— Сахару достаточно? — спросил он, когда Настя отхлебнула кофе.
— В самый раз, спасибо. Подай, пожалуйста, сигареты.
Галл протянул ей пачку и зажигалку, придвинул пепельницу. Он невольно залюбовался ее длинными пальцами с безупречным маникюром, когда она доставала из пачки сигарету.
— А ты что, не куришь? — спросила она, сделав глубокую затяжку.
— Нет. И никогда не курил. А вот ты зачем себя травишь, если у тебя сердце слабое?
— Да ну тебя.
Настя повертела сигарету, прочертила ею в воздухе какой-то замысловатый символ.
— Мое здоровье никому не нужно. Да и сама я никому не нужна. Мужа нет, детей нет. Родители далеко, небось забыли уже про меня. Что меня ждет? Одинокая старость в приюте для престарелых. Веселая перспектива. Лучше уж до такой старости не дожить.
Галл понял, что сейчас она не шутит. В глазах — настоящая боль.
— Ты можешь еще замуж выйти. Умная, красивая, богатая. Чего ж ты на себе крест ставишь?
— Замуж? — Она стряхнула пепел с сигареты. — Вот уж нет. Я привыкла быть одна. Когда надеешься на саму себя, как-то спокойнее. В этой хреновой жизни никому верить нельзя, только себе. Разве не так?
— Пожалуй, — согласился Галл.
— Вот видишь, — удовлетворенно сказала она. — И ты такой же волк-одиночка. Потому что знаешь, что так надежнее.
Галл молчал. После напряжения последних дней ему хотелось расслабиться хотя бы ненадолго. Просто посидеть в теплой кухне, поговорить с этой рыжей Ларисой о чем угодно, поговорить без суеты, доверительно, тепло.
— Это — убийца, — решительно сказал Гордеев. — Какие будут мнения?
— Я считаю, его надо задерживать, пока не стало поздно, — подал голос Доценко.
— А я думаю, пусть еще поговорят, — возразил Коротков. — Обстановка там вполне мирная. Может, узнаем что-нибудь интересное.
— Но она же там один на один с убийцей! — не сдержался Миша. — Как вы можете быть так спокойны?
— А он там один на один с Анастасией. Тебе это ни о чем не говорит? Подождем, — резюмировал полковник.
Они выпили уже по второй чашке кофе. Настя переменила позу и стала растирать затекшую от неподвижного сидения ногу. Уже больше часа они вели спокойную дружелюбную беседу ни о чем, обсуждая достоинства и недостатки разных автомобилей, сортов коньяка, приморских курортов. Настя вглядывалась в лицо своего собеседника и удивлялась его обыкновенности и своеобразной привлекательности. Кто там говорил о пустых и холодных глазах убийц? Чушь все это, думала она. Нормальный мужик, с нормальными глазами, с приятной улыбкой. Спокойный, серьезный, будто на работе. Ну, в общем-то, он и был на работе. Пора, решила она. Будем менять пряник на кнут. Он уже достаточно отдохнул.
— Слушай, Михрютка, от тебя псиной разит. Ты что, не моешься?
Переход от дружелюбия к сарказму был таким резким, что Галл вздрогнул и залился краской.
— Пойди душ прими, — продолжала Настя.
— А ты в это время что будешь делать? В милицию звонить? Или в сумке у меня рыться? Нашла дурака, — зло ответил он.
— Если хочешь, я с тобой пойду. Покараулю тебя, чтобы не утонул. Чего так смотришь? Думаешь, я голых мужчин не видела? Давай, давай, — она стала подниматься с дивана, — пошли в ванную. Самому должно быть противно.
Настя преследовала двойную цель. Во-первых, унизить его и поставить в положение оправдывающегося. И, во-вторых, поговорить о том, о чем в кухне и заикнуться было нельзя, чтобы не насторожить Галла.
Галл неохотно встал и, пропустив хозяйку вперед, пошел в ванную. Разделся до плавок, аккуратно сложил джинсы и рубашку на стиральную машину и остановился в нерешительности.
— Отвернись.
— Еще чего. Чтобы ты меня сзади по затылку стукнул? Умный какой.
— Я же сказал, ты мне живая нужна.
— Мало ли что ты сказал. Ты же мне не веришь, так почему я должна тебе верить?
Она включила воду. «Ну давай же, давай, — мысленно торопила его Настя. — Голый мужик — не боец, он уже не может сохранять достоинство».
— Да лезь ты в ванну, — раздраженно сказала она, — не строй из себя девственника. Занавесочку задернешь — и порядок.
— Зачем она его в ванную потащила? — недовольно спросил Коротков. — Ведь не слышно же ничего.
— Затем и потащила, — загадочно ответил Гордеев, разгадавший маневр Каменской. — После того, как они выйдут из ванной, всем — предельное внимание. Она может попытаться передать какую-нибудь информацию. Судя по всему, он не исключает мысль о том, что мы их слушаем. В его высказываниях нет ничего, что можно было бы ему инкриминировать, он очень осторожен.
Галл с наслаждением подставлял тело под теплые упругие струи воды. Все-таки хорошая она баба, думал он, жалко, что придется ее убить. Двое волков-одиночек. У них могло бы получиться…
— Ну как, Михрютка? — раздался ее голос из-за непрозрачной пластиковой шторки. — Правда, хорошо?
— Правда, — ответил он, не скрывая удовольствия.
— А ты сопротивлялся. — Она негромко засмеялась. — Слушай, а можно я тебя кое о чем спрошу?
Галл насторожился, на всякий случай повернул ручки крана, чтобы усилить шум воды. Но Лариса, видно, крепко усвоила урок, потому что отодвинула шторку и придвинулась к нему почти вплотную.
— А Ирку… тоже ты?
Галл сделал вид, что не понял.
— Какую Ирку?
— Филатову. Она моей подругой была. Ее как раз из-за этой рукописи и убили.
— Впервые слышу.
— А кто же, если не ты?
— Я сказал тебе: впервые слышу. Не знаю никакой Филатовой.
— Не врешь?
— Да почему ты решила, что я должен ее знать?
— Этот экземпляр рукописи мне Ирка дала.
— Ну ты и ловка! Хочешь сорвать с Павлова сорок штук только за то, что скажешь ему об этом? Я бы тебе за эти сведения и рубля не дал.
— Так то ты, а то — Павлов. Он бы и больше дал. А тебе рукопись зачем?
— Хочу с Александром Евгеньевичем по-мужски поговорить. Он мне не нравится. Похоже, это он твою подружку убил.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Все, отойди, разговор окончен.
Настя послушно отошла к двери. Галл выключил воду и потянулся за полотенцем. После душа он чувствовал себя гораздо лучше. Можно было бы, конечно, признаться ей насчет убийства Филатовой. Все равно она не жилец. Завтра в это время ее уже не будет. Зато сейчас она бы стала его по-настоящему бояться и не изводила бы своими ядовитыми насмешками. Но Галл почему-то был уверен, что признаваться нельзя.
— Надень халат, — предложила Настя, видя, что он собирается одеваться. — Рубашку можешь выстирать, хозяйственный ты мой, к утру высохнет.
— Обойдусь, — ответил он сердито. Не хватало еще у нее на глазах стиркой заниматься. Придется вытаскивать все из карманов, и она увидит… Хотя, может, и не сообразит.
Но халат он все-таки надел, очень уж не хотелось натягивать на чистое тело пропотевшую за жаркий день рубаху.
— Пошли в комнату, хватит на кухне торчать, — скомандовал он.
— И сколько еще мы будем так сидеть? — спросила Настя.
— Спать хочешь? Ложись, я разбужу, когда надо.
— Еще что придумаешь? Нашел дурочку — спать, когда в квартире посторонний мужик. А может, ты и не мент вовсе, а обыкновенный ворюга.
— Да не мент я, сколько можно тебе повторять! — взорвался Галл.
— А ты докажи, — невозмутимо потребовала она.
— Как?! Я не знаю, как тебе доказать! Предлагай свой вариант, я на все согласен.
— Допекла она его, — довольным голосом прокомментировал Гордеев. — Посмотрим, как он будет выкручиваться.
— Виктор Алексеевич, вы понимаете, что она делает? — озабоченно спросил Доценко.
— То, что она делает, называется «метод научного тыка», — усмехнулся Коротков. — Она пробует разные варианты, импровизирует на ходу, пытается понять, почему он ее не убивает.
— Черт побери, где Ларцев? — вскипел Колобок. — Ему самое место сейчас здесь. Михаил, начинай обзванивать больницы. Может, случилось что-нибудь с ним.
— Зайдите, попрощайтесь с ней, — шепотом сказал врач, чтобы не разбудить Надюшку.
Ларцев осторожно переложил девочку на скамейку и на негнущихся ногах зашел в палату. Наташа лежала по-девически худенькая, не было большого живота, к которому он уже успел привыкнуть. Как с ней прощаться? Володя никак не мог сообразить, что от него требуется. Поцеловать? Ему еще не приходилось прощаться с близкими в больнице. Он беспомощно взял жену за руку, погладил пальцы. Как же это, думал он, вот же она, она есть, я ее вижу, я до нее дотрагиваюсь, мне кажется, она даже слышит меня. И в то же время ее нет. Она же еще теплая. И в то же время мертвая. Его разум не мог с этим справиться.
Он очнулся на скамейке, рядом со спящей дочерью. Пусть спит, подумал Володя. Еще успеет узнать и наплакаться. Он оперся спиной на прохладную казенную стену, выкрашенную масляной краской, и закрыл глаза. Потом, потом, все потом.
То, что делала наедине с Галлом Настя Каменская, называлось «раскачиванием маятника». Легкое подшучивание, затем спокойная, ни к чему не обязывающая болтовня, затем подшучивание более грубое, более вызывающее, после чего следовал черед задушевной беседы, и так далее по нарастающей. Сейчас ей предстояло завершить период подшучивания оскорбительным хамским выпадом, после чего сразу перейти к чему-нибудь серьезному. Она внутренне собралась.
— Есть один способ доказать, что ты не мент. И мы с тобой убьем сразу двух зайцев, ты убедишься, что моя квартира не прослушивается. Как тебе такой вариант?
— Годится. Излагай.
Настя шагнула к нему, постояла, будто собираясь с мыслями, потом быстрым движением распахнула халат на убийце. Медленно, плотоядно оглядела его поджарое мускулистое тело, чистое, без татуировок. Она выяснила для себя то, что хотела.