще несколько дней, чтобы собрать деньги.
— Судя по его передвижениям, он и не пытается их собрать. Не по служебному же телефону он решает свои вопросы. Разве что из дома звонит. Но скорее всего просто поручил кому-то. От руководящих замашек так просто не отвыкнешь.
— Хорошо, значит, схема пока работает. Будем ждать, когда Галл явится по мою душу и за рукописью.
— Не боишься?
— Боюсь. Ужасно боюсь. Особенно после сегодняшнего укола. Где вы такую медсестру выкопали?
— Колобок постарался. Он знает про твои хворобы.
— Все-таки трудно играть вслепую. Одни догадки. Просто удивительно, как это мы ухитряемся «в цвет» попадать. Ой, не сглазить бы. — Она торопливо постучала по деревянной табуретке.
— Ася, можно нескромный вопрос?
— Валяй.
— Когда Захаров здесь ночевал…
— Ну?
— У вас было что-нибудь?
— Почему тебя это интересует?
— Колобок сказал, что ты просила на сегодняшнюю ночь кого угодно, только не Захарова.
— Колобок — старый болтун и сплетник. Поставь чайник, пожалуйста.
— Так было или нет? — Юра зажег газ на плите.
— Что ты пристал? Было. И не было.
— То есть?
— Тебе не понять, у тебя сердце очень нежное. А у меня — деревянное. Сколько ни стучи — одни глухие звуки. Да, мы спали вместе. Но это — все.
— Ничего себе! А что еще должно быть?
— Перестань, Коротков. Неужели ты думаешь, что я должна влюбляться в каждого, кто переспит со мной из спортивного интереса?
— Но ведь не только он с тобой переспал, но и ты с ним. Тоже из интереса?
— Тебе это так важно? Сахар мне не клади.
— Важно. Я в себе пытаюсь разобраться. Не сердись, Ася. Поговори со мной об этом, пожалуйста.
— В таком случае давай будем говорить о тебе.
Но поговорить им не удалось. Снова позвонил Гордеев.
— Анастасия, тебя предупредили, что вся квартира нашпигована микрофонами?
— Нет. Зачем?
— Затем, чтобы не нестись, ломая ноги, задерживать каждого, кто порог переступит. Может, тебя сначала проверять будут. Поняла?
— Да.
Настя не торопясь допила чай, поставила чашку на блюдце, громко и отчетливо произнесла:
— Спасибо вам, товарищи, за благородство. Обещаю больше вас не смущать.
— Ты что? — удивился Коротков. — Крыша поехала?
Настя расхохоталась.
— Они нас слушают. Ты представляешь? Тут же Колобку донесли про наши альковные разговоры. А я его старым болтуном и сплетником обозвала! Вообще-то зря он меня предупредил. Теперь за каждым словом придется следить.
— Ерунда. Он прав, так лучше для дела.
— Для какого дела? Если Галл явится меня убивать, он устных комментариев давать не будет. Молча сделает свое дело и уйдет.
— Молчание — тоже сигнал. Не считай всех дураками.
— Я не считаю. — Настя вдруг всхлипнула. — Я боюсь, Юрка, я смертельно боюсь. Господи, если бы ты только знал, как мне страшно.
Ночь они провели без сна, прислушиваясь к звукам на лестнице, вздрагивая каждый раз, когда начинал гудеть лифт. Утром Коротков ушел. В течение дня никто не звонил в квартиру, никто не пытался выяснить у жильцов, где живет Лариса Лебедева. Настя вышла в магазин, купила молока и хлеба и сразу вернулась. Гордеев строго-настрого приказал как можно меньше бывать на улице — кто знает, какой несчастный случай придумает убийца. Квартиру они подстраховали крепко, но обеспечить Настину безопасность на улице у них не хватало возможностей. Когда Настя вернулась из магазина, Гордееву сообщили, что «хвоста» за ней нет.
Никто не появился ни в этот день, ни на следующий. Галл не проявлял интереса к шантажистке. Операция оказалась под угрозой срыва. Похоже было, что «в цвет» они не попали.
Галл был достаточно сообразителен, чтобы понять, что номер телефона, по которому он звонил заказчику, не был ни его домашним, ни служебным. Он зашел в два-три магазина около дома Павлова и убедился, что это совсем другая АТС. На какие цифры начинаются телефоны в Министерстве внутренних дел, он знал и без того.
Галл позвонил, услышал автоответчик, коротко произнес:
— Я буду звонить в 22.15, — и повесил трубку.
Дальнейшее было делом техники — отследить заказчика с места работы до дома и квартиры, где установлен телефон. С этим Галл справился легко. Павлов позвонил в дверь, а не открыл ее своим ключом, и это вселило в убийцу уверенность, что он действует правильно. Ровно в 22.15 он позвонил из ближайшего автомата, сообщил, что все готово, договорился о передаче задатка, дождался, когда Павлов уйдет. Внимательно огляделся вокруг. Дом, куда он собирался зайти, стоял прямо на Садовом кольце, возле Курского вокзала. Шумное место, и в квартире наверняка тоже нет тишины. Что ж, тем лучше.
Галл бесшумно поднялся по лестнице, он терпеть не мог в ответственные моменты пользоваться лифтами: вдруг застрянет, и это нарушит все его планы. Он постоял перед дверью, еще немного подумал, потом решительно нажал кнопку звонка.
— Кто там? — почти сразу же откликнулся голос из-за двери. По-видимому, хозяин еще не ложился.
— Я от полковника Павлова.
— Что вы хотите?
Голос хозяина был с легким кавказским акцентом. «Видно, это и есть Ариф», — подумал Галл.
— Откройте, пожалуйста. Мой голос есть у вас на автоответчике, вы можете проверить. В 22.15 я разговаривал с полковником. Он дал мне ваш адрес и просил обговорить кое-какие детали.
— Подождите.
Шаги хозяина удалились от двери. Через некоторое время щелкнул замок. Молниеносным движением Галл втолкнул Арифа в прихожую и захлопнул дверь. Тот опомниться не успел, как одна рука гостя оказалась у него на горле, другая крепко держала его сзади за волосы.
— Ты — Ариф?
— Да, — выдавил он.
— Знаешь, кто я такой?
— Да.
— Тем лучше. Рассказывай, быстро.
— Что рассказывать? — прохрипел Ариф.
— В какую игру играет твой полковник? Я тебя пока так подержу, но могу и больно сделать. Хочешь, чтобы было больно?
— Отпустите меня, я же задыхаюсь…
— Потерпишь. Ну?
— Я ничего не знаю. Отпустите.
— Слушай меня внимательно, Ариф. Ты знаешь, кто я такой. Поэтому у нас с тобой два варианта. Или ты умрешь прямо сейчас, или я избавлю тебя от полковника, а ты за это поможешь мне исчезнуть. Уедем туда, где война, у тебя там наверняка друзья есть или родственники. Там нас не найдут. Будешь говорить?